Депрессия в иммиграции: причины, симптомы, помощь. Психическая кривая иммиграции.
По данным на 2017 год, Россия занимает третье место в мире по числу эмигрантов: их насчитывается 10,6 млн человек. Это 7% населения страны и 4% от общего числа тех, кто по собственной воле или в силу обстоятельств покинул родные края в поисках лучшей жизни. Большинство из них постоянно пребывает в состоянии когнитивного диссонанса. Многим требуется психологическая и психиатрическая помощь.
От автора:
«Мы с семьей переехали пять лет назад, и уже через год мне поставили диагноз „биполярное расстройство“. Пытаясь разобраться в причинах, я прочла уйму книг и научных исследований и нашла много подтверждений тому, что эмигранты, действительно, чаще сталкиваются с подобными сложностями. Теория подтвердилась практикой: участники русскоязычной группы поддержки людей с психическими расстройствами, которую мы организовали, также называли главной причиной своих заболеваний переезд».
На что жалуетесь?
Переезд в новую страну влечет за собой изменения во всех сферах жизни, поэтому эмигранты чаще имеют проблемы со здоровьем, страдают психическими расстройствами, тревожны и пессимистичны.
В 2002 году доктор Жосеба Ахотеги из Университета Барселоны описал клиническое состояние мигрантов с хроническим или множественным стрессом как «синдром Улисса (Одиссея)». К его проявлениям относятся:
1) депрессия — грусть, плаксивость, чувство вины и мысли о смерти;
2) тревога — напряжение и нервозность, чрезмерное беспокойство, раздражительность и бессонница;
3) физические недомогания — головная боль, усталость, проблемы с опорно-двигательным аппаратом, неприятные ощущения в груди и животе;
4) когнитивные проблемы — дефицит памяти и внимания, дезориентация во времени и пространстве.
Исследования подтверждают: эмигранты подвергаются воздействию многочисленных хронических стрессоров. Языковые и культурные изменения, изоляция, одиночество, ощущение «непринадлежности», понижение социального статуса (отсутствие документов и возможностей для работы, плохие жилищные условия), неудачи в новой стране — всё это угнетает адаптационные способности человека.
Я эмигрировала несколько раз: в 5, в 18, в 21 и в 26 лет. Мы с моим психотерапевтом считаем, что частые переезды в раннем возрасте, скорее всего, стали причиной моего пограничного расстройства личности.
Когда родители увезли меня из России, я оказалась в полной изоляции. Я была общительным ребенком, а здесь в течение двух-трех лет разговаривала только с мамой и папой.
А затем пошла в школу и попала в незнакомую языковую среду и в новую культурную обстановку. Я долго находилась в изоляции и все свои суждения сверяла с точкой зрения родителей, из-за чего стала очень зависима от их мнения.
Я быстро начала подстраиваться под окружающих. Долгое время собственная личность у меня фактически отсутствовала — была только та, что зеркалила других людей. Так работал механизм выживания.
Если бы я не адаптировалась, то стала бы изгоем, а этого я очень боялась. С каждым новым переездом мое положение усугублялось. В последний раз я опять оказалась в изоляции: оставила всех друзей в Великобритании и перебралась в Испанию, где на тот момент знала только моего будущего супруга и его коллег. Из-за этого я снова впала в знакомые паттерны. Пыталась связаться хоть с кем-то — но не получала той близости, в которой нуждалась. Моя психика расшатывалась всё больше.
Дело осложняется еще и тем, что, находясь в изоляции в незнакомой среде, я не могу найти специалистов, которые разбираются в моей проблеме. Очень немногие психотерапевты имеют опыт работы с теми, кто рос в настолько мультикультурных и мультиязыковых условиях.Анна, шеф-повар, 35 лет
Миграционный процесс требует постоянной адаптации к новой среде и потому считается одним из основных хронических стрессоров. Он может вызывать психологические или соматические проблемы и привести к развитию разного рода патологий, включая посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), клиническую депрессию, психоз и суицидальный синдром (в том числе с трагическим исходом).
ПТСР диагностируется у 47% эмигрантов. В группу риска попадают люди, которые имеют травматичный опыт, связанный с переездом в другую страну: расовая дискриминация, жестокое обращение сотрудников правоохранительных органов, принудительное выселение, разлучение с семьей, задержание, депортация. Но нередко это расстройство возникает и у тех, для кого переезд прошел вполне благополучно.
