Опубликовано Оставить комментарий

Sam Öhman. Lopetin valheessa elämisen.

En ollut ainakaan onnellinen. Hetki, jolloin tajusin, että olin hukuttanut kaikki omat unelmani, oli käänteentekevä.
Toisten ihmisten mielestä minulla oli varmasti kaikki hyvin: oli oma firma, perhe ja asuntolaina. Mahtavat kulissit olivat pystyssä, mutta minulla ei ollut mielenkiintoa suunnitella elämääni eteenpäin.
Valehtelin itselleni ja valehtelin samalla muille. Yksinäisinä pimeinä hetkinä tunsin olevani umpikujassa, jossa ainoalta vaihtoehdolta näytti, että vetäisin itseni kiikkuun.
Ainoa kiinnekohtani ja ilonaiheeni olivat lapset.
Opetin pojalleni, että on aivan sama, mitä hän ryhtyy tekemään isona, kunhan hän vain on onnellinen.
Mutta elinkö itse niin kuin opetin? En.
Millaisen kuvan lapsi silloin saa vanhemmastaan? Valheellisen.
Lopetin valheessa elämisen. Samalla menetin paljon, mutta sain tilalle oman itseni.
Tanssin lapsena monta vuotta balettia Suomen Kansallisoopperassa. Olin kai lahjakaskin, mutta venäläinen opettajani oli kohtuuttoman ankara. Ellei jalka pysynyt määrätyssä asennossa, jalan alle laitettiin naula. Jos ei osannut hypätä oikein, niin hän potkaisi jalat alta kesken hypyn.
Hyvää palautetta ei tullut koskaan. Oppilas ei ikinä ollut oikeanlainen, vaan aina sai tuntea olevansa ylipainoinen. Sellainen ei voi tehdä hyvää 10–14-vuotiaalle keskenkasvuiselle. Uskon, että rankka harrastus on vaikuttanut kielteisesti minä­kuvaani.
Koska aikaavieviä treenejä oli monta kertaa viikossa, elin lapsuudenperheessäni omissa kuvioissani. Olin esimerkiksi matikanläksyissäni 80 sivua jäljessä muita ja pelkäsin tunneille menoa, mutta en kertonut sitä kotona.
Olin 12-vuotias, kun eräs kaverini innosti minut mukaan purjehtimaan. Paikalla ei ollut vanhempia tai muita auktoriteetteja, vaan saimme opetella alkeet suunnilleen kirjoista katsomalla. Se tuntui helpottavalta. Jätin baletin.
Olen kilpailuhenkinen. Aloitin kisaamisen heti, ja se tuntui hyvältä. Kun entinen kilpapurjehtija Rainer Packalen lahjoitti seuralle laserveneen, seuran paras sai sen käyttöönsä. Purjehdin veneellä kolme vuotta ja pääsin mukaan olympiaryhmän valmennusleirille.
Otin ison kehitysloikan. Vuosituhannen vaihteessa sain managerin ja sponsoreita ja purjehdin neljä vuotta Team San Sebastianissa kipparina. Voitimme kahdesti SM-kultaa.
”Lopulta en pystynyt tekemään enää töitä, enkä uskaltanut avata laskuja.”
Menin naimisiin jo 24-vuotiaana. Meille syntyi pian lapsi.
Yritin yhdistää perheenisän ja purjehtijan roolit ja tuoda perheeseen leipää. Yhtälö tuntui hankalalta. En ole tyyppi, joka haaveilee omasta kesämökistä ja tykkää grillailla takapihalla. Maallinen mammona ei ole minulle tärkeää. Kun äiti lapsuudessani sanoi, että tarvitsisin uudet kengät, ehdotin, että mennään katsomaan, löytyisikö kellarista jotain sopivaa.
Työskentelin purjeompelijana ja perustin oman yrityksen.
Väliin mahtui viiden vuorokauden seikkailukilpailu, Archipelago Raid, joka on superraskas extremekisa 18-jalkaisella eli viisi ja puolimetrisellä katamaraanilla.
Vuonna 2009 osallistuin kaverini Jouni Romppasen kanssa Atlantin ylitys -kilpailuun. Sen startti oli Ranskassa ja reitti kulki Meksikoon.
Kisamme alkoi hienosti ja purjehdimme hyvin. Ihmiset ihmettelivät, miten ”meren viimeisimmästä kolkasta” saattoi tulla niin hyviä purjehtijoita.
