В Америке ты попадаешь на конвейер. Биопсия, анализы – все было сделано очень быстро. И через две недели меня прооперировали. Для хирурга очень важно, что пациент хочет жить, и я, кажется, произвела впечатление такого человека. У меня с ним получился, как мне показалось, особенный контакт глаз. После операции он пришел ко мне в реанимацию. Я спросила: «Джон, ты думаешь, я пару лет проживу?» Он твердо сказал: «Да!» Очень мне понравилось, как он это сказал. И все. Больше я к нему не приставала.
Я понимала, что главное – пережить операцию, и пережить третий день после, и пережить пятый… А потом еще два месяца организм должен налаживаться – операция тяжелая, наркоз длился пять часов.
В больнице мне очень не понравилась еда, она такая пластиковая. А есть хочется. И я просила меня скорее выписать. На шестой день после операции мне разрешили уехать. Врач разрешил есть неострое и принимать пищевые ферменты. Так что по дороге из больницы мы заехали в китайский ресторан, о котором я мечтала последнюю пару дней. А через три дня во время перевязки хирург спрашивает: «Как у вас аппетит?» Я ему: «Прекрасно. Китайский ресторан мне очень понравился». Он рассмеялся: «Вы слышали: она в китайский ресторан отправилась!» Я, кажется, его поразила. Вообще врачи не раз мне удивлялись, а я недоумевала – чему? Вот так я прошла через эту напасть.
Наблюдая себя в течение жизни, я обнаружила, что у меня есть особая тактика или стратегия поведения: на удар судьбы отвечать встречным ударом. Из-за моих резких поступков я много раз оказывалась в кризисных ситуациях. Горные лыжи… Я обычно перебирала скорость, не раз ломала ноги. Однажды с ногой в гипсе, в брюках пошла в Ленинскую библиотеку. Очень правильная советская дежурная возмутилась: «Что вы себе позволяете, женщина, надели брюки – да еще в научный зал!» Такие были времена (начало 60-х)! А я, оказывается, попала в будущую моду. Кстати, и с рюкзаком тогда же стала ходить на работу – очень удобно!
Развод. Мне было 30 лет, и ситуация была «на выживание». Перед этим мы получили две комнаты в коммунальной квартире: двое детей, мой муж Вадим, его мать и я. Оставила все и ушла за руку с младшей 3-летней дочерью к своим родителям. А у них 18 метров, мама, папа и мой брат. Мы могли переночевать два-три дня, но не жить. Меня приютила мамина сестра, тоже в коммунальной квартире. Потом другая тетка… Тогда я за один месяц закончила текст кандидатской диссертации. До этого три года не могла ее написать. Все эксперименты были сделаны во время беременности, опубликованы статьи, но я все тянула. А на удар судьбы – мобилизовалась. Дописала, защитила диссертацию, стала больше получать, что было очень существенно.
Начался период очень активной работы. Создала лабораторию, начала заключать хоздоговора. Стала организовывать психологический практикум – ходила на физфак, чтобы узнать, как практикум сделан у них. К семинарам надо было разрабатывать новые программы, подбирать литературу. Из этого вышел проект издания хрестоматий по общей психологии с классическими работами отечественных и, главное, зарубежных авторов.
Мне было за 40, мы с Алешей ждали второго ребенка, но я его потеряла. Когда случился этот очередной удар, я приняла решение закончить и защитить докторскую диссертацию. Стала профессором МГУ, начала читать авторский курс «Введение в психологию» – по-новому. В общем, жизнь шла, периодически била, я не сдавалась. Каждый раз нужно было собраться и выдержать! А главное – активно жить. Я не собираюсь ставить себя в пример. Это знание было добыто в мире людей. Я – ребенок военного времени. Выживание в тяжести – это была судьба всего народа, сопротивление народа. Мои сверстники, те, кто живы, – они какие-то закаленные. Они менее скрученные последующими политическими и идеологическими наслоениями.
Встать мне сказали на следующий день после операции. Спустите ноги. Сделайте шаг. А я делаю десять. Если один можно, то почему нельзя два, а десять? Пусть и не спеша и вместе с капельницей, с проводами от приборов. Устала, пошла обратно. Я не подчинялась болезни, духу болезни. А наоборот, помогала организму сопротивляться. Мы собираемся из больницы уезжать, и у нас спрашивают: вам сиделку организовать? Мы с мужем оба говорим: нет, не надо. Я сама. Мы сами.
Потом химиотерапия. Вот это ужас! Тебя отравляют раз в неделю по понедельникам. Через три дня ты всю эту гадость начинаешь изживать. В четверг тебе лучше. В пятницу, субботу, воскресенье, кажется, живешь. В понедельник – опять отрава. Ведь «химия» только называется терапией, фактически это яд не только для раковых клеток. И так полгода.
Временами беспокоили мысли: сколько белых клеток, сколько красных. Спасала работа над «Метафорами» – издательство ждет! («Метафоры» – новая психологическая игра. – Прим. ред.). Когда начинаешь этим заниматься, обо всем забываешь. И получаешь удовольствие.