Эмигранты подвержены повышенному риску развития шизофрении и других неаффективных психотических расстройств (НПР). Шведские исследователи выяснили, что у беженцев такие заболевания диагностируются на 66% чаще, чем у обычных мигрантов из тех же регионов, а у представителей коренного населения Швеции они встречаются почти втрое реже.
Один из главных факторов, отрицательно влияющих на психическое здоровье, — опыт дискриминации. Мигранты, проживающие в районах с низкой этнической плотностью, подвергаются повышенному риску развития психоза. Чаще всего это происходит в наименее благополучных и наиболее дискриминируемых группах.
Переезд в другую страну нередко провоцирует расстройства пищевого поведения. Склонность мигрантов к потере веса, возможно, обусловлена тем, что они пребывают в состоянии стресса, который, как было установлено, возникает из-за беспокойства по поводу своего внешнего вида. Уровень адаптации в принимающей стране положительно связан с пищевыми расстройствами или рисками появления других синдромов. То есть те эмигранты (в частности, женщины), которые лучше освоились, наиболее подвержены таким заболеваниям. И наоборот, у приезжих, не стремящихся к глубокой интеграции, РПП диагностируются реже.
Доктор Хелен Фаган, эмигрировавшая в Англию в 12 лет, страдает посттравматическим стрессовым расстройством и депрессией. Она считает, что мигранты и беженцы подвержены ПТСР в той же мере, что и военные. А те, кто покинули родную страну в подростковом возрасте, живут в состоянии когнитивного диссонанса и испытывают проблемы с самоидентификацией.
История болезни
Автор теории когнитивного диссонанса Леон Фестингер полагал, что это состояние возникает в случае конфликта устоявшихся убеждений или ценностей — например, при логических противоречиях, различиях культур, когда индивидуальное мнение не совпадает с общим или есть несоответствие между накопленным опытом и ситуацией, в которой человек оказался.
Диссонанс, как мне кажется, возникает не у всех, а только у тех, кто не может жить поверхностно. Внешне как раз всё круто: другая страна, новые люди, много интересного. Этого хватает на первые три-шесть месяцев. Дальше нужна глубина, понимание, развитие — а их нет.
Много времени и усилий уходит на тривиальные вещи, к которым ты не привык: как куда проехать, как правильно сказать, как оплатить счет, как заполнить декларацию, как включить бойлер, где поесть, куда пойти. Голова постоянно напряжена от неродного языка. Ты всё время находишься в режиме alert.
При этом нет близости с людьми. Да, ты знакомишься, общаешься, выходишь тусить, у тебя много новых приятелей — но нет эмоциональной отдачи от коммуникации. Вот тогда, на фоне уже накопившегося напряжения, и случается диссонанс. Возможно, подобное характерно исключительно для Лондона, где считается моветоном входить в личное пространство человека, так поступают только невоспитанные люди. Но мне как раз этого «личного» и не хватало больше всего.
Проходили недели, когда не было эмоциональных всплесков, ни положительных, ни отрицательных. Всё ровненько. Даже думала: вот было бы здорово, если бы какая-нибудь кассирша наорала на меня. Может, кто-то это «ровненько» и ищет, но меня оно сводило с ума.
Был период, когда у меня опустились руки, не осталось сил. Я сидела дома, смотрела сериалы и ела мороженое. На работу ходила как на каторгу, превозмогая себя. Вообще всё давалось с трудом. Безвылазно сидя дома, я сбегала от реальности, выключалась. Тогда и поняла, что что-то не так.
За помощью к психологу я обратилась, скорее, из любопытства, чтобы проверить на вшивость британскую систему страхования. Я настаивала, что хочу работать только со специалистом, говорящим на моем родном языке. В итоге получила терапевта русского происхождения, но мои надежды на пресловутое «понимание» не оправдались. Она поставила мне диагноз «депрессия» и очень удивилась, когда я отказалась от медикаментозного лечения.Анна, директор по маркетингу, 34 года
Важное условие возникновения когнитивного диссонанса — изменения в образе жизни и статусе. Они вынуждают людей корректировать (а иногда и реконструировать) существующую систему взглядов и установок и интериоризировать их.
Фестингер считал, что человек стремится избавиться от когнитивного диссонанса, причиняющего ему психологический дискомфорт, активно избегает ситуаций и информации, которые могут усугубить его состояние. Иногда оно переходит в хроническую форму и становится фактором иррационального и дезадаптивного поведения.