600 mailia ennen Karibian saaria vallitsi mainio, oikea samppanjapurjehdussää. Teimme säännöllisesti veneessämme rutiinitarkastuksia.
Tuona kauniina päivänä kaverini tuli kierrokselta ja totesi, että purjehduksemme päättyy tähän: veneen kölilaatikko oli haljennut.
Meidän oli varauduttava siihen, että vene kaatuu. Siirryimme kannelle asumaan. Pyysimme apua, ja monien vaiheiden jälkeen rahtilaiva pudotti meille lisää dieseliä, niin että pääsimme läheisimmälle saarelle, St. Barthille.
Pettymykseni on valtava. Projekti, johon olimme valmistautuneet kaksi vuotta, meni hukkaan.
Purjehduksen aikana jouduimme viettämään paljon aikaa yksiksemme. Yön pimeinä hetkinä oli aikaa mietiskellä maailman menoa ja itseään siinä mukana.
Siellä, keskellä valtamerta, uskalsin tunnustaa, että olen täydellisen onneton.
Meille oli syntynyt toinen lapsi. Seuraavat vuodet elin masennuksen vallassa tiedostamattani sitä.
Yritykselläni meni kehnosti. Rästissä oli sekä laskuja että veroja. Uskottelin, että kohta yritykseni pääsee pahimmasta suosta. Lopulta en pystynyt tekemään enää töitä, enkä uskaltanut avata laskuja.
Verottaja näki tilanteen minua paremmin ja neuvoi, että laittaisin firman nurin.
Se oli hyvä päätös. Sain heti muualta töitä purjeneulojana.
Tapasin nykyisen kihlattuni maailmanmestaruuskisoissa, joissa olimme saman miehistön jäseninä voittamassa kultaa.
En ollut koskaan avautunut sisimmistä tunteistani, mutta hänen kanssaan tunsin oloni turvalliseksi. Aloimme yllätyksekseni heti puhua paljon. Kerroin hänelle enemmän kuin kenellekään aikaisemmin elämäni aikana. Olimme samalla aaltopituudella – sopiva termi purjehtijalle.
Kun puhuin asiat ääneen, ne muuttuivat todeksi. Samalla alkoi lainehtia maailman suurin rakkaus.
Kerroin vaimolleni, että aion erota. Kaksi pientä lasta ja sosiaalisesti sidottu ympäristö eivät tehneet asiaa helpoksi. Odotin, että saisin tukea ystäviltäni, mutta avopuolisoni lisäksi vain yksi ystävä jaksoi kuunnella ja ymmärtää minua. Kaikki muut hylkäsivät minut, myös perheeni.
”Ota lusikka kauniiseen käteen! Ota pää pois perseestä!” minulle sanottiin.
Avioero ja konkurssi olivat yhdessä aikamoinen paketti. Avopuolisoni näki, että tarvitsin apua. Sen hakeminen tuntui vieraalta, sillä olen aina pärjännyt omillani.
Menin kuitenkin terveyskeskukseen. Minulla todettiin keskivaikea masennustila. Sain siihen lääkityksen.
Muutimme avopuolisoni kanssa vuodeksi Palmalle Olympia-purjehduskampanjan takia. Turvauduin psykoterapiaan Skype-puheluiden avulla, mutta minusta tuntui, etteivät ne johtaneet mihinkään.
Avioero voi olla helvetti. Oma eroni tuntui kaksinkertaiselta helvetiltä. Lapset vedettiin erotaisteluun mukaan, ja luottamus rikkoontui kuin lasipallo.
Sovitusta tapaamisoikeudesta on käyty vääntöä. Lapsia en ole nähnyt kahteen vuoteen.
Minusta tuntuu kuin olisin repäissyt itseni irti jostain kultista tai lahkosta, ja irtioton jälkeen olemassaoloni kielletään.
On lapsille kuitenkin parempi, että on olemassa vain yksi totuus, vaikka se minusta tuntuisikin väärältä.
Olisinpa tiennyt masennukseni aikaan, että on olemassa Mielenterveysseuran kriisipuhelin! Olisin kipeästi tarvinnut ulkopuolista kuuntelijaa.
Moni soittaa apua vasta, kun seisoo sillankaiteella. Siinä kohtaa ei osaa suunnitella mitään, haluaisi vain pois. En usko, että kukaan haluaa oikeasti kuolla – sitä haluaa vain ulos ahdistavasta tilanteesta.
Minua auttoivat rakastettuni ja entistä aktiivisempi liikunnan harrastaminen.” n

