Метка: симптомы депрессии

Опубликовано от — Оставить комментарий

(не)Время прощать.

https://psy-practice.com/upload/iblock/943/x_16b96114.jpegЯ охотно принимаю моральный императив «прощать», ведь прощение может являться могущественной силой, исцеляющей и примиряющей.
И все же, я считаю нужным высказаться в адрес множества околодуховных опусов (которыми пестрят блоги, журналы, книги), где прощение рассматривается, как панацея против боли и обид, и «шаг к счастью», без малейшего упоминания множества ситуаций, людей, этапов проживания травмы, когда этот совет не является полезным.
Нередко такие советы принимают откровенно оскорбительную форму, предполагая, что если мы не можем простить, значит, мы цепляемся за прошлое, фокусируемся на негативе, таим камень за пазухой, жаждем мести, зависимы от адреналина, залипаем в позиции жертвы, принимаем оборонительную позицию, становимся в позу «никогда не прощу», вместо того, чтобы излучать благостность и милосердие. Такие суждения и не просто нивелируют реальную боль, они также обесценивают попытки интеллектуального анализа травм, которые многие переживают.

 

Помимо этого, отношение, стоящее за такими утверждениями может вгонять в стыд, заставлять человека считать, будто что-то идет не так в естественном процессе восстановления после нанесенной обиды или предательства. А прощение-то — это не первый (может, даже не второй и не третий) этапом. Правда в том, что многие не прощают просто потому, что для этого еще не время, им просто нужен некий период, чтобы пройти свой собственный путь, обрести силу. Это правильно и разумно.

 

Тревожит то, насколько антипсихологичными бывают психологи. Прощение не может быть лучшим лекарством для всех и всегда. По факту, от него можно даже заболеть. Один человек, с которым я общался, озвучил мысли, знакомые многим: «В ту пору, когда мало что держало меня в этой жизни, Мне очень помогла моя новая терапевт. Когда я стал открывать ей правдивую историю о том, что было мне причинено, она НЕ говорила о прощении.»
6 ПРИЧИН (ПОКА) НЕ ПРОЩАТЬ
1. Те, кто форсируют прощение, игнорируют тот факт, что за причиненной обидой естественно следует гнев, и его необходимо интегрировать, а не искоренять, как болезнетворную бактерию. Вопреки распространенным заблуждениям, в гневе содержится стихийная мощь, которую можно интегрировать — сила, дающая человеку возможность отстаивать себя, снизить вероятность травмы в будущем, обрести внутреннюю силу и уверенность в себе.
Исследование показало, что слишком высокая готовность прощать может подтачивать самоуважение [1] и вести к большим проблемам в отношениях и к менее приемлемым партнерам. Идея в том, что предъявление, в некоторой степени, своего гнева может быть целительно и продуктивно. Послушайте убедительный голос одной женщины: «Для себя я отказалась от идеи Великого Прощения. Каждый раз, когда я слышала очередной вариант такой проповеди — «Прости, чтобы исцелиться! », или: «Ты лишь вредишь себе, если не прощаешь! » — я задавалась вопросом о том, как это относится к члену моей семьи, который совершал со мной сексуальное насилие. В конце концов, я сказала: «Хрен с ним. » Порой я злюсь, порой спокойна.»

 

2. Побуждение людей к избавлению от гнева, опережая естественное течение процесса, подавляет и приносит вред. Когда гнев, либо желание реванша подавляется, они интериоризируются (уходят внутрь).
И что в этом такого плохого? Загнанный внутрь гнев часто проявляется, как мощная, болезненная, разрушительная внутренняя критика, и действует, подобно соли на рану, которую мы надеемся исцелить. К тому же, подавленный гнев может быть причиной депрессий, трудностей в отношениях и бесчисленных проблем со здоровьем, как, например, повышенное давление, проблемы с сердцем, головные боли, проблемы с пищеварением, и прочие.

 

3. Если мы советуем человеку простить, пока рана еще свежа, велик риск проигнорировать ту боль, которую он испытывает. Вроде очевидно: убеждать человека, чтобы он быстро простил — проявление бесчувственности. Но понимают это не все.
Я работал со многими людьми, которым причинил боль супруг, либо которым в детстве советовали только это. У каждого свой собственный способ справляться с причиненной болью и предательством и необходимое время может быть разным, в зависимости от силы причиненной боли, естественного процесса человека и реакции окружающих, с которыми он этой болью делится. Побуждение к прощению, без чувствительности к этим деталям, не полезно; это причиняет боль и стыдит. Каков же период, пока рана «все еще свежа»? Иногда это дни, иногда это месяцы, а иногда и годы.

 

4. Совет простить нивелирует ценность конфронтации обидчика.
Что, если я вам скажу, что слишком легкое прощение повышает вероятность того, что причинивший вам боль, сделает это снова? Итак, это в точности то, что обнаружил профессор James K. McNulty , а именно: те, кто легко прощают своих провинившихся партнеров в два раза чаще повторно подвергаются дурному обращению. При этом, конфронтация с обидчиком может улучшить не только вашу собственную жизнь, но может помочь обезопасить мир и для других.

