Метка: размышления

Кто-то из современных критиков назвал Зигмунда Фрейда «Шекспиром ХХ века». То есть сочинителем, который придумывает драмы души (нашего Эго), где есть противоборство низкого злодея (в его роли выступает Оно, бессознательное) и наделенного высокими помыслами героя (нашего Сверх-Я, этического сверхсознания). И драмы эти особенно увлекательные, так как все вертится вокруг любви, ненависти и секса.

ТРЕХГЛАВЫЙ ДРАКОН ФРЕЙДИЗМА

Психологическая теория Зигмунда Фрейда кажется очень удобной, понятной и знакомой. Нам кажется, что эта теория прекрасно объясняет причины наших проблем и дает четкие ориентиры, что с этими проблемами делать.

Фрейд считал, что на разных возрастных этапах части нашей психики (Оно, Я, Сверх-Я) функционируют по-разному и проблема «дележа энергии» между ними также может быть решена по-разному. Это решение может быть неудачным (и тогда можно говорить о «детской психотравме») или относительно удачным (и тогда оно закрепляется в характере человека, в фиксированном наборе психологических защитных механизмов).

Почему теория Фрейда кажется такой удобной? Все мировые религии много веков подряд говорят о трехчастной природе человека: человек состоит из тела, души и духа. И здесь очень легко узнать Оно (биологические инстинкты), Я (индивидуальное сознание, разум) и Сверх-Я (высшие моральные принципы).

Очень удобно объяснять все наши сегодняшние проблемы детскими психотравмами, которые случились «там и тогда» (в раннем детстве), потом были вытеснены в бессознательное, но, тем не менее, являются причиной всех наших взрослых неурядиц.

ВЕСЬ МИР НИЖЕ ПОЯСА

Проблема в том, что устройство человеческой психики намного сложнее, чем примитивная трехчастная схема. Создавая эту схему, Фрейд пытался объяснить, как устроена человеческая мотивация. Ведущую роль он отводил инстинктам, в то время как современные исследования доказывают, что инстинкты для человека – далеко не главный мотиватор. И взаимодействие между мотивационными структурами психики намного сложнее, чем простой «дележ» психической энергии.

Кроме того, возможное наличие детских психотравм «все объясняет» для нас лично, но вовсе ничего не объясняет с научной точки зрения. Критики здесь наступают на Фрейда с двух сторон: методологической и экспериментальной.

Методологическую критику фрейдизма еще полвека назад опубликовал известный философ Карл Поппер. По его мнению, психоанализ нельзя считать научной теорией, во-первых, потому, что она ничего не предсказывает (и не предсказала), во-вторых, потому, что она является умозрительной (а не основанной на строгих наблюдениях или экспериментах) и поэтому ее невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть научными методами.

Поясним каждый из пунктов.

Во-первых, ценность каждой научной теории напрямую связана с ее прогностическими возможностями. Но теория Фрейда вообще ничего не прогнозирует, она лишь по-своему интерпретирует уже известные о человеческой психике факты.

Во-вторых, любая научная теория является ограниченной, она выявляет закономерности, возникающие лишь в рамках строгого набора исходных условий. Если эти условия соблюдать, то закономерность устойчиво воспроизводится (в том числе в экспериментах); если эти условия не соблюдать, то закономерность к данной ситуации «приложить» невозможно (как бы нам этого ни хотелось).

По мнению Карла Поппера, в нашей жизни просто невозможно придумать такую ситуацию, которую нельзя было бы объяснить в терминах психоанализа. А это означает, что психоанализ не опирается на факты, а просто подгоняет их под свое объяснение. Но такой способ мышления – не научный, а скорее религиозный или даже мифологический.

ВСПОМНИТЬ ВСЕ. ДАЖЕ ТО, ЧЕГО НЕ БЫЛО

Почти за вековое существование психологии накопилась просто гора исследований, критикующих основные положения психоаналитической догмы.