Скажите А!
Проблема в том, что мне не хочется ни с кем общаться. Вместо этого я переписываюсь в WhatsApp со своим возлюбленным в Москве и подругами. Конечно, нужно учить языки. Мне кажется, что когда я их постигну, то стану абсолютно независимой от всего: от любви, от мужчин, от страхов. Пока же я не могу преодолеть языковой барьер — стесняюсь разговаривать с другими родителями в школе. А мой ребенок боится общаться с детьми.
Маша, журналист, 38 лет
Когнитивный диссонанс может быть обусловлен различными представлениями о действительности в тех или иных языках и культурах, потому что одно из условий успешного речевого взаимодействия — схожий бэкграунд собеседников.
Научное исследование показало, что чем лучше человек владеет языком принимающей страны, тем выше риск возникновения у него ПТСР. Срабатывает эффект неоправдавшихся ожиданий: эмигрант уверен, что в новой обстановке ему удастся справиться со всеми трудностями и адаптироваться быстрее, чем тому, кто плохо говорит на иностранном языке или не владеет им вообще. В последнем случае человек пытается нейтрализовать диссонанс и добиться консонанса — соответствия. Через изучение языка, понимание традиций он находит причину своего состояния — и пути выхода из него.
Самым сложным было вынужденное молчание. Я общительный человек, а тут не могла ни с кем поговорить — ни с кассиром, ни с парикмахером. Я шла откуда-то домой и не понимала, как так вообще?
Отсутствие друзей пережить было труднее всего: не с кем сходить на ужин, поиграть в карты. Тогда мы очень много общались с большой семьей моего мужа.
Полный диссонанс вызывала еда, а точнее ее количество. «Заходи, мы кофе пьем — извини, только два куска пирога. Тебе не хватит». Действительно, количество жаркого рассчитано на число едоков. Продолжаю от этого ***** [фигеть].
После рождения второго ребенка меня накрыли панические атаки и тревожное расстройство. Три с лишним года я занималась психоанализом со специалистом. Мы пришли к выводу, что одна из главных причин моего состояния — переживания из-за того, что, преодолев многочисленные сложности эмиграции, я так ничего и не достигла и всё было зря.Юлия, геолог, 41 год
Причины недомогания
Адаптация — это один из этапов аккультурации, включающей в себя качественные изменения в разных сферах жизни мигрантов. Язык, культура, ценности, общение, гендерные роли, обычаи и социальные отношения, искусство — от того, насколько велико стремление человека интегрироваться в новое общество, во многом будет зависеть его психологическое состояние.
Профессор Джон Берри полагает, что серьезные различия между исходной и новой культурой и необходимость переучивания могут вызывать продолжительный внутренний конфликт и затруднять адаптацию. Он выделяет несколько механизмов аккультурации.
1. Интеграция: человек сохраняет свою культуру и вбирает черты новой.
Всегда легче интегрироваться в мультикультурные общества, характеризующиеся низким уровнем расизма, этноцентризма и дискриминации. Хотя доказано, что даже те эмигранты, которые уже долго находятся в стране и адаптировались к новому образу жизни, продолжают идентифицировать себя со своей родной культурой.
В 15 лет я уехала учиться в Москву, меня туда отправили родители. Это был другой мир, которому я совсем не соответствовала. Тогда же у меня появились первые симптомы: сдавленность в груди, ком в горле, шум в ушах, постоянное сердцебиение. Я ходила к врачам, но диагноз мне никто не ставил.
Десять лет спустя, когда я сменила страну, симптомы проявились вновь, но уже с большей силой, теперь они сопровождались навязчивыми идеями и галлюцинациями. Только здесь, в Европе, меня наконец отправили по адресу — к психиатру — и я начала лечиться.
В первое время я чувствовала себя неполноценной, дефективной, недочеловеком. Всё было не так, как будто рыбку из пресной воды поместили в соленую: вроде бы ничего не случилось, на вид та же самая среда и даже лучше — а ей плохо.
Преодолеть эти барьеры удавалось с огромным трудом — от выбора йогурта в магазине до поддержания беседы, когда не можешь выразить свои мысли. Я злилась на себя и старалась поскорее выучить язык, завязать новые знакомства, исследовать город, чтобы каждый раз не теряться в нем.
