Большое депрессивное расстройство (БДР) характеризуется разнообразием клинической картины. К сожалению, проведённые исследования, целью которых было изучение связи между биологическими механизмами и симптомами депрессии, не позволили выделить подгруппы данного расстройства. Однако, за последнее десятилетие было обнаружено, что иммунная система играет не последнюю роль в патогенезе БДР. Так, у пациентов с депрессией обнаруживаются увеличение в сыворотке крови воспалительных цитокинов, С-реактивного протеина (CRP), лейкоцитоз, моноцитоз, а добавление к лечению противовоспалительных препаратов улучшает состояние. Более того, наблюдается усиление экспрессии провоспалительных генов у пациентов с биполярным расстройством, униполярный депрессией, послеродовым психозом и эндокринными аутоиммунными заболеваниями (например, у пациентов, страдающих диабетом).
На сегодняшний день исследования, направленные на изучение связи иммунного статуса с суицидальным риском, детской травмой, немногочисленны и проведены на основе небольшого количества респондентов. В августе 2020 года в журнале Translational Psychiatry было опубликовано исследование Carmen Schiweck et all. Его авторы изучили экспрессию провоспалительных генов у пациентов с БДР в зависимости от пола, возраста, тяжести заболевания, уровня суицидального риска и наличия детской травмы в анамнезе. Они предположили, что up-регуляция этих генов будет различной у пациентов с разной степенью тяжести депрессии, с и без детской травмы, с разным суицидальным риском.
Для своей работы авторы воспользовались базой данных межгруппового исследования по типу случай-контроль EU-funded MOODINFLAME study, направленного на изучение маркеров воспаления, которые могли бы использоваться для диагностики, лечения и профилактики расстройств настроения. В нём приняли участие респонденты без признаков воспалительных и других соматических заболеваний, не принимающие лекарственные препараты, влияющие на иммунную систему и настроение. Для того, чтобы определить влияние экспрессии генов в моноцитах, а также её связь с возрастом, полом, индексом массы тела, тяжестью депрессии, суицидальным риском, детской травмой респондентов авторы измерили уровни IL-6, CRP в сыворотке крови. Для своего исследования авторы отобрали 197 человек для основной группы и 151 человек для группы контроля.
В результате было обнаружено, что у респондентов с БДР уровень IL-6 и CRP был повышен. Пациенты с детской травмой в анамнезе имели средний или высокий риск суицида, тогда как респонденты без детской травмы либо не имели его, либо он был низким. Помимо этого, авторы выделили 17 генов, экспрессия которых оказалась достоверно повышенной у респондентов с БДР.
После этого респонденты были разделены на три группы, в зависимости от регуляции провоспалительных генов: высокий уровень up-регуляции, смешанный уровень up-регуляции, down-регуляция. Оказалось, что пациенты из первых двух групп имели более высокий суицидальный риск, и большая часть из них столкнулась с детской травмой. Зависимости вида регуляции от пола, возраста, индекса массы тела, тяжести депрессии обнаружено не было.
Затем авторы провели кластерный анализ генов. Им удалось выделить группу генов, ответственных за регуляцию продукции основных цитокинов. Оказалось, что у пациентов с суицидальным риском была повышена экспрессия генов, ответственных за выработку IL-6, IL-1A, IL-1B. Какой-либо ассоциированности между цитокинами и детской травмой обнаружено не было.
У пациентов с отсутствием суицидального риска, без детской травмы в анамнезе была обнаружена down-регуляция провоспалительных генов. У респондентов из группы контроля, подвергшихся детской травме, авторы не обнаружили никаких изменений в цитокинов профиле. Таким образом, генетические паттерны при БДР различаются у пациентов с данным заболеванием, и исходя из иммунологического статуса возможно выделение её различных фенотипов.
Увеличение экспрессии генов моноцитов у пациентов с БДР, усиление up-регуляции у пациентов с детской травмой в анамнезе свидетельствует о связи данного фактора с иммунной системой. Возможно, иммунная система является «посредником» между детской травмой и депрессией. Так как не было обнаружено влияния детской травмы на моноциты в группе контроля, то можно предположить, что она является дополнительным фактором, усугубляющим состояние иммунной системы при депрессии.