Представьте, издевательства (bullying), насилие, обиды и дискриминация могут быть значительно уменьшены, если не полностью устранены посредством конфронтации. Один мой собеседник сказал: «Даже на самом базовом уровне, если просто подвергать огласке то, что одни причиняют страдания другим, это уже является способом, ведущим к изменениям. Ведь так много несправедливости происходит лишь потому, что никто о ней не говорит.»

 

5. Уместность совета «простить», зависит и от того, кто кого просит о прощении.
Вряд ли стоит объяснять, что абьюзер, который просит прощения у своей жертвы, скорее всего, делает это не из искренней заботы о ее интересах. Но это то, что происходит повсеместно. Стоит ли верить наставлениям человека, который убеждает Вас простить обидчика, если он к нему относится с симпатией или связан финансово?
Это может быть один из родителей, внушающий вам, что нужно простить другого, религиозный институт, считающий, что вам нужно простить духовное лицо, политик, стремящийся продвинуться в своей карьере, друг, который не в состоянии возместить причиненный ущерб, либо же просто человек, для которого ваш обидчик ближе, чем вы. Везде, где имеет место какой-либо конфликт интересов, будьте начеку и сбавьте скорость, прежде чем попытаться простить.

 

6. Если рекомендуется простить, либо не обращать внимания группе, пережившей длительное притеснение, это нередко есть проявлением невежества и вызывает подозрения.
Пост за постом, статья за статьей проповедуют прощение, будучи не способны обратиться к травмам, причиненным стойкими общественными предрассудками и маргинализацией. Вместо внимания к этим болезням общества, о прощении говорят так, будто это процесс сугубо индивидуальный: один человек прощает другого. В известном смысле, традиционные представления о прощении игнорируют некоторые из наиболее глубоких травм нашего времени, и подобные советы можно расценивать как невежество, и даже соучастие, глядя на историю взаимоотношений рас, полов и прочих вопросов разнообразия.
Во-первых, это сбрасывает со счетов те великие успехи женщин, чернокожих, геев, евреев, инвалидов и прочих маргинализируемых групп, взявших семена возмущения и гнева, и взрастивших их в общественные действия. Они не просто практиковали прощение.

Они использовали энергию своей ярости, жажды возмездия, гнев для того, чтобы поднять оружие и голос ради блага многих в т.ч. для развития демократического проекта Америки.
Во-вторых, это игнорирует тот факт, что мощные предрассудки все еще существуют и травмы, ими причиняемые пока не являются лишь пережитком прошлого. Должны ли мы прощать обидчиков, пока они продолжают причинять вред? Наконец, данный совет часто исходит от лиц или групп, которые либо обладают большей властью в обществе, либо заинтересованы в устранении повода обнаружить собственную виновность, или исправлять беды, от которых многие пострадали. Это подводит нас к вопросу: «Неужели тем, кто пишет подобные статьи, ничего не известно об истории деяний прошлых поколений, последствия которых ложатся на других, истории, которая все еще продолжает жить? Таят ли они неосознанную надежду, что можно избавиться от вины, без исправления последствий?» Нельзя возмущаться расизмом в Фергюстоне, и тут же проповедовать прощение, как единственный возможный способ избавления от боли и несправедливости. Чернокожие психиатры lliam Grierи Price Cobbs высветили эту проблему в своей фундаментальной работе «Черная ярость», заявив: «Наибольшую опасность мы усматриваем в том, что нечистоплотные люди могут использовать психотерапию, как средство общественного контроля, с целью убедить пациента смириться со своей участью.» [2]

 

Прощение может быть сладостным и целительным, и это правда. Но, пожалуйста, прежде чем советовать простить, примите во внимание степень и разнообразие травм, также как и природу человека либо группы, которым советуете. Если мы пропагандируем прощение, как всеобщую практику, мы становимся слепы к очень многому, и эта слепота действует подобно соли на раны и покрывает стыдом тех, для кого прощать пока преждевременно. [1]
Laura B. Luchies, Eli J. Finkel, James K. McNulty, Madoka Kumashiro, “The doormat effect: When forgiving erodes self-respect and self-concept clarity.” Journal ofPersonality and Social Psychology, Vol. 98 (2010): 734–749. [2] William H. Grier and Price M. Cobbs, Black Rage. (Eugene, OR: Wipf & Stock Publishers, 2000). Автор David Bedrick, J.D., Dipl. PW «Forgiveness? — Thank you, not now»
Перевод: Мария МакухаИсточник: https://psy-practice.com/publications/psikhicheskoe-zdorove/ne-vremya-proshchat-/?fbclid=IwAR0URFZYdQ9QxKHoKXVPYmYZnoljLDEnUt1Ghrfsilx3n_0xvG9tsdmQLHc РїСЂРё копировании материалов, ссылка РЅР° источник обязательна В© psy-practice.com
Опубликовано от — Оставить комментарий

30 vuotta masennusta sairastanut Miia Moisio: ”Paranin, kun uskalsin luopua kärsimyksestä”.