Разница культур, ощущение, что ты чужая, что тебя не понимают, перманентная акклиматизация (непривычная жара летом и ужасный холод в домах зимой), странный вкус еды, когда ожидаешь сладкое, а получаешь соленое, — всё это и привело к тому, что я спятила. Но теперь, спустя пять лет, я чувствую себя здесь как рыба в воде, и уже всё равно, пресная она или соленая.Саша, журналист, 34 года
2. Ассимиляция: эмигрант не заботится о сохранении собственной культурной идентичности и стремится в полной мере приобрести черты, свойственные жителям новой страны.
Такую стратегию имеет смысл выбирать, если человек не планирует возвращаться на родину или, например, состоит в браке с представителем иной культуры. По сравнению с другими группами те, кто смогли ассимилироваться, быстрее адаптируются к местному этикету, легче справляются с неудачами и заводят знакомства с людьми, обладающими более высоким статусом.
Я человек-хамелеон — быстро подстраиваюсь под среду. Начинаю одеваться и вести себя как окружающие, с удовольствием и интересом знакомлюсь с новыми людьми, изучаю обычаи и традиции страны и стараюсь их не нарушать.
В Израиле у меня живут близкие родственники, а у них, конечно, есть друзья, которые стали и моими приятелями. Также мне помогли с работой — скорее, для поддержания штанов, но всё же.
Однако самая важная социализация случилась у меня в гей-сообществе. Я познакомился в интернете с парнем, и он сказал, что существует общественная организация Aguda, которая поддерживает ЛГБТ в Израиле, и в ней есть русскоговорящая группа. Я тут же попал на их встречу — это была фантастика!
Я не думал, что в 35 лет круг моих друзей расширится. Но в тот вечер на группу пришло восемь-девять человек, и с пятью из них я поддерживаю связь до сих пор. Моя ориентация очень помогла мне быстро интегрироваться в новое общество без малейших проблем. Уверен, будь я натуралом, процесс был бы более долгим и трудным.Макс, бизнесмен, 45 лет
3. Сепарация: человек остается верен родным традициям, отказывается интегрироваться в новую культуру и уходит в изоляцию.
По результатам исследования, такую стратегию выбирают 87% турок, проживающих в Нидерландах, и именно они в большей мере подвержены клинической депрессии (20 участников против 2 из числа тех, кто предпочел интеграцию) и тревожному расстройству.
Я не строила радужных иллюзий насчет эмиграции, потому что точно знала, как тяжело и болезненно бывает приживаться к новому месту. Самое сложное в адаптации, во-первых, языковой барьер, а во-вторых — новые пространства, в которых приходится осваиваться. Помню, зашла в торговый центр Gallery на Руставели — и меня охватила паника: он раз в пять меньше, чем «Метрополис» рядом с моим домом в Москве.
Я не чувствую себя интегрированной, потому что не ставила такой задачи. Мне хотелось пожить, отогреться и хотя бы какое-то время не болеть из-за рухнувшего иммунитета на фоне очередного стресса. Немногим удается интегрироваться в местный социум — для этого требуются титанические усилия: выучить язык на уровне носителя, знать культуру и правила, постоянно общаться.
Если человек не готов каждый день впахивать, он вмерзает в то время, когда эмигрировал, и окукливается в русском гетто. Есть даже армянская поговорка: «В каком году эмигрировал — в том и остался». В любви я выбираю партнеров из моей культуры с похожим бэкграундом. Мне бы своих понять — куда уж там чужих.Ануш, писательница, 27 лет
4. Маргинализация: человек не хочет следовать традициям своей культуры и не отождествляет себя с новой — он остается вне этих парадигм. Такой механизм аккультурации характеризуется высоким уровнем тревожности, чувством отчуждения и потерей контакта с обеими группами.
Чем более маргинализированы эмигранты в новом обществе, тем выше риск для их психологического здоровья. По мнению многих исследователей, такие люди постоянно испытывают чувство нестабильности, пребывают в состоянии хронического нервного напряжения, у них регулярно случаются перепады настроения. Они сомневаются в своем месте в социальной структуре, боятся быть отвергнутыми, их терзают двойственные переживания. Маргинальный человек чувствует себя ненужным, одиноким и отстраненным.
Я живу в Амстердаме уже девять лет и понимаю, что полностью интегрироваться невозможно. Нет ощущения, что ты принадлежишь к какой-то нации. Я уже давно не украинец и никогда не стану голландцем. Но в таком состоянии находятся миллионы людей. Это становится нормой.