Обнаружение авторами ассоциаций воспалительных реакций с суицидальным риском соответствует результатам ранних исследований. Их участники демонстрировали увеличение в сыворотке крови уровня не только IL-6, но и IL-1betta, в анамнезе были госпитализации в инфекционный стационар. Однако, отсутствие ассоциированности уровня IL-6 от активации моноцитов говорит о том, что в развитии воспалительной реакции играют роль и другие иммунные клетки, например, Т-хэлперы, макрофаги. Связь суицидального риска с воспалительными реакциями при БДР подтверждается исследованиями, направленными на изучения уровня белка-транлокатора TSPO – показателя нейровоспаления. В них обнаруживалось, что его уровень увеличивался при повышении суицидального риска.
Таким образом, новое исследование открывает возможности в изучении влияния противовоспалительной терапии для лечения БДР. Однако, следует помнить, что пациенты с down-регуляцией могут быть резистентными к данным препаратам. Будущие исследования должны быть направлены на сравнение эффективности противовоспалительных средств и антидепрессантов. И для достоверного результата в них следует разделить респондентов на группы в зависимости от наличия в анамнезе детской травмы и степени суицидального риска, так как эти показатели влияют на иммунные реакции во время депрессии.
Автор перевода: Вирт К.О.
Источник: Carmen Schiweck, Stephan Claes, Lukas Van Oudenhove, Ginette Lafit, Thomas Vaessen, Gommaar Op de Beeck, Raf Berghmans, Annemarie Wijkhuijs, Norbert Müller, Volker Arolt, Hemmo Drexhage, Elske Vrieze. Childhood trauma, suicide risk and inflammatory phenotypes of depression: insights from monocyte gene expression. Translational Psychiatry.
http://psyandneuro.ru
http://psyandneuro.ru
Рубрика: Депрессия
Пандемия COVID-19 стала катализатором обострения "дремавших" психических расстройств".
Вспышка COVID-19 и введенный в связи с этим режим самоизоляции проявил ряд психических расстройств населения — тревожность, депрессию, неврозы, склонность к суициду. Наиболее незащищенными в данной ситуации оказались дети, пенсионеры, а также люди, страдающие психическими заболеваниями, которые не смогли оперативно получить специализированную помощь в связи с возникшими сложностями плановой госпитализации. О том, как повлияет самоизоляция и ее отмена на психическое здоровье людей, в интервью агентству «Интерфакс-Юг» рассказал доцент кафедры психиатрии Ростовского государственного медицинского университета Максим Дмитриев.
— Максим Николаевич, существует точка зрения, что вспышка коронавирусной инфекции может спровоцировать рост психических расстройств. Чем Вы могли бы это объяснить?
— Действительно такие опасения существуют. Реакция может быть как на сам инфекционный процесс, так и на определенный информационный фон вокруг этой кризисной ситуации. Вполне вероятно, что существуют разные механизмы формирования психических расстройств. В нашем контексте можно проанализировать психолого-психиатрические особенности людей, которые сами не болели этой инфекцией.
Во-первых, есть люди здоровые, но с определенными особенностями личности, которые в условиях стрессовой ситуации будут декомпенсированы. У них могут формироваться невротические реакции или, как раньше говорили, «нервные срывы». Но по мере исчезновения психотравмы и иных текущих переживаний, может наступить самопроизвольная компенсация, и они не будут обращаться за помощью. Хотя воспоминания о пережитом могут сохраняться долгое время
Во-вторых, есть люди, имеющие фоновые аномальные личные особенности, которых принято называть психопаты или социопаты. Они и без дополнительных социальных, экономических или политических потрясений часто на протяжении длительного периода жизни нарушают принятые нормы поведения в обществе, не видят и не соблюдают нравственно-этических ограничений. Таких людей немного, но они существуют в любом обществе и в любое время. Такое крупномасштабное негативное событие как эпидемия COVID-19, безусловно, кристаллизует и обостряет аномальные особенности личности.
Мы можем это видеть по тому, как в данной кризисной ситуации человек считает себя морально свободным от рамок и ограничений, проявляет демонстративно протестные формы поведения. В качестве примера можно привести некорректное поведение некоторых блогеров, певцов, организаторов различных гонок и вечеринок, массовых гуляний, которые осознанно нарушают временные ограничительные меры, демонстрируя свое мнимое превосходство над обычными гражданами и государством.