Химию приходилось ждать в специальной комнате: пациент и сопровождающий. Одновременно таких 5–7 пар сидят, ждут, когда их вызовут. Очень мрачные пары. А мы с Алешей беседуем, улыбаемся, смеемся. Постоянная картина. В какой-то момент стали осознавать, что выглядим неприлично – слишком оживлены. Словно какие-то посторонние. Но это раковое отделение. Там посторонних не бывает.
Да, такие у нас отношения. Это не значит, что я оптимист и все время подпрыгиваю от радости. Нет, у меня бывают мрачные настроения, хотя ненадолго. Сейчас вернулась в свое обычное состояние. Правда, с ощущением несколько меньших возможностей. В остальном живу так же. Друзья, врачи мне дали дополнительное время, и я хочу использовать его для людей – ведь это моя профессия!
Для тех, кто сейчас узнает такой же диагноз, решающим является вопрос – операбельна опухоль или нет. Если можно лечиться, бороться, то так и стоит сказать себе: все нормально, выживай. А если нет – ты живешь, радуешься, вот и радуйся. Эти слова нашел для меня тот врач. Эти слова отобраны его многолетним, тяжелейшим опытом. Живешь – живи. Радуйся. Какой бы диагноз тебе ни поставили.
Антоний Сурожский рассказывает о сопровождении умирающего. Молодой солдат умирал, оставляя жену, детей, ферму. Говорил, что ему страшно умирать в одиночестве. Антоний ему сказал, что этого не произойдет, так как он будет все время с ним. «Ты сможешь открывать глаза и видеть, что я здесь, или разговаривать со мной. А потом сможешь взять меня за руку и время от времени пожимать ее, чтобы убедиться, что я здесь». Так умирающий был избавлен от одиночества. Это тоже очень важно для того, кто приговорен болезнью, – быть с ним кому-то из близких, говорить с ним. Но логика, доводы обычно не действуют.
Помогают воспоминания, тон и забота, напоминания моментов радости. Кто-то сказал: каждый человек хотя бы один раз в день бывает в раю. В любой ситуации мы можем ловить такие моменты».
http://www.psychologies.ru
Метка: мудрые мысли
Шопенгауэр: Не придавайся ни большому ликованию, ни большому унынию.
В Цитаты и афоризмы
Ни при каком происшествии не подобает предаваться большому ликованию или большому унынию, – частью ввиду изменчивости всех вещей, которая каждое мгновение может все повернуть в другую сторону, частью ввиду обманчивости нашего суждения о том, что нам полезно или вредно, – обманчивости, вследствие которой почти каждому приходилось сетовать на то, что оказывалось потом для него самым подлинным благом, или ликовать по поводу того, что стало источником его величайших страданий.
Шопенгауэр
Мартти Линдквист. Профессиональная совесть. Для всех нас одинаково верно, что невозможно выжить в одиночку.
ТЕКСТ НЕСОСТОЯВШЕГОСЯ ВЫСТУПЛЕНИЯ ПЕРЕД УЧАСТНИКАМИ МЕЖДУНАРОДНОЙ ПСИХОДРАМАТИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ 2004 Г. В ОКСФОРДЕ
Об авторе
Мартти Линдквист — социодраматист из Финляндии, его базовая специализация — теология и этика; был профессором социальной этики в Университете Хельсинки (1978-1986).
С 1998 председатель национального совета «Этика в здравоохранении» при правительстве Финляндии.
Автор многочисленных книг, тематика которых включает не только философские вопросы, но и практические аспекты социодрамы и групповой работы; писал также повести и рассказы. Автор нескольких глав в коллективной монографии «Психодрама после Морено».
Мартти Линдквиста не стало летом 2004 г.; встреча на Международной Психодраматической Конференции в Оксфорде не состоялась. Этой встречи ждали многие и своего рода прощальным письмом достойного и тонкого профессионала стал маленький текст, полученный всеми участниками конференции. Мне показалось важным перевести его и сделать доступным для студентов-психологов и ныне практикующих российских коллег.
——————
Этот текст — попытка описать в высшей степени личное основание этического сознания, «профессиональной совести» хелпера по отношению к его/ее клиенту; для меня особо важно было включить в рассмотрение влияния собственной «тени» профессионала на работу.
Этот текст не предназначен для превращения в официальную этическую норму. Напротив, это лишь одно возможное видение среди многих других, и я делюсь им для того, чтобы принадлежащие к «помогающим профессиям» могли заглянуть в этот текст как в одно из возможных зеркал и отрефлексировать собственные убеждения и конкретные пути проявления их в работе.
———————
Как человеческое существо, я прежде всего отвечаю за себя, свое благополучие и последствия моих действий для других. Решение стать тем, кто помогает другим человеческим существам, требует от меня понимания: делая это, я не разрешу личных трудностей и не компенсирую всего того, что потеряно и недостает в моей собственной жизни.