https://cdn.anna.fi/wp-content/uploads/s3/2018/06/01132950/miia-moisio-4.jpg?_ga=2.265568455.912141123.1595220086-1548772230.1573460057Miia Moisio tietää, että vuosikymmeniä jatkuneesta masennuksesta voi toipua. Itse hän havahtui huomatessaan, että kärsimyksestä oli tullut naamio, jonka taakse hän piiloutui. Minna juti, Kuvat paula kukkonen/Otavamedia
Miia Moisio, 44, vietti lapsuutensa Ylöjärvellä. Hän kävi koulua, pääsi ylioppilaaksi ja opiskelemaan, valmistui teologian maisteriksi, meni naimisiin ja sai kaksi lasta.
Ulospäin ei näkynyt, että lähes koko tuon ajan Miiaa piinasivat häpeä ja arvottomuuden tunne, jotka saivat hänet sairastumaan masennukseen. Masennus oli kuin peitto, jonka hän veti ylleen ja jonka alle hän yritti piiloutua. Mitä heikommilla hän tunsi olevansa, sitä herkemmin ja kovemmin sairaus iski.
Miia oli masentunut kolmekymmentä vuotta. Sitten hän parani.

”Masennus on usein häpeäsairaus”

Mustavalkoinen kissa kävelee raukeasti pohjoishelsinkiläisen paritalon pihalla. Äiti ja pellavapäinen poika purkavat auton takaluukusta ostoskasseja ja lähtevät kantamaan niitä sisälle. He hymyilevät toisilleen.
Sisällä äiti nostaa kassit keittiöön. Poika huomaa tietokoneella istuvan veljensä. Tämä tuskin näkee tulijoita ja havahtuu vasta, kun veli juoksee hänen luokseen katsomaan, mitä ruudulla on.
Miia erosi poikiensa Matiaksen, 13, ja Wilhelmin, 10, isästä kuusi vuotta sitten. Se tapahtui hyvin pian sen jälkeen, kun Miia tunsi voittaneensa masennuksen. Hetkeä aiemmin hänet oli myös vihitty papiksi.
– Olin vihdoin saanut mieleni haltuuni. Pystyin irrottautumaan asioiden liiallisesta murehtimisesta ja ankaruudesta, jota tunsin itseäni kohtaan.
Lopultakin hänellä oli voimia katsoa suoraan itseensä ja nähdä oman masennuksensa syyt.
– Masennus on usein häpeäsairaus. Olin vuosia kokenut itseni vääränlaiseksi. Se oli peruskokemukseni itsestäni. Se synnytti häpeän ja vei voimani.
Koska ajatus vääränlaisuudesta oli syntynyt jo lapsuudessa, siitä oli helppo syyttää kasvuympäristöä ja vanhempia. Masennuksesta parantuminen edellytti kykyä anteeksiantoon.
– Nyt minulla oli myös sitä, Miia sanoo.

Miia liikkuu mielellään luonnossa pitääkseen yllä myös fyysisen kuntonsa.

”En löytänyt vanhempien eron jälkeäni enää paikkaani perheessä”

Miian elämän ensimmäinen iso kriisi oli vanhempien ero, joka tapahtui, kun Miia oli kahdeksanvuotias ja pikkuveli kaksi vuotta nuorempi.
Ero ei ollut poikkeuksellisen dramaattinen, mutta perheen elämän se muutti täysin. Vielä 1980-luvulla eron vaikutuksia ei tunnettu niin kuin nyt, eikä niihin osattu varautua.
– Näimme edelleen paljon isää, joka muutti asumaan lähelle. Äiti ja isä eivät riidelleet meidän lasten nähden tai moittineet meille toisiaan. Pystyimme edelleen viettämään syntymäpäivät ja muut perhejuhlat yhdessä, Miia muistelee.
Siitä huolimatta eron jälkeen syntyneet uudet tilanteet vaativat häneltä paljon. Äiti meni pian uudelleen naimisiin ja sai uuden vauvan. Tapahtumat vyöryivät Miiaa kohti nopeammin ja rajummin, kuin mikä olisi ollut hänelle omin tapa kohdata uutta.
– Olisin tarvinnut muutoksille pidemmän kypsyttelyajan kuin mitä sain.
Miia oli hämmentynyt lapsi. Eron jälkeen hän ei enää löytänyt paikkaansa perheessä. Hän tunsi olonsa turvattomaksi ja häntä pelotti.
Miia muistuttaa, että lapsi tarvitsee hyvään kasvuun muutakin kuin perushoivaa.
– Jokaisella on koko elämänsä ajan tarve olla näkyvä, hyväksytty ja rakastettu juuri sellaisena kuin on. Jonkun olisi pitänyt kertoa minulle, mitä tapahtuu, ja kysyä, miltä minusta tuntuu.
Kokiessaan itsensä ulkopuoliseksi Miia alkoi häivyttää itseään. Näkymättömänä hän tunsi itsensä arvottomaksi.