К сожалению, такую «пену революций и перестроек» можно наблюдать при большинстве макросоциальных потрясений — от техногенных катастроф до политических событий, которые как почва используются для реализации своих патологических личностных комплексов. По определенным психологическим механизмам такие личности могут казаться привлекательными для людей с не полностью сформированным мировоззрением — прежде всего для подростков и молодежи. Отсюда можно наблюдать всплеск подражательного, но, к сожалению, деструктивного поведения.
В-третьих, речь идет о людях, у которых уже существовало или существует латентное психическое расстройство. Это достаточно многочисленная группа населения, у которой психические или психосоматические нарушения не проявляются грубыми психозами, не приводят к очевидной социальной дезадаптации и могут протекать достаточно длительно или волнообразно под масками функциональной неврологической, кардиологический, гастроэнтерологической и иной патологии.
С позиции психиатрии такие латентные состояния чаще всего сопряжены с двумя известными психосоматическими феноменами — это тревога и депрессия. Для многих врачей и известных управленцев это очевидные вещи. В частности, в выступление генсека ООН Антониу Гутерриша, которое последовало через несколько дней после объявления пандемии коронавируса, содержится призыв к правительствам стран обратить внимание именно на эту проблему. Из всего спектра психических расстройств, которые будут усилены при эпидемии COVID-19, генсек ООН выделил именно два этих вектора в отдельные строчки — тревога и депрессия.
Изменение привычного уклада жизни в неблагоприятную сторону из-за потери работы, снижения достатка, нарушения привычного ритма общения, привычных способов релаксации, т.е. тех социальных «якорей», которые этих людей компенсировали и удерживали на легком субклиническом латентном уровне, а также постоянное информационное воздействие — все эти факторы могут спровоцировать переход маскированных форм психической патологии в явные.
И четвертая проблема — проблема тех людей, у которых до пандемии COVID-19 существовали явные психические расстройства. Прежде всего, речь идет о людях, страдающих депрессией, биполярным расстройством, психозами, в том числе шизофренического спектра. А в совокупности это не менее 7-9% наших сограждан. В связи с перенацеленностью нашего здравоохранения на оказание приоритетной экстренной помощи, доступность специализированной не экстренной помощи, в том числе, и реабилитационных мероприятий, за прошедшие два месяца в целом снизилась. Безусловно, стрессовые события вряд ли способствуют улучшению психического состояния таких пациентов.
— А можно ли сказать, что именно COVID-19 является самостоятельным фактором, который вызывает психозы?
— Насколько мне известно, не накоплено достаточных данных о том, является ли сам по себе коронавирус значимым фактором появления психозов. В моей личной практике за последние три месяца было только два случая, когда в содержании психических симптомов и вторичных нарушениях поведения страх перед заражением был стержнем переживаний пациентов. Но в обоих случаях у людей был достаточно мощный фон наследственной отягощенности и иных психопатологических особенностей.
Но есть большая группа людей, у которых легко формируются навязчивые страхи. Прежде всего, это лица с тревожно-мнительным характером, у которых повторяющаяся информация о числе заболевших и умерших, необходимость соблюдения режима самоограничений, сам факт обязательного ношения перчаток и масок, поддерживает внутреннюю неуверенность, тревогу. Как вариант срыва адаптации они могут давать агрессию и аутоагрессию, вербальную, невербальную. При этом такая форма реакции может экстраполироваться не только на COVID-19, но и на другие формы страхов.
— Есть данные, что в мире отмечен рост суицидов во время пандемии COVID-19. Как Вы можете это прокомментировать?
— Безусловно, такие данные есть, в частности исследования британских авторов об увеличении роста суицидов у тех людей, которые оказались в изоляции. В том числе это люди, чьих родственников отправили в лечебные учреждения. Это проблема сопряжена с моим ответом на предыдущие вопросы — есть тип людей, у которых уже сформированы патологические типы реагирования и склонность к образованию навязчивости и страхов. В этом случае массивное информационное воздействие может быть во вред. Вместо охранительной функции мы получаем индукционное поле. Сам факт постоянного возвращения, многократного повторения, сопровождающегося определенным эмоциональным посылом со стороны телеведущих, со стороны политиков, неопределенность ответов специалистов, приводит к формированию убеждения о том, что впереди всех ждет катастрофа. И в этом случае такая «реакция катастрофизации» ложится на существующие тревожно-депрессивные переживания.