KUKA? Sam Öhman

Ammatti purjeompelija
Asuinpaikka Kauniainen
Ikä 39 vuotta
Perhe kihlattu, kaksi lasta
Harrastus juoksu, purjehdus – kaikki liikunta
TEKSTI ULLA-MAIJA PAAVILAINEN KUVAT ARI OJALA

Juoksu mielenterveystyölle

Sam Öhman juoksee heinäkuussa Englannissa James Cracknellin perustaman 100 kilometrin ultrajuoksun nimeltä Race to The Stones. Sam omistaa juoksunsa mielenterveystyölle.
”Liikunta voi auttaa valtavasti kuntoutumisessa.”
Sam koki liikunnan tervehdyttävän voiman erityisesti ongelmiensa keskellä.
”Kun oli oikein vaikeaa, minulla oli tapana lähteä vihalenkille. Välillä juoksin pari lenkkiä illassa. Sata kilometriä ei ole mitään masennukseen verrattuna.”
Race to The Stonesin Sam arvelee juoksevansa 16 tunnissa.
”Hillitsen kilpailuviettiäni. Treenaan juoksemalla viisi kuusi kertaa viikossa 8-17 kilometrin pituisia lenkkejä.”
Samin projektia voi seurata ja osallistua keräykseen osoitteessa www.satasensuora.com.
https://www.mielenterveysseura.fi

Опубликовано Оставить комментарий

Бьюдженталь. Когда новый человек приходит в терапевтическую группу…

Картинки по запросу Бьюдженталь. Наука быть живым.Когда новый человек приходит в терапевтическую группу, ему нередко кажется, что другие люди в группе значительно более больны или больше пострадали, чем он, и вероятно, терапевт ошибся, поместив его вместе с ними. Именно эту реакцию и продемонстрировала Дженнифер. На самом деле она среагировала на то, как члены группы говорили о своих субъективных переживаниях. В повседневной жизни мы выражаем свои внутренние эмоции и импульсы публично только в состоянии большого стресса или нервного срыва. Поэтому Дженнифер приняла открытость членов группы за доказательство их серьезного психологического расстройства. Этот вопрос выяснился на третьем групповом сеансе, который посетила Дженнифер (она вернулась в группу после того, как ее опасения развеялись).
Дж.Бьюндженталь. Наука быть живым. – М.: Класс, 1998. С. 106.

Опубликовано Оставить комментарий

Елена Леонтьева. Диалоги о депрессии. Part I. (в соавторстве с Денисом Автономовым)