”Ihminen voi olla masentunut ja iloinen yhtä aikaa”

Ollakseen tuottamatta huolta Miia ei näyttänyt, että hän uupui. Hän oli huolehtiva isosisko, joka kantoi vastuuta veljestä ja uudesta pikkusiskosta. Äidistäkin hän tunsi huolta. Hän oli kunnianhimoinen suorittaja ja kiltti tyttö, joka menestyi hyvin koulussa.
– Ihminen voi olla masentunut ja iloinen yhtä aikaa. Suorittaminen oli minun keinoni säilyä hengissä. Sain siitä tyydytystä, Miia sanoo.
Äiti oli joskus sanonut, että olisi hienoa, jos Miiasta tulisi pappi. Miia oli kiinnostunut hengellisistä asioista, filosofiasta ja psykologiasta. Keväällä 1994 hän päätti pyrkiä Helsingin yliopiston teologiseen tiedekuntaan.
Ensimmäisenä vuonna hän sai kokoon vain muutamia opintoviikkoja.
– Olin liian väsynyt. Itkeskelin paljon. Lopulta äiti tilasi minulle ajan terveyskeskuslääkärille. Tämän ohje oli, että e-pillerit pois. Lääkärin mielestä ne olivat masennukseni syy.

”Olisin tarvinnut hyväksyvää katsetta”

– Hyvinvointivaltiossa kenellekään ei saisi käydä niin kuin minulle, Miia sanoo.
– Hain vuosien aikana useasti apua, mutta loppujen lopuksi jouduin luotsaamaan itseni yksin pois masennuksesta.
Toisena opiskeluvuonna Miia pääsi psykoterapiaan.
– Hyvää olivat sovitut tapaamiset, joihin kolmen vuoden ajan raahauduin. Tunnollisena ihmisenä en jättänyt niitä koskaan väliin. Ne toivat elämääni säännöllisyyttä, joka piti minut hengissä.
Terapiassa hän pääsi myös sanomaan ääneen sen, että oli vihainen äidilleen. Siihen asti hän oli kääntänyt kaiken vihan itseensä.
Edelleen Miia kuitenkin tunsi jäävänsä hyväksyntää vaille.
– Olisin tarvinnut hyväksyvän katseen, joka olisi kertonut minulle, että olen rakastettu ja että minua kohtaan voi tuntea myötätuntoa.
Myös patistus elämäntaparemonttiin olisi ollut paikallaan.
– Olin anorektinen. Minun olisi pitänyt jo tuolloin saada ruokavalioni kuntoon, nukkua enemmän ja vähentää alkoholin käyttöä. Näihin terapiassa ei kiinnitetty ollenkaan huomiota.

”En voinut jättää lasta hetkeksikään”

Masentunut ei ole itkevä mörkö, Miia sanoo. Hän muistuttaa, että moni työssä käyvä aikuinen kärsii masennuksesta, jota läheisimmätkään työtoverit eivät huomaa.
Kolmenkymmenen vuoden ajan hänkin pystyi lähes koko ajan peittämään tilansa, opiskelemaan ja käymään töissä. Opinnot venyivät, mutta hän valmistui maisteriksi seitsemän vuoden jälkeen 2001.
Valmistuttuaan Miia oli opettajana Helsingin yliopistolla. Hän viihtyi töissä, ja ammatillisen itsetunnon kasvaminen tuntui mukavalta. Kaikki tuntui menevän paremmin ensimmäisen lapsen syntymään asti.
Miehensä hän tapasi 2004, ja hyvin pian he päättivät tehdä vauvan. Noin kuusi kuukautta Matiaksen syntymän jälkeen Miia masentui taas.
– Olin aivan neuroottinen. En voinut jättää lasta hetkeksikään, koska pelkäsin hänen kuolevan. En halunnut antaa vauvaa hoitoon. En pitänyt edes aurinkolaseja, koska olin lukenut jostakin, että lapsella täytyy olla katsekontakti äitiin.
Terapian kokeneena Miia osasi hakea apua. Hän sai lääkityksen, akupunktio auttoi häntä nukkumaan ja hänet ohjattiin äitien vertaistukiryhmään.
– Ryhmä oli loistava. Joidenkin äitien kanssa pidämme edelleen yhteyttä toisiimme, Miia sanoo.
Koska perhe-elämä lähti sujumaan nyt hyvin, Miia ja hänen miehensä päättivät, että toinen lapsi saa tulla.
– Wilhelmin syntymän jälkeen en varsinaisesti sairastunut, mutta väsyneenä aloin taas tuntea ahdistuksen pohjavireen. Minusta tuli hirvittävän ärtynyt. Koin olevani taas heikoilla. Ajattelin, että sairastun pian.

– Paranin, kun uskalsin luopua kärsimyksestä, Miia sanoo.