Во-вторых, мы постоянно забываем о проблеме эндогенных или аутохтонных заболеваний. Как показывает вековая практика, именно для них характерна проблема сезонности обострений психических расстройств. Возникновение пандемии и карантинных мер в конце зимы-начале весны является мощным фактором обострения дремавших, но уже существовавших психических расстройств. Эпизоды обострения проявляются, когда психотравмирующая ситуация обостряет уже существующую психическую болезнь. В частности, это актуально для людей, имеющих высокий уровень тревоги. Например, в Европе популяционный уровень тревожных расстройств еще в середине 2010гг оценивался экспертами ВОЗ в 5-6% в разных странах. Это достаточно много — каждый шестнадцатый житель некоторых европейских стран является психически больным человеком по кластеру тревожных расстройств. А в ряде англоязычных стран уровень тревожности в популяции достигал 9-10%.В странах с преобладанием славянского этноса уровень диагностируемых тревожных расстройств меньше — 3-4%. Но в свете последних трагических событий на несколько месяцев, может лет, процент таких людей может увеличиться в 1,3-1,5 раза. Не стоит забывать, что именно тревожные расстройства часто являются предтечей более серьезных психозов, в том числе, и приводящих к суицидам.
Врачи-психиатры это понимают. В частности, российское общество психиатров, наши ведущие центры по охране психического здоровья выпускали методическую литературу и практические пособия для помощи врачам на местах по организации и тактике помощи таким пациентам. Но то, что понятно и доступно в профессиональной среде, не может охватить всех. Возможно, было бы целесообразно увеличение не только инфекционных коек в госпиталях, но и увеличение коек, связанных с психическими и психосоматическими расстройствами. Поскольку рост вторичных психических расстройств — достаточно типичная проблема, будь то Чернобыльская катастрофа, крупные теракты или какие-то иные трагические события.
— Кто более подвержен тревоге из-за COVID-19? Некоторые психиатры выделяют две наиболее уязвимые группы — дети, подростки и старики, которым сложнее найти объективную информацию о ситуации.
— Понимание общей концепции ситуации и выработка конструктивной тактики поведения осуществляется в рамках так называемой «взрослой» позиции. У маленьких детей тревога будет носить скорее подражательный характер, свойственный тревожному профилю реагирования взрослых членов семьи. У детей ведущая ролевая позиция — «я хочу, а родитель не пускает». Возникает большое внутреннее противоречие между накапливающимися желаниями и ограниченными возможностями их реализовать. Любой внутренний конфликт порождает или усиливает тревогу. Отсюда часто в подростковой среде происходит своеобразный «выпуск пара» — формируется комплекс поведенческих реакций: оппозиции, эмансипации, протеста, отказов. Аналогично мы можем говорить и о психологически инфантильных взрослых. Здесь, с моей точки зрения, уровень информированности о проблеме играет малую роль. В условиях ограничительных мер попытки реализации своих психологических комплексов являются деструктивными и социально опасными формами поведения. Примером может служить пренебрежение к рекомендациям об ограничении турпоездок в определенные страны и сознательное пренебрежение, и даже побег заразившихся инфекцией из-под карантина и многое иное. С позиции психологии — это типично детская позиция: «я хочу» важнее всего.
Со стороны пожилых людей есть другая проблема. У многих из них существует более высокий, чем у людей зрелого возраста, базовый уровень тревоги и легкой депрессии, который обусловлен взаимосвязанными медицинскими, психологическими, социальными и демографическими факторами. Если рассматривать сон как индикатор психического благополучия, а его нарушения — как одно из самых частых проявлений латентной тревоги и депрессии, то как раз видно, сколько наших пожилых сограждан сталкиваются с этой бедой. Тревога, как известно, рождает либо суетливость, либо снижает волевую активность. А это плохие помощники в преодолении кризисных ситуаций.
Кроме того, при развитии различных энцефалопатий, которые начинают накапливаться в пожилом возрасте, зачастую возникает так называемое дисрегуляторное расстройство. Оно проявляется в снижении способности к целенаправленному выбору той программы действий, которая нужна в определенной ситуации, нарушению обратной связи и контроля своего поведения, что приводит к явному нарушению адаптации. Поэтому сам уровень информированности о вирусе и пандемии не приведет к рациональному поведению таких пожилых людей, в том числе раннему своевременному обращению за медицинской помощью или соблюдению оптимального режима профилактики и лечения.
— Ждать ли всплеска психосоматических заболеваний в ближайшее время?
