Автор: Olga Juntunen

В 2022 году, к октябрю, траты на антидепрессанты в России выросли на 70% по сравнению с 2021, на успокоительные – на 56%. За девять месяцев прошлого года россияне потратили на антидепрессанты 5 миллиардов рублей, на успокоительные препараты – 13,9 миллиардов. Это 8,4 млн упаковок антидепрессантов (на 48% больше, чем годом ранее) и 108 млн упаковок успокоительных (рост на 44%). Спрос был такой огромный, что в аптеках исчезли многие препараты – «Прозак», «Депакин», «Анафранил» и другие.

Прошлый год был успешным для фармкомпаний. Производство антидепрессантов в России выросло на 24% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, успокоительных – на 21%.

В 2023 году можно было ожидать спада – прошел первый шок, психика адаптируется к новым реалиям. Но нет. Розничные продажи антидепрессантов за первые пять месяцев 2023 года не только не упали, а даже немного выросли – на 2% в денежном выражении.

В этой статистике есть и мой вклад. До 2022 года я ни разу не принимала антидепрессанты или транквилизаторы. Не посещала психотерапевтов. Теперь я знакома и с первым, и со вторым, и с третьим.

Мало кто из моих знакомых оказался способен самостоятельно справится с реальностью февраля 22 года. Те, кто не обращались к психотерапевтам, шли за таблетками. А чаще было и то и другое. Невозможно уложить в голове, что твой мир рухнул, когда все, как прежде – дом стоит, чайник закипает.

– Вас это напрямую затронуло? А это напрямую затронуло? – спрашивал психиатр, когда, в свой первый визит, перечисляла события, выбившие почву из-под ног. Я не знала, что отвечать. Я в 9 тысячах км от «СВО», мои родные в Украине живы, но все равно болит так, что любые разговоры с друзьями сворачивают к одной теме. Вроде, напрямую меня не затронуло, но почему тогда ощущение катастрофы? Почему кажется, что дементоры высосали из жизни всю радость? Что не можешь выбраться из отравленного тумана безнадеги и горя?

Сейчас получать таблетки стало проще.

– Стрессовые события остались в вашей жизни?

– Во-первых, скоро суд, меня обвиняют в неисполнении обязанностей иностранного агента…

– Достаточно, – говорит доктор, и я получаю очередной рецепт на «Золофт» и «Атаракс».

В первые дни после 24 февраля мы спасались, как могли – закрыли аккаунты в соцсетях, наглухо закуклились в информационных пузырях, выпивали, учились дышать квадратом, рассылали друг другу успокаивающие треки и бинауральные медитации и засыпали под пение китов или вкрадчивое шелестение гипнотизера: «ощущение спокойствия усиииииииииливается».

Мы делились таблетками. Не без побочек. Знакомая отсыпала приятельнице своих успокоительных, а потом слушала яростное шипение в трубку: «Что ты мне дала? Я тут позорюсь!» Добропорядочная 50-летняя дама не смогла сдать тест в наркологии, переоформляя водительское удостоверение. Анализы выявили запрещенные вещества.

Контакты хорошего психолога стали новой валютой. За полтора года я повидала разных. Дама, берущая 10 тысяч рублей за полтора часа, посоветовала мне «пользоваться способностью мечтать и поменьше слушать других».

Потом был сеанс в другом месте за 1850 рублей по промокоду.

– Что вас беспокоит? – начала разговор психолог.

Когда я через 20 минут прорыдала все, что беспокоит, высморкалась и взглянула на собеседницу, то увидела огромные от ужаса глаза.

Психолог честно (спасибо ей) сказала, что бессильна. Мы, конечно, можем сейчас подышать и попробовать методики заземления, но это как мертвому припарка. Тут, сказала она, нужен хороший юрист и серьезная фармакология. Оставшиеся 30 минут болтали за жизнь.

Моя последняя попытка побороть депрессию – групповая терапия. Участники – релоканты и те, кто смотрит в ту сторону. Такие группы показывают в иностранных фильмах. Там все поддерживающие и доброжелательные. И в нашей так было. Но я чувствую себя российской оппозицией – ненавижу тех, кто вроде на одной с тобой стороне.

В группе по четверо женщин и мужчин и психолог – модератор.

Началась работа с рассказа одной девушки, как ее пес попал под машину. И все по кругу рассказали, как у них кто-то сдох или у «меня никто, но у мамы был пёс, и вот он-то».

Я молчу.

Рассказывать про своих умерших животных не хочу. Давать советы «мне пережить стресс помогала физическая активность. Попробуйте бачату» не хочу.

Сижу и думаю, что должна чувствовать сострадание, а чувствую только раздражение. Никого не жалко: ни ту с почками, ни дворнягу с быстротекущей пневмонией.

Но и поменять тему не могу, это значит обесценить чувства других, типа заканчивайте страдать фигней – кошка сдохла, хвост облез и перейдем к настоящим проблемам. Я, может, так думала, но попробуй скажи.

Поэтому молчу.

К следующей встрече приготовилась – отрепетировала свой рассказ, контролируя, чтобы он не выходил за 8 минут. Но так и не смогла вклиниться в беседу. Девушки захватили эфир, и к концу сессии мы все про них знали: у этой муж и мама, у той муж, дети, друзья и мама, у третьей детские травмы и тоже мама.

Каждый раз, когда в окошке зума от них появлялась иконка «прошу слова», я скрежетала зубами.

Ладно, думала, допустим, вклинюсь, расскажу о себе. Но хочу я, чтобы эти люди обсуждали мою ситуацию? Ну, нет. Пусть сначала с мамами разберутся.

При этом члены нашей группы очень милые и открытые. Все передружили и договорились поддерживать связь. Наверняка они и меня бы поддержали и наговорили всего ободряющего. Но я, как тролль, просидела под мостом, сверкая глазами и источая злобу.

Ушла из группы. Ищу новые способы лечения.

Но лечение нужно всей стране. В конце 2022 года фонд «Общественное мнение» сообщал, что около 70% россиян чувствуют себя тревожно. Пик тревожности, по данным экспертов, пришелся на конце сентября 2022, когда власти объявили частичную мобилизацию.

А вот свежие данные – согласно исследованию, проведенному Институтом национального прогнозирования, в Центральном регионе России уровень тревожности населения достиг 85%. В Южном регионе он 81%, в Северо-Кавказском – 80%. Меньше всего тревожатся сибиряки – 57%, но и это очень высокий показатель.

Большая часть из нас не пойдет к психологам и психиатрам и не запишется в группу поддержки. В Чечне, например, при высоком уровне тревожности одно из самых низких в стране потреблений антидепрессантов. Препараты от депрессии там принимает каждый 120-й житель. Меньше только в Тыве.

Пожалуй, на следующей сессии с психотерапевтом я буду обсуждать, как жить в стране, которая, как выяснилось, больна вся – целиком.

Любовь Барабашова – сахалинский журналист. Этот текст был впервые опубликован на сайте проекта «Сибирь. Реалии».

https://www.svoboda.org/