”Lopulta väsyin voimaan huonosti”

”Eräänä aamuna nousin sängystä ja sanoin ääneen kylpyhuoneen peilikuvalle, että nyt tämä helvetti saa riittää. En ollut enää itsetuhoinen, vaan olin loputtoman kyllästynyt ja väsynyt masennus-nimiseen ystävääni, joka oli ollut kuin liima minussa lähes kolmenkymmenen vuoden ajan. Olin väsynyt olemaan onneton ja loputtoman uupunut. Lisäksi olin alkanut kärsiä selittämättömistä kovista kivuista koko kehossa. Tuosta päivästä tuli masennukseni käännekohta.”
Näin Miia kirjoittaa tällä viikolla ilmestyvässä kirjassaan Toivon kirja masennuksesta.
Se on vertaistarina, jossa on onnellinen loppu. Peilikuvaansa katseleva Miia heräsi kuin sumusta. Hän tajusi sairastaneensa niin pitkään, ettei enää tiennyt, mitä hän olisi ilman masennusta.
– Olin omaksunut masennusidentiteetin. Jos joku kysyi minusta jotakin, osasin enää vastata vain sen, että olin sairastanut pitkään vakavaa masennusta.
Masennus oli ollut hänelle kuin peitto, jonka alta hän haki turvapaikkaa, mutta nyt siitä oli tullut naamio, jonka takana hän piileksi. Hän pelästyi ymmärtäessään, että osa hänestä oli jopa nauttinut uhrina olemisesta ja kärsimyksestä.
– En ehkä koskaan pysty tarkasti selittämään, mitä minulle tapahtui. Väsyin voimaan huonosti. Ehkä minut ajoi paranemaan syyllisyys lasten edessä. Olin selkä seinää vasten. Heidän takiaan minun oli löydettävä elämänhalu ja toivuttava, Miia pohtii.
Sen jälkeiset keinot parantumiseen olivat aluksi hyvin konkreettisia ja toiminnallisia. Miia aloitti elämäntaparemontista, sillä hän ymmärsi, että heikkona ja väsyneenä hän oli erityisen altis masennukselle. Hän luki Eckhart Tollen kirjan Läsnäolon voima, meni homeopaatille ja mindfulness-kurssille.

”Uutta varten pitää luopua vanhasta”

– Timantitkin hioutuvat kovassa puristuksessa, Miia sanoo.
Seitsemän vuoden kotiäitiyden jälkeen hän aloitti hiljalleen myös työt kodin ulkopuolella. Ollessaan masentunut ja tuntiessaan häpeää hän ei ollut voinut kuvitellakaan ottavansa vastaan Jumalan rakkautta. Nyt sekin muuttui. Hän tunsi olevansa valmis pappisvihkimykseen.
Ennen vihkimistä tehtävä psykologinen testi jännitti Miiaa. Mitä se hänestä kertoisi? Lausunnon mukaan hän oli psyykkisesti erittäin vahva ja ennustettava. Häntä suositeltiin kriisityöhön.
– Masennus oli hionut minut ymmärtämään ihmisten haavoja. Tunnistan herkkyyden ja haavoittuvuuden, joka kaipaa syliä kehdosta hautaan, Miia sanoo.
Iso muutos ravisteli myös parisuhdetta. Miia ja hänen miehensä päätyivät eroon.
– Olimme miettineet sitä jo pitkään. Päätös ei ollut enää vaikea, kun eräänä iltana totesimme, että tämä oli nyt tässä.
Toipumisen jälkeisiä rankkoja päätöksiä Miia selittää sillä, että isoissa prosesseissa on usein kysymys myös identiteetin muuttumisesta. Kun hän opetteli tunnistamaan ja hyväksymään omat tunteensa, hänestä tuli aiempaa rohkeampi.
– Ennen kuin uutta voi kasvaa, sitä varten pitää luoda tyhjää tilaa ja luopua jostakin vanhasta, hän miettii ratkaisujaan.

”Löysin vanhemmuuteni vasta eron jälkeen”

Erossa Miia mietti paljon poikiaan.
– Tiesin, miltä eron jälkeinen elämä voisi heistä tuntua. Minusta kuitenkin tuntuu, että löysin oman vanhemmuuteni kunnolla vasta eron jälkeen.
Miia puhuu lastensa kanssa paljon. Muutoksista jutellaan yhdessä ja Miia pyrkii selittämään pojille, mitä tapahtuu. Hän haluaa antaa lapsilleen aikaa ja on tehnyt työelämän valinnat niin, että voi joustaa ja olla mahdollisimman paljon poikiensa kanssa.
– Eron jälkeen kotimme ilmapiiri vapautui. Minusta tuli hyväntuulinen ja rennompi äiti, nautin lapsista, ja se välittyy suoraan heille.
Avioeron jälkeen Miia alkoi ymmärtää myös omaa äitiään uudella tavalla. Hän on pystynyt samastumaan tämän kokemuksiin, ja he ovat lähentyneet. Masennuksesta toipumisen kannalta se on ollut tärkeää, sillä Miia ei tunne enää katkeruutta äitiään kohtaan.
– Kasvoin aikuiseksi vasta masennuksen ja eron jälkeen, hän sanoo.

Miisu-kissa on ollut Miian ystävä jo kahdeksan vuotta.