— Есть разные центры, которые изучали вопросы психических нарушений после техногенных катастроф и стихийных бедствий, с которыми наша страна, к сожалению, сталкивалась каждый год. Мы ежегодно сталкиваемся с какой-то катастрофой или стихийным бедствием, которое затрагивает либо один-два региона, либо масштабы страны. Описаны стереотипы возникновения поведенческих реакций, стереотипы формирования психосоматических расстройств. Именно тревога, как стержень психической составляющей таких поражений будет провоцировать широкий спектр телесных проявлений — от нарушений ритма сердца, частоты дыхания до появления мучительных летучих болей. Особенно неблагоприятно на психику и поведение действует фактор тревожного ожидания и неопределенности. На этом фоне часто возникают слухи или вторичная паника.
— Воспринимают ли особо эмоционально ситуацию с коронавирусом медики, которые оказались на передовой в борьбе с пандемией?
— Да. Многих из наших коллег кризис мобилизовал, и они проявили свои лучшие профессиональные и человеческие качества. Но длительное нахождение в условиях потенциальной смертельной опасности, высокая эмоциональная и физическая усталость, столкновение со смертью, невозможность полностью реализовать потенциал помощи пациенту в силу новизны болезни, необходимость принимать быстрые решения — конечно, у многих медиков вызывало нервные срывы. Медицинская деятельность относится к тем видам специальностей, которые неизбежно сопровождаются высоким уровнем психического напряжения.
Существуют наблюдения в разных странах, что среди врачей, особенно молодых, уровень отдельных психических расстройств выше, чем у населения в целом. Мы изучаем эту проблему не один год и пытаемся помогать коллегам. Достаточно много наблюдений, когда еще в студенческие годы у будущих врачей обнаруживались тревожные, панические и эмоциональные нарушения. Со временем они компенсировались и никак не сказываются на профессиональной подготовке и качестве оказания помощи населению. Но, вероятнее всего, сохраняется предрасположенность. Поэтому в условиях хронического стресса, скорее всего, у таких медиков и будет наступать декомпенсация с развитием профиля тревожно-эмоциональных расстройств, в том числе, чувства вины, безысходности. Поэтому своевременное выявление эмоциональных расстройств у студентов и врачей, их адекватная коррекция, меры психологического сопровождения и поддержки являются также важной задачей современной психиатрии.
www.interfax-russia.ru
Cемь лет нейровизуализационных исследований депрессии.
В журнале Translational Psychiatry были представлены результаты научных изысканий рабочей группы по депрессии консорциума ENIGMA (от англ. Enhancing NeuroImaging Genetics through Meta-Analysis). Их целью было изучение структурных и функциональных особенностей работы головного мозга у людей с депрессией и их соотношение с различными социо-демографическими и генетическими данными.
Большое депрессивное расстройство (БДР) – это одно из наиболее часто встречающихся психических расстройств, с высокой склонностью к рекуррентности, хронизации и коморбидности с соматическими заболеваниями. В связи с чем, принципиально важно вовремя назначить подходящее лечение. Однако, сегодняшние стратегии терапии не направлены на нейробиологические маркеры депрессии и поэтому не всегда оказываются эффективными.
За последние несколько десятилетий значительно усовершенствовались методы нейровизуализации. Благодаря им были проведены исследования, демонстрирующие разницу в структуре головного мозга людей с БДР и контрольной группой. Но во многих случаях они не соответствовали дизайну рандомизированного контролируемого эксперимента (как правило, из-за малой выборки респондентов), а их результаты сложно воспроизводимы. Исследования с большой выборкой (как правило, с использованием баз данных пациентов) и мета-анализы обладают меньшей вероятностью статистической ошибки. Однако, не всегда у учёных есть доступ к этим базам данным. Более того, такие исследования являются затратными, как финансово, так и в плане стабильности работы томографов, когда требуется провести исследование на сотнях, а то и тысячах респондентов.
Популяционные исследования концентрируются на людях определённой географической области (страны, города и т.д.). Поэтому их результаты некорректно переносить на людей из других стран, отличающихся культурными традициями и уровнями развития. Мировые объединения нейровизуализационных баз данных считаются на сегодняшний день наиболее оптимальным вариантом для проведения исследований, так как они позволяют чётко следовать статистическим протоколам, проводить исследования с подключением специалистов из разных стран. С этой целью в 2009 году был создан консорциум ENIGMA. Он объединил имеющуюся информацию об этиологии психических расстройств на основе генетических и нейровизуализационных данных. На сегодняшний день это самое масштабное исследование, изучившее миллион генетических локусов относительно 300000 – 500000 сканов МРТ головного мозга.