Гриша, архитектор, 30 лет
В случае когнитивного диссонанса человек, как правило, активно избегает ситуаций, которые могут усугубить его состояние. Это свойство психики заставляет многих избрать путь сепарации или маргинализации, в том числе языковой, культурной и даже пищевой. По мнению Берри, такая стратегия лишь обостряет внутренний конфликт.
Аккультурационные сложности часто вынуждают эмигрантов прибегнуть к психологическому или психиатрическому лечению.
После переезда в Барселону у меня, как и у многих, случился конфликт двух культур — но не родной и местной, а испанской и каталонской. Я оказалась не в Испании, как планировала, а в Каталонии. Мой мозг напрочь отказывался принимать два новых языка и две новые культуры. Я никак не могла понять, чему уделять время. Изучать каталонскую культуру на испанском? Или заняться каталанским и забить на Испанию? В итоге сдалась и смирилась с тем, что я экспат и останусь им.
Нужно было зарабатывать на жизнь, но и с этим возникли сложности: на родине есть язык, корочка об образовании, связи — после переезда все опции обнулились.
Тяготило само существование, а оставшиеся в России родственники и друзья не понимали, что такое переезд в другую страну. Им казалось, что из дождливой Москвы мы переселились на курорт. А значит, должны: а) весело (и только весело!) рассказывать о том, как нам тут живется, б) принимать в гости всех и одновременно, потому что наверняка по ним соскучились, в) гулять с приехавшими с утра до вечера («Тут же море, ну чего вы сидите дома, какая работа!»).
Вместо поддержки я часто сталкивалась с тем, что люди пытались меня использовать. В большинстве случаев они ехали не для того, чтобы повидаться со мной, а в Барселону. В какой-то момент я закрылась в комнате и перестала выходить — настолько все достали. Муж носил мне еду в постель несколько недель.
Мы искали квартиру: у нас закончился контракт на аренду предыдущей, и хозяева сильно подняли цену. Круг поиска очень сужали и мои требования к жилью. К тому же нам много где отказывали из-за документов: наши студенческие визы были на продлении.
Два месяца мы кочевали по пустым квартирам друзей, непрерывно просматривая объявления в поисках подходящего варианта. У меня началась паника: вдруг нам придется вселиться в убогую конуру, или мы потратим все деньги, или случится что-то еще? Мне казалось, что это будет длиться вечно. И когда мы всё же сняли квартиру, я просто закончилась. Мне поставили диагноз «клиническая депрессия».Марина, режиссер, 32 года
Лечение за рубежом
Когнитивный диссонанс не всегда выступает только как барьер социокультурной интеграции — иногда поиск причин дисгармонии, наоборот, приводит к пониманию, сближению и эмпатии. В процессе выстраивания межкультурной коммуникации, как правило, человек постигает и культурные различия.
Ощущение «неправильности» происходящего сопровождает любого — не важно, находится ли он в родной стране или в эмиграции. Но в последнем случае из-за различия культур такое чувство возникает чаще и проявляется с большей силой.
Адаптация была очень трудной, если не сказать жестокой. Самым сложным оказалось выучить язык, понять устройство социальной системы, смириться с медленным ритмом жизни, с тем, что всё нужно делать заранее. Плюс полный вакуум, никаких друзей, минимум связей, ребенок с утра до вечера со мной. Эмоционально было очень тяжело. После активной и насыщенной московской жизни вдруг — абсолютная пустота. Да, сейчас я удовлетворена переездом, но до этого пришлось пролить немало крови, пота и слёз. Любая эмиграция и интеграция — болезненный процесс, и пережить такой опыт еще раз я ни за что не соглашусь.
Снижана, инструктор по йоге, 35 лет
В системе здравоохранения стран, куда направлены основные мигрантские потоки, давно предусмотрена специализированная психологическая и психиатрическая поддержка как для приезжих, переживших травмирующие события, так и для тех, кто испытывает проблемы с самоидентификацией и не может найти свое место.
Если адаптация сопровождается возникшими из ниоткуда недомоганиями, вроде головной боли, сдавленности в груди, ощущения нехватки воздуха, учащенного пульса, чувством нереальности происходящего, одиночества, изолированности, беспричинной тревожности, — вероятно, человека тяготят многочисленные несоответствия между старой жизнью и новой и он не может с этим справиться. Эмиграция сводит его с ума.
knife.media
«Я не пытаюсь исправлять проблему. Я исправляю свои мысли. И затем проблема исправляет сама себя».Л.Хэй