Картинки по запросу Елена Леонтьева. Диалоги о депрессии. Part I. (в соавторстве с Денисом Автономовым)Ноябрь с декабрем просят говорить о депрессии. Клиенты ноют, кукожатся, тоскуют и жалуются. Недавно один клиент, симпатичный мужчина 45 лет от роду «понял», что у него депрессия с 7 лет. Это не шутка. Я тоже пару месяцев не в форме. Лень, усталость, нежелание праздновать день рождения, мотивация на нуле, работа нравится, но радость от отмененных клиентов сложно не заметить. Секс и еда – хорошо, но еда еще туда-сюда – раза три в день, а  секс – событие, далеко на нем не уедешь. Позвонила подруге-психиатру, может таблеток попить? Она не одобрила. Говорит: нет, мы должны без таблеток, если не мы, то кто? Я подумала: ладно, не сейчас. А в  разговорах с коллегами тем временем все больше упора на достоинства и недостатки разных антидепрессантах. О, дивный новый мир!
Депрессия – топ-тема, ВОЗ глаголет через пару лет каждый пятый на планете будет болен, чума на пороге цивилизаций. Толпы зомби в ангедонии, тоске и мраке. Поговорим сегодня о депрессии с Денисом Автономовым, коллегой и специалистом в теме зависимостей.
Е.Л. – Раньше меня депрессия волновала как узкий феномен, я много работала с депрессиями после психозов, а вот сейчас сгущаться стала другая тема – депрессии у обычных людей, возрастные депрессии, так называемые «улыбающиеся» депрессии. Мне интересно свериться с тобой в понимании развития депрессивного дискурса. Я понимаю ситуацию так: фармакотерапия и клинические исследования не стоят на месте. То во всем виноват дефицит серотонина, то нарушение регуляции глутамата, то еще чего-то. На данный момент понятно, что постоянный и длительный прием антидепрессантов помогает лучше плацебо. Многие люди готовы продолжать принимать антидепрессанты в течении продолжительного времени из-за страха перед возвращением симптомов депрессии и терпят многочисленные побочные эффекты последних: набор массы тела или угнетение сексуальной функции. Получается: «пейте антидепрессанты и обрящете и будет у вас все   хорошо». Почти. Только не пытайтесь отказаться от антидепрессантов, если они вам подошли и помогают – наказание в виде синдрома отмены (через неделю) и возможного рецидива депрессии (через месяц другой) настигнет вас. Химическая цивилизация –  реальность более актуальная, чем отмена государств, искусственный интеллект и велфер для всех. Она уже здесь, осталось выбрать свою потребительскую категорию. Однако, не все хотят и верят! Многих останавливает страх перед зависимостью, конечно.
Д.А. – Елена, ты много аспектов затронула. Мне понравилось про клиента, который в 45 «понял», что у него депрессия с 7 лет. Вот например великий Вольтер писал “Я родился усталым”. Если бы он жил в наше время, то сказал бы “Я родился в депрессии”. Взять, например, само понятие «депрессивного дискурса». Насколько я знаю, этот термин придумал гениальный философ и лингвист Вадим Руднев, он совершенно верно , на мой взгляд, указывал на то, что у каждого времени свои виды безумия [3]. Позволю себе  пересказать суть его идеи: во времена Фрейда главной была истерия и обсессивный невроз. Они были функцией от запретов викторианской эпохи, прежде всего на сексуальность. После конца Первой мировой войны начинается всплеск депрессий. Депрессия — это потеря. Изначально, психодинамически, это всегда потеря матери: когда мать уходит, ребенок думает, что она не вернется. После Первой мировой  войны был навсегда потерян образ идеальной, маленькой, уютной Европы; миллионы лишились своих близких, а кое-кто и самого себя: появилась даже такая литература – т.н. «потерянного поколения». Начиная с Кафки, главной болезнью стала шизофрения. ХХ век развивался под знаком шизофрении, и где-то в постмодернистскую эпоху она закончилась.
Болезнь, симптом – не есть нечто данное, статичное и неизменное. Болезнь вплетена в культуру, исторична и изменчива вместе с трансформацией общественных устоев и социальных институтов. Вот например диагноз «невроз» благополучно исчез из МКБ-10 и DSM-IV. Истерия, будучи одной из самых древних и исторически первых из описанных психических расстройств была фактически уничтожена в угоду феминистскому дискурсу и т.д. Этот самый феминистический дискурс провозгласил, что истерия — это не больше не меньше, чем: «…скомпрометировавшей себя, однобоко-ограничивающей, архаичной, сексистской, основывающейся на свойственному 19 веку чисто мужском взгляде на личность женщины» [4]. Но с депрессией ситуация иная — ее позиция только укрепилась. С каждым годом количество людей получивших диагноз депрессивного эпизода или биполярного расстройства растет на десятки процентов.
Акции депрессии уверенно идут вверх!
Е.Л. – Шизофрения тоже скоро исчезнет скорее всего. Лет 10 ей осталось. По той же причине, стигматизирует и мешает жить, слишком дорого для государства. Хорошо, если продолжить тему современности и своевременности болезни, и депрессия – болезнь настоящего времени, то функцию какого запрета  она обслуживает? У  меня есть только одна версия: это запрет на телесную агрессию,  агрессию в широком смысле слова. Запрет на агрессию, он же во-многом запрет на жизнь. У индивидуальной телесной агрессии мало выхода,  зато много сдерживания, страха, пассивной агрессии, психосоматики. Спорта на компенсацию точно не хватает. Институт семьи контейнирует много агрессии, но справляется плохо. С одной стороны, агрессия — аспект внешней реальности и он транслируется через СМИ (мир – место бесчисленных опасностей), с другой стороны агрессия идет изнутри, самый главный убийца скрыт во внутреннем царстве собственной психики – он может убить алкоголизмом, онкологией, депрессией, трудоголизмом, аутоимунным расстройством и т.д. Мы стали ужасно опасны сами для себя. Агрессия из телесной стала психологической – драться на войне и убивать дико, а унижать, эксплуатировать, обесценивать, манипулировать — нормально. Себя в том числе.