В 2012 году как часть ENIGMA была основана рабочая группа по вопросам БДР (ENIGMA БДР). Её целью было выделить структурные и функциональные нарушения головного мозга, возникающие при депрессии, и соотнести их с демографическими, гендерными и возрастными показателями.
В ходе проекта ENIGMA БДР авторы сравнили объём подкорковых структур у 1728 респондентов из основной группы и 7199 человек из группы контроля. Они обнаружили, что размер гиппокампа у людей, страдающих депрессией, меньше, чем в контрольной группе (однако, размер эффекта оказался средним). Особенно это разница была заметна при рекуррентной депрессии. Но после первого эпизода размер гиппокампа практически не изменялся. Это говорит о том, что на головной мозг большее влияние оказывает длительность депрессии, чем преморбидная предрасположенность. Во время ремиссии, а также при приёме антидепрессивной терапии объём гиппокампа возвращался к прежним размерам. Помимо этого авторы обнаружили меньший объём гиппокампа в случаях, когда депрессия начиналась в подростковом возрасте. Однако, только половина таких респондентов (57%) имела повторные эпизоды депрессии, в связи с чем авторы делают вывод, что в этих случаях объём гиппокампа зависел не столько от влияния расстройства настроения, сколько от таких факторов, как детская травма и генетическая предрасположенность.
Интересно, что изменений в других субкортикальных структурах, например, в амигдале, прилежащем, хвостатом ядрах, скорлупе, бледном шаре, обнаружено не было. Однако, ранее в других работах некоторые авторы указывали на уменьшение объёма амигдалы. В связи с этим авторы исследования провели дополнительный мета-анализ, в ходе которого они обнаружили, что у респондентов с БДР, начавшимся в подростковом возрасте, уменьшен объём амигдалы и гиппокампа, в области аммонова рога и субикулума. В этих зонах имеется множество глюкокортикоидных рецепторов. Следовательно, нарушение глюкокортикоидных сигналов при стрессе возникает в ответ на депрессивный аффект. Это имеет значение для предположения восприимчивости к лечению у конкретного пациента.
Converging findings across ENIGMA MDD studies.
Следующей зоной интереса стала кора головного мозга. Авторы выделили два показателя (площадь поверхности и толщина коры) и проследили их ассоциированность с симптомами депрессии. БДР во взрослом возрасте обнаружило меньшее истончение коры в орбито-фронтальной области, в областях веретенообразной извилины, инсулы, передней и задней поясных извилин, височной извилины левого полушария. Разницы в площади поверхности между респондентами основной и контрольных групп обнаружено не было.
Интересно, что объём гиппокампа был снижен у пациентов с БДР, начавшимся в подростковом возрасте, тогда как толщина коры оказалась изменённой только у взрослых вне зависимости от времени начала депрессии. Авторы предположили, что истончение коры связано в большей степени с возрастными изменениями головного мозга, нежели с БДР.
У подростков с БДР обнаружено снижение площади поверхности коры головного мозга. Возможно, данный показатель наряду с генетической предиспозицией и детской травмой может стать маркером рано развившейся депрессии. У взрослых респондентов не наблюдалось изменений площади поверхности коры головного мозга. Авторы связывают это с пластичностью и способностью к восстановлению нервной системы, а во-вторых, с увеличением риска развития психотический симптоматики, так как по результатам некоторых исследований, площадь поверхности коры у детей и подростков снижена при психозе или шизофрении. Авторы не обнаружили изменений в асимметрии структур головного мозга при депрессии.
БДР ассоциировано с заболеваниями, которые, как правило, развиваются с возрастом. К ним относятся сердечно-сосудистые, онкологические заболевания. БДР может ускорять старение головного мозга. Поэтому авторы исследования направили внимание на сравнение паттернов старения головного мозга у респондентов с депрессией и без. Для это они сравнили физиологический возраст головного мозга и актуальный возраст респондента. В группе БДР авторы обнаружили расхождение между этими показателями всего на 1,08 лет, в отличие от группы контроля.