”Kärsimyksestä kiinni pitäminen on usein tiedostamatonta”

Miian tarinan iso kysymys on tämä: miten suuri merkitys omalla tahdolla on masennuksesta toipumisessa?
– Masennuksesta on vaikea toipua, jos ei halua luopua kärsimyksestä, Miia vastaa.
– Monelle sairaalle kärsimyksestä kiinni pitäminen on tiedostamaton valinta. Itse havahduin, kun tajusin pitäväni siitä kiinni.
Miian oman historian tarkoitus on se, että hän voi nyt auttaa muita. Sielunhoitajana hän ottaa vastaan apua tarvitsevia, vetää eroryhmiä, luennoi ja ohjaa kursseja, joiden yhteisenä nimittäjänä on ihmisen kokonaisvaltainen hyvinvointi. Miia on myös mindfulness-ohjaaja.
– Itsestäni minun on pidettävä erityisen hyvää huolta koko loppuelämäni. Kun eteen tulee ongelmia, en anna periksi houkutukselle mennä masennuksen alle piiloon. Olen oppinut rakastamaan itseäni.

Miia Moisio, 44

Ammatti: Teologian maisteri ja tohtoriopiskelija, hyvinvointialan yrittäjä.
Asuu: Helsingissä.
Perhe: Pojat Matias ja Wilhelmi.
Ajankohtaista: Toivon kirja masennuksesta ilmestyy 24.5. Otavan kustantamana Hidasta elämää -sarjassa.
anna.fi
 

Опубликовано от — 1 комментарий

Стресс и заболевания желудочно-кишечного тракта.

Стресс и заболевания желудочно-кишечного тракта - Govzalla.comКак возникают «шоковые язвы», как нарушения двигательной активности внутренних органов связаны со стрессом и почему пациентам с болезнями ЖКТ помогают антидепрессанты

Один из «крестных отцов» физиологии стресса Ганс Селье в 1930-х годах заметил, что у крыс, которые испытывали неприятные переживания в течение длительного времени, возникали язвы. Сегодня нейрогенная теория язвы отошла на задний план, уступив место бактериальной, но со стрессом до сих пор связывают многие болезни желудочно-кишечного тракта, хотя эта связь не всегда прямая и очевидная. Гастроэнтеролог Алексей Парамонов объясняет, как стресс влияет на работу пищеварительной системы. Материал создан в рамках гида «Хороший / плохой стресс».

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов. Упоминаемые в статье лекарства и методы лечения не являются медицинской рекомендацией. Лекарства и методы лечения может назначать только лечащий врач!

Заболевания желудочно-кишечного тракта можно разделить на органические, которые связаны с поражениями различных органов, и функциональные, которые ассоциированы с нарушениями моторной функции и висцеральной чувствительностью. В числе органических заболеваний — гастриты и язвы, а среди функциональных расстройств наиболее известны функциональная диспепсия и синдром раздраженного кишечника. На развитие и тех и других заболеваний стресс может оказывать влияние в разной степени. Чаще всего он не является единственной причиной этих состояний, а усугубляет действие прочих факторов.

Гастриты, язвы и стресс

Гастрит и язвы — это воспаления и дефекты на стенках органов: желудка, пищевода, двенадцатиперстной кишки. Они образуются в результате действия соляной кислоты и пепсинов — ферментов, с помощью которых происходит расщепление белков, — на слизистую оболочку органа. Эти заболевания часто связывают со стрессом, но эта связь сложнее, чем может показаться на первый взгляд.

Одним из первых связь между стрессом и органическими заболеваниями ЖКТ увидел Ганс Селье. Он заметил, что у крыс, которые длительное время подвергались воздействию стрессоров, появлялись язвы. Нейрогенная теория язвенной болезни на долгое время стала ключевой, и, когда появились исследования, в которых возникновение язв связывалось с бактерией Helicobacter pylori, медицинское сообщество долгое время не воспринимало их всерьез. Но сегодня стресс не доминирует в списке причин развития язв и гастрита: на первом месте с огромным отрывом оказывается бактерия Helicobacter pylori, которая производит ферменты, разрушающие слизь — естественную защиту органов от действия соляной кислоты; на втором — прием нестероидных противовоспалительных препаратов.

Язва, возникшая только из-за эмоционального стресса, — это экзотика. У большинства пациентов с язвой или язвенным кровотечением выявляют Helicobacter pylori, и стресс лишь ей сопутствует. Дело в том, что сам по себе стресс не является единственной причиной заболеваний ЖКТ — он скорее усиливает прочие факторы.

А вот физический стресс в некоторых случаях может иметь тяжелые последствия для желудка. У людей, которые подвергаются сложным хирургическим операциям или получают серьезную травму, есть повышенный риск образования «шоковой» язвы. Она может появиться буквально за несколько часов. Считается, что это связано с выбросом веществ, которые вызывают снижение кровоснабжения ЖКТ, сужение сосудов и, как следствие, повреждение эндотелия стенки желудка из-за нехватки кислорода и питательных веществ — своего рода локальную ишемию. Хирурги знают об этих рисках и занимаются профилактикой шоковых язв.

Функциональные расстройства: падчерицы советской медицины

В последние годы ввиду активной борьбы с бактерией Helicobacter pylori ассоциированные с ней органические заболевания, такие как гастриты и язвы желудка и двенадцатиперстной кишки, стали менее распространенными, чем раньше. На первый план вышли функциональные расстройства, которые присутствуют у 70–90% пациентов и которые часто связаны со стрессом. Советская медицина не рассматривала функциональные расстройства ЖКТ как полноценную группу заболеваний и укладывала их в такие абстрактные и полумистические понятия, как вегетососудистая дистония, невроз желудка и невроз кишечника. Поэтому в России до сих пор наблюдаются трудности с диагностикой и лечением этих заболеваний.