Я могу работать ответственно только в пределах, которые определены как моим профессиональным знанием, так и моей уникальной личностью, а она, в свою очередь, является результатом того жизненного бремени, ко-торое определено моей историей.
Я осознаю тот факт, что во мне есть не только хорошее и что моя помощь не всегда бескорыстна. Моя собственная «тень» следует за мной и тогда, когда я работаю для других людей.
Я хотел бы как можно больше использовать эту «тень» в качестве моста между моим миром и миром моего клиента, а не как оружие, направленное на него/нее.
Я признаю, что моя работа возможна и этически приемлема только в сотрудничестве с клиентом и только с его согласия.
Я не являюсь спасителем для клиента: он/она — субъект собственного выбора и самый лучший специалист в отношении своей жизни.
В нашем сотрудничестве мы неминуемо принимаем участие в жизни друг друга, но ни одному из нас не позволено владеть или управлять жизнью другого.
Моя работа основана на убеждении, что у меня и моего клиента есть нечто общее — опыт человеческого бытия.
Когда я оказываюсь лицом к лицу с беспомощностью и нуждами клиента, я тем самым соприкасаюсь также с той частью меня самого, которой отчаянно недостает столь многого и которая часто чувствует себя беспомощной.
Когда я совершаю свое терапевтическое путешествие в мир клиента, это вызов для меня.
Суть этого вызова в том, чтобы увидеть себя глазами клиента и понять, что его/ее опыт мог бы быть и моим — и со мной могло случиться, то, что случилось с ним.
Цель моей работы — увеличить для моего клиента возможность понимания его/ее собственной жизни и мира, увидеть, что есть истина в его/ее жизни, принять собственное человеческое достоинство и найти в себе отвагу изменяться в соответствии со своим путем роста.
Я не хочу извлекать клиента из его/ее истории и лишать ответственности, но я стараюсь помочь ему/ей стать частью его/ее естественного контекста и занять собственное место в обществе.
Я не строю никаких допущений ни для клиента, ни для себя в отношении непременного успеха той работы, которую мы делаем вместе. У нас обоих есть право на неуспех и разочарование. Я не подведу клиента, даже если он/она не отвечает моим ожиданиям и даже тогда, когда цель, о которой мы договорились, не достигнута. Я верю, что наши отношения имеют смысл, который не может быть измерен только критериями внешней полезности и успеха.
Я помогаю моему клиенту, полагаясь на знания, умения и опыт, которыми распо-лагаю как профессионал; делая это, я учусь уважать свою работу и профессию. Но я также хочу быть в контакте с клиентом как отдельный человек и принимаю свое право быть спонтанным, использовать интуицию и креативность для блага клиента.
Точно так же и клиент имеет право быть тем/той, кто он/она есть, и делиться тем жизненным опытом, который принадлежит его/ее личности. Это также помогает мне представлять себя на месте клиента, когда это необходимо.
Я не нарушаю конфиденциальность между клиентом и мной и не предаю его/ее в бессилии и во власти неудовлетворенных потребностей, и я не злоупотребляю нашими взаимоотношениями ради моих собственных целей или личных нужд.
Я уважаю реальное страдание клиента и позволяю ему/ей встретиться с этим стра-данием, не обещая, что «больно не будет», если этой боли нельзя избежать.
Я также готов встретиться со страданием, которое подобно в нашем человеческом уделе и появляется в ходе нашего терапевтического путешествия.
Я осознаю тот факт, что и я, и мой клиент обладаем глубинной сексуальностью. Это одновременно и эмоциональный ресурс и угроза нашему совместному путешествию. У нас обоих есть право принимать наши сексуальные чувства, но как тот, кто верит в клиента и тот, от кого клиент зависит, я сумею воздержаться и не провоцировать клиента своими сексуальными желаниями и не последую за его/ее желаниями этого рода
Я обещаю заботиться о себе теми способами, которыми располагаю, с тем, чтобы не отвергать, не «пережигать», не раздавать другим то, что наиболее важно в моей собственной жизни. У меня есть твердое убеждение, что защита моей жизни одно-временно означает борьбу за жизнь моего клиента
Я уважаю труд других хелперов и моих коллег и убежден в том, что все мы принимаем участие в общей борьбе за человеческое достоинство и жизнь в целом. Я разделяю с ними радости и боль моей работы и пытаюсь способствовать такому социальному развитию, которое не означало бы успех для немногих ценой эксплуатации и отвержения многих.
Я осознаю тот факт, что я не единственный, кто оказывает помощь моему клиенту, и я не являюсь собственником окончательного объяснения его/ее проблем. Источник веры и ресурсов моего клиента находится в его/ее собственной жизни, я же являюсь лишь «повитухой» этой жизни в меру моего понимания и умения.
Для всех нас одинаково верно, что невозможно выжить в одиночку. Когда придет день и мне понадобится помощь, я хочу быть готов попросить о помощи, ибо знаю, что только тот, кто готов попросить и принять помощь, имеет право помогать другим.
М. ЛИНДКВИСТ
ПЕРЕВОД Е.Л.МИХАЙЛОВОЙ