При исследовании структуры белого вещества головного мозга было обнаружено снижение показателей фракционной анизотропии и радиальной диффузии у взрослых с БДР. Однако, разница с респондентами контрольной группы сказалась статистически незначимой после оценки среднего показателя относительно всего белого вещества головного мозга. Тем не менее, наибольшее снижение фракционной анизотропии наблюдалось в теле и колене мозолистого тела и в области лучистого венца, то есть в областях мозга, участвующих в регуляции настроения. Изменения были менее выражены у респондентов с первым эпизодом депрессии, что вновь подтверждает гипотезу о кумулятивном эффекте стресса и депрессии.
Не было обнаружено различий по полу в головном мозге у респондентов, страдающих БДР. Однако, показатель радиальной диффузии был выше у пациентов мужского пола подросткового возраста. Такие различия авторы связали это с тем, что с рождения происходит дифференциация белого вещества в зависимости от пола. К взрослому возрасту данный процесс стабилизируется, и факторы риска оказывают примерно одинаковое влияние как на мужчин, так и на женщин.
При исследовании ассоциированности детской травмы с изменениями в головном мозге было обнаружено уменьшение толщины коры в области верхней височной и супрамаргинальной извилин. Оказалось уменьшенной общая площадь поверхности, особенно в области средней височной извилины. При исследовании субкортикальных структур было обнаружено уменьшение объёма каудального ядра.
Так как у взрослых респондентов отмечалось уменьшение лишь гиппокампа, авторы предположили, что влияние детской травмы в период возрастного кризиса вызывает изменения в области каудального ядра, а стрессовые факторы во время депрессии вызывают изменения в гиппокампе.
Что касается суицидальных мыслей, то авторы не обнаружили их ассоциированности с изменением субкортикальной пространства и в различных структурах головного мозга. Однако, интракраниальный объём у респондентов с суицидальным поведением был ниже на 2,8% по сравнению с контрольной группой. Но статистически значимой разницы между мыслями и поведением не было.
Согласно новому исследованию, пациенты, принимавшие антидепрессанты, демонстрировали более значительные изменения как в области коры, так и в подкорковых структурах. Но авторам не удалось уточнить длительность лекарственной терапии, дозировки препаратов. Они сделали вывод, что большие изменения могут быть связаны с тяжестью депрессивного процесса, чем с непосредственным влиянием препаратов.
Таким образом, проект ENIGMA объединил несколько исследовательских групп со всего мира для того, чтобы изучить изменения в головном мозге при депрессивных расстройствах. Но вариабельность нарушений нервной системы ассоциировалась лишь с небольшим количеством симптомов. Будущие исследования следует направить на изучение гетерогенного характерна депрессии, её мультифакторной этиологии, а также на поиск и внедрение в клиническую практику патогенетически обоснованных методов лечения расстройств настроения.
Автор перевода: Вирт К.О.
Источник: Schmaal L, Pozzi E, C Ho T, van Velzen LS, Veer IM, Opel N, Van Someren EJW, Han LKM, Aftanas L, Aleman A, Baune BT, Berger K, Blanken TF, Capitão L, Couvy-Duchesne B, R Cullen K, Dannlowski U, Davey C, Erwin-Grabner T, Evans J, Frodl T, Fu CHY, Godlewska B, Gotlib IH, Goya-Maldonado R, Grabe HJ, Groenewold NA, Grotegerd D, Gruber O, Gutman BA, Hall GB, Harrison BJ, Hatton SN, Hermesdorf M, Hickie IB, Hilland E, Irungu B, Jonassen R, Kelly S, Kircher T, Klimes-Dougan B, Krug A, Landrø NI, Lagopoulos J, Leerssen J, Li M, Linden DEJ, MacMaster FP, M McIntosh A, Mehler DMA, Nenadić I, Penninx BWJH, Portella MJ, Reneman L, Rentería ME, Sacchet MD, G Sämann P, Schrantee A, Sim K, Soares JC, Stein DJ, Tozzi L, van Der Wee NJA, van Tol MJ, Vermeiren R, Vives-Gilabert Y, Walter H, Walter M, Whalley HC, Wittfeld K, Whittle S, Wright MJ, Yang TT, Zarate C Jr, Thomopoulos SI, Jahanshad N, Thompson PM, Veltman DJ. ENIGMA MDD: seven years of global neuroimaging studies of major depression through worldwide data sharing. Transl Psychiatry. 2020 May 29;10(1):172. doi: 10.1038/s41398-020-0842-6. PMID: 32472038; PMCID: PMC7260219.
http://psyandneuro.ru