Функциональные расстройства ЖКТ — это большая группа заболеваний. Их описанием и классификацией занимается «Римский фонд» — международная группа гастроэнтерологов. Актуальная на сегодняшний день информация содержится в разработанных ими «Римских критериях IV». Если не углубляться в детали, почти все проявления, описанные в этом документе, укладываются в два состояния: функциональная диспепсия и синдром раздраженного кишечника с подвариантами.

Функциональная диспепсия характеризуется изменением чувствительности нервных рецепторов в стенке желудка, двенадцатиперстной кишки и пищевода и изменением двигательной активности этих органов.

Похожие механизмы могут реализовываться на уровне кишечника, провоцируя боль в животе, бурление, понос или запор — комплекс этих проявлений и называют синдромом раздраженного кишечника (СРК).

Обычно функциональная диспепсия проявляется болью, чувством переполнения, дискомфорта, иногда изжогой, отрыжкой. Эти симптомы возникают на фоне неизмененного желудка при гастроскопии. И даже если взять биопсию желудка, не обнаружится никакой связи между выраженностью микроскопических изменений и выраженностью симптомов.

Но не стоит думать, что функциональные расстройства диагностируют только в том случае, если не найдено никаких органических повреждений. Язвы и гастриты могут сопровождать функциональные расстройства и даже быть их следствием. Например, на фоне стресса у человека, ведущего здоровый образ жизни, может возникнуть функциональная диспепсия с изжогой, при которой кислота из желудка выбрасывается в пищевод и провоцирует язву. У пациента может одновременно быть гастрит и функциональная диспепсия. Гастрит важно лечить, потому что длительное нахождение Helicobacter pylori в желудочно-кишечном тракте коррелирует с повышенным риском развития рака, и лечение гастрита выступает здесь профилактикой. Но чтобы помочь пациенту здесь и сейчас, необходимо бороться с функциональной диспепсией, которая доставляет человеку много страданий, в отличие от гастрита, который легко контролируется противокислотными препаратами и почти не вызывает боли.

Еще одно функциональное расстройство из «Римских критериев IV» — спазм сфинктера Одди. Сфинктер — это круговая мышца, которая находится в месте, где желчный проток впадает в двенадцатиперстную кишку. У многих людей анатомия такова, что этот же сфинктер контролирует и выход поджелудочного сока. Туда же впадает и вирсунгов проток поджелудочной железы. У некоторых людей они разделены.

Проявления спазма сфинктера Одди могут быть жесткими: высокоинтенсивная боль в правом подреберье, которая может отдавать в спину, грудь и даже в челюсть и нередко сопровождается рвотой и чувством тяжести в желудке. Если приступы повторяются, это может быть бескаменный холецистит или панкреатит. Но в большинстве случаев это дисфункция сфинктера Одди (раньше употреблялось название «дискинезия желчевыводящих путей»). При частых и длительных спазмах сфинктера Одди уровень печеночных ферментов может повышаться, и возникает иллюзия, что происходит повреждение печени.

Спровоцировать спазм может определенная пища, например сочетание жирного с холодным. Кроме того, гиперреактивность, готовность этого сфинктера сокращаться зависит от эмоционального фона — наличия тревоги или депрессии.

Стресс и функциональные расстройства

С функциональной диспепсией ассоциированы психологические феномены, такие как тревога, депрессия, астения, апатия. С биохимической точки зрения они связаны с нехваткой нейромедиаторов, таких как норадреналин, серотонин и дофамин, которые обслуживают в том числе работу внутренних органов.

Деятельностью желудочно-кишечного тракта управляет часть автономной (вегетативной) нервной системы, которая называется энтеральной нервной системой. Составляющие ее нервные сплетения располагаются в оболочках полых органов, таких как пищевод, желудок, тонкая и толстая кишка, в желчных и панкреатических протоках. Они регулируют работу гладких мышц органов, обладающих сократительной активностью. В клетках этих мышц содержатся различные рецепторы (дофаминовые, серотониновые, адренорецепторы), которые реагируют на выделение тех или иных нейромедиаторов. Посредством влияния на них достигается согласованность в работе органов. Вторым этажом идет управление, связанное с центральной нервной системой и высшей нервной деятельностью.

Из-за дефицита серотонина и норадреналина в районе синапсов головного мозга и синапсов нервных узлов в стенке кишечника нарушается двигательная активность и повышается чувствительность желудка к соляной кислоте, с помощью которой переваривается пища. Желудок, который предназначен для того, чтобы в нем постоянно находилась кислота, внезапно начинает ее ощущать и транслировать эту информацию в мозг как боль. Возникают активные рефлюксы: желудок внезапно сжимается и с силой выбрасывает свое содержимое в пищевод. При синдроме раздраженного кишечника похожие механизмы развиваются на уровне кишечника.