 В результате тело накапливает огромное количество психической агрессии и обращает ее на себя – депрессивный субъект «хотел бы убить другого, но вынужден убивать себя». Такой тип депрессии довольно легко почувствовать любому чувствительному человеку, который общается с депрессивным человеком. Наряду с жалостью и сочувствием неизбежно возникает переживание злости, сильной ярости, рождаются очень агрессивные фантазии, образы смерти, неживого и т.д. Какое-то нарушение оборота агрессии в глобальном смысле. Народу много, войны мало. Что ты об этом думаешь?
Д.А. — Ну про связь агрессии и депрессии сказано многое. Одним из первых кто догадался об этом,  был Зигмунд Фрейд в работе «Печаль и меланхолия» — 100 лет которой мы отмечали в этом году. Соратник Фрейда — доктор Карл Абрахам развивал эту тему и связал возникновение депрессии с ситуацией потери объекта и с подавлением агрессивных импульсов. Основатель гештальт-терапии, врач и психоаналитик по первому образованию, Фриц Перлз полагал, что единственно важный вопрос, который следует задавать человеку после неудачной суицидальной попытки так это такой: “А кого на самом деле ты хотел убить?” Понятное дело сейчас никто таких вопросов не задает — это конечно сильно.
В дальнейшем под влиянием идей психоанализа была даже сформулирована специальная «фрустрационной теория агрессии». Согласно этой теории разочарование приводит к вспышке агрессии, которая посредством механизма смещения направляется не на тот объект, который это разочарование вызвал, а на тот который попался под руку, и реализация агрессивных импульсов не несет угрозы мести или ответной агрессивной атаки. По иронии судьбы таким объектом может стать сам тот человек, который испытывает разочарование. Человек нападает на себя самого — результатом такой атаки может быть депрессия и потребность в наказании.
Химическая цивилизация, о которой ты говоришь, предлагает другие варианты решения этой проблемы, хотя я подозреваю, что в пределе благодаря фармакологическим компаниям мы получим “Футурологический конгресс” Станислава Лема [1]. Как там говорится “Если нельзя изменить реальность, нужно хоть заслонить ее чем-то” [1].
Можно даже сказать больше — современный постмодернистский субъект уже не страдает от «недовольства культурой», как это понимал З. Фрейд, взамен этого он отныне исповедует «культуру недовольства» — это и есть ангедония — центральный симптом депрессии.
 Вот, например, Марк Фишер – публицист и левый мыслитель ввел в оборот два новых понятия – “депрессивной гедония” и «капиталистический реализм» [2].             Капиталистический реализм – это отсутствие всякой идеологии в сочетании с недопущением какой-либо альтернативы существующему порядку вещей. Но именно это на деле и превращает его в своеобразную форму идеологии – идеологию пассивного принятия существующего status quo, идеологию тотального конформизма с существующей действительностью. А принцип «работы ради потребления» становится, таким образом, основополагающим принципом жизни индивида в неолиберальном обществе, в котором господствует «деидеологизированная идеология».
 “Депрессивная гедония” по Фишеру – это неспособностью выполнять что-либо кроме поиска удовольствий. Появляется чувство, что «чего-то не хватает», но нет понимания того, что к этому таинственному недостающему наслаждению можно прийти, только если выйти по ту сторону принципа удовольствия.
Кстати, в 2017 году Марк Фишер покончил с собой по причине депрессии, ему было немного за сорок.
Е.Л. –  Итак, все недовольны и убивают себя, судя по сообщениям ВОЗ,  в массовом порядке. При этом это основной запрос мужчин после 35 лет: что делать, если ты с трудом выдерживаешь  нелюбимую работу ради денег и круговорота потребления, а отношения с женщинами неудовлетворительные и поверхностные, в том числе и от непонимание, зачем терпеть хоть какое-то неудовольствие в отношениях? Это, кстати, женщин тоже касается. Зачем страдать, ради чего? Все это абьюз и газлайтинг. Похоже на большой психологический тупик. Есть ощущение, что у людей появились лишние годы жизни, которые не понятно чем заполнить, кроме потребления удовольствий, но тревога никуда не уходит… Другая сторона этого процесса — депрессивные реакции у людей, у которых на первый взгляд «все хорошо». Начинаешь разбираться, а у них «невроз счастья», я это называю.
 Продолжение следует
_________________________________________________________________
[1]  Лем, Станислав. Футурологический конгресс [Текст]: повесть / С. Лем ; пер. К.Душенко. — СанктПетербург : Амфора, 2000. — 270 с. — (Новый век). — ISBN 5-8301-0119-Х : 56.96 р.Лем, Станислав. Футурологический конгресс [Текст]: повесть / С. Лем ; пер. К.Душенко. — СанктПетербург : Амфора, 2000. — 270 с. — (Новый век). — ISBN 5-8301-0119-Х : 56.96 р.
[2] Марк Фишер «Капиталистический реализм: Альтернативы нет?» Ультра Культура 2.0. 2010
[3] Интервью с Вадимом Рудневым http://www.chaskor.ru/article/vadim_rudnev_ya_ne_veryu_v_hhi_vek_5408
[4] Мотов В.В. Фундаментальные вопросы американской судебной психиатрии и психиатрии и права. – М: ФОЛИУМ, 2008. – 252 с.