Если болезненные ощущения возникают регулярно и они мучительны, то, даже если у пациента исходно не было каких-то эмоциональных расстройств, у него со временем могут появиться тревога, усталость и депрессия. Эти явления поддерживают друг друга, и возникает порочный круг: депрессия провоцирует функциональные расстройства, а функциональные расстройства — депрессию.

Как лечить функциональные расстройства

Симптомы функциональной диспепсии могут беспокоить человека долгие годы и нарушать качество жизни. При этом они плохо слушаются препаратов. Поэтому ее лечение многоступенчатое.

Согласно рекомендациям «Римских критериев IV», которые представлены в виде так называемой пирамиды лечения, первое, что нужно сделать, — привести в порядок образ жизни пациента с функциональной диспепсией. Рекомендуется не переедать, заниматься физической активностью, спать достаточное количество часов, регулярно отдыхать от работы. Второй этаж пирамиды — препараты, которые влияют на гастроэнтерологические симптомы: прокинетики или спазмолитики, а также ингибиторы протонной помпы, которые подавляют кислоту. Третьим компонентом является когнитивно-поведенческая психотерапия и психотропные препараты. Также исследуется эффективность медитации и гипнотерапии. На четвертом этаже пирамиды — соединение всех вышеперечисленных методов. Иногда такое лечение затягивается на месяцы и годы, но люди выздоравливают.

При синдроме раздраженного кишечника методы лечения примерно те же, за тем исключением, что ингибиторы протонной помпы, подавляющие кислоту, не применяются.

Колоссальный прогресс в лечении функциональных расстройств произошел с внедрением в схему антидепрессантов. Если до этого успешными признавались не более 20% курсов лечения, то при использовании психотропных препаратов успех приходит в 80% случаев. Наибольшую доказательную базу из всех психотропных препаратов сейчас имеют некоторые виды антидепрессантов: классический трициклический амитриптилин (но из-за тяжелых побочных эффектов его редко назначают) и более современные дулоксетин и сертралин. В последнее время появились исследования и по другим препаратам. Механизм действия антидепрессантов в случае с функциональными расстройствами ЖКТ пока до конца не ясен. В самом общем виде: антидепрессанты повышают уровень серотонина и норадреналина в районе синапсов головного мозга и нервных узлов в стенках органов, что снижает болевую чувствительность. Антидепрессанты используются как обезболивающие препараты не только в гастроэнтерологии — они высокоэффективны при боли в суставах или тройничном нерве, причем работают вне зависимости от наличия депрессии у пациента.

Не все так просто

Тем не менее прямая связь функциональных расстройств со стрессом выглядит упрощенной. В любом справочнике или руководстве по функциональным болезням есть фраза, что механизм их развития до конца не понятен. У некоторых пациентов не выявляется никаких психологических расстройств, им не помогают антидепрессанты и психотерапия, а проблема остается. У значительного числа людей синдром раздраженного кишечника впервые возникает после перенесенной кишечной инфекции. Многие исследователи пытались найти у людей с СРК воспаления, но их нет в кишечнике в том виде, в каком мы их привыкли видеть под микроскопом (инфильтрация воспалительными клетками). Микроскопические воспалительные нарушения можно зафиксировать, лишь измерив концентрацию определенных молекул и сравнив ее с нормой.

И самое интересное. Одна из разновидностей синдрома раздраженного кишечника, которая сопровождается диареей, недавно получила диагностический лабораторный маркер — антитела к бактериальному цитолетальному разрыхляющему токсину (CLTD). Исследование внедрено в практику пока только в США. Эти антитела достаточно четко коррелируют и позволяют с высокой чувствительностью и специфичностью выше 90% определять эту форму синдрома раздраженного кишечника.

Возникает вопрос, что это: последствие инфекционных заболеваний или все-таки последствие стресса? Противоречие здесь кажущееся. Микробные токсины, антитела к которым определяют в лаборатории, отражают исходную агрессию микроба, из-за которой произошло повреждение нервной системы самого кишечника, нервных окончаний и иногда нервных узлов, которые находятся в стенке кишки. Это закладывает основу для синдрома раздраженного кишечника. На восстановление нервной системе требуется несколько месяцев. Похоже, что у предрасположенных людей в условиях стресса восстановление происходит неадекватно. У них формируются неправильные рефлексы, когда кишка двигается слишком активно или кишка многократно спазмирует, как при варианте с запорами, и не отдает свое содержимое.

Таким образом, как бы сейчас мы ни рассуждали о возможной органической подоплеке этих заболеваний, практических выводов кроме диагностики по антителам пока нет. Противовоспалительные препараты неэффективны. Есть отдельные работы по пробиотикам, что они могут улучшать течение болезни, но эффект их не очень значителен. Кроме того, эти исследования не очень высокого уровня. Основными препаратами, которые действительно позволяют менять прогноз и качество жизни пациентов с функциональными расстройствами, сегодня остаются спазмолитики в сочетании с антидепрессантом и когнитивно-поведенческая психотерапия.

Алексей Парамонов
Алексей Парамонов

кандидат медицинских наук, врач-гастроэнтеролог, руководитель центра экспертной гастроэнтерологии

postnauka.ru