Приведу лишь один пример, связанный с современными исследованиями долговременной памяти. Целью психоаналитической терапии является инсайт – припоминание «детской психотравмы» (которая чаще всего случается в возрасте до пяти лет). Во время такого припоминания взрослый человек как бы заново переживает травмирующие эмоции, но делает это уже с высоты своего взрослого опыта, переосмысливая и переоценивая их. Поэтому переживание-воспоминание получается «очищающим» (Фрейд называл это древнегреческим словом «катарсис»), избавляющим нас от ненужных психологических защит и в целом восстанавливающим более здоровую психодинамику. Но тут-то и скрывается главный подводный камень.

Действительно ли мы можем вспомнить эмоционально значимые события нашего раннего детства? В 2017 году в России была издана книга психолога Джулии Шоу «Ложная память. Почему нельзя доверять воспоминаниям». В ней, в частности, описывается такой эксперимент: испытуемым сообщали, что хотят проверить, насколько точно они помнят события, которые случились с ними в раннем детстве. Часть данных событий была восстановлена на основании интервью с их родителями, а вот еще часть событий была придумана, что называется, «с нуля», самими исследователями. Придуманные события были, с одной стороны, довольно правдоподобными, а с другой стороны – эмоциональными.

Вот пример такой ситуации: «Когда вам было пять лет, вы были на свадьбе друзей вашей семьи. Играя вместе с другими детьми, вы нечаянно врезались в стол, на котором стояла чаша с пуншем, и опрокинули ее на родителей невесты». Исследователи предъявляли испытуемым описание ситуации (якобы записанной со слов родителей), а потом просили вспомнить как можно больше деталей и переживаний, связанных с данной ситуацией. 37,5 % участников исследования «вспомнили» данное событие. Причем четверть (25 %) участников эксперимента с готовностью и очень подробно припомнили даже мелкие детали происшествия, и особенно свои негативные переживания. Которых на самом деле не было!

РЕЖИССЕРЫ ПРОШЛОГО

Современные исследования долговременной памяти (особенно эпизодической и автобиографической) утверждают, что воспоминания – процесс творческий. Мы не реставрируем свое прошлое «как есть», а каждый раз пересочиняем его заново «как надо». Вспоминаем события нашего прошлого с какой-то целью, делаем это для чего-то или для кого-то.

Если психоаналитик ставит перед нами задачу вспомнить «травмирующую ситуацию», наша память услужливо начинает такую ситуацию реконструировать, «склеивая» ее из обрывков нашего и чужого опыта, из книг и кинофильмов, из того, что мы узнали в процессе общения с психоаналитиком, и т. д.

Современные нейрофизиологические исследования показали, что, когда мы задействуем автобиографические воспоминания, у нас автоматически активируются те зоны мозга, которые связаны с планированием будущего и с рефлексией (самосознанием). Это означает, что «просто воспоминаний» не существует! Вспоминая прошлое, мы как бы «держим в уме» поправку на будущее («Если я это вспомню таким образом, то что это мне даст?») и на свою сегодняшнюю Я-концепцию («Насколько мои воспоминания согласуются с тем, кто я есть сейчас?»).

Получается, в нашем мозгу встроен своего рода «редактор воспоминаний», который действует на физиологическом уровне и «правки» со стороны которого мы никогда не осознаем. В результате получается, что наши детские воспоминания о «психотравмирующей ситуации» – это фантом. И с очень большой долей вероятности такого события или не было вовсе, или оно до неузнаваемости отредактировано нашим мозгом. И с научной точки зрения «детская психотравма» (по Фрейду) – вещь совершенно недоказуемая, это пустое понятие.

ВЕНСКИЙ ШАРЛАТАН

Говорят, что Фрейд разработал технику психоанализа, опираясь на работу всего с десятком пациентов (да у современного психотерапевта в неделю может быть в полтора – два раза больше клиентов!). Но в своих книгах Фрейд более-менее подробно описывает случаи всего шести пациентов. И в середине ХХ века немецкий психолог Ганс Айзенк попробовал эти случаи восстановить, чтобы понять, насколько обоснованным был поставленный Фрейдом в каждом из случаев диагноз, выбранные методы лечения и полученные результаты.

А БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?

Айзенк выяснил, что, как бы это помягче сказать, клинические случаи Фрейд описывает своеобразно – у современного клинициста волосы бы стали дыбом от таких «описаний». Например, «случай Анны О.», испытывающей печаль и тревогу по поводу отца, который Фрейд объяснил, конечно же, наличием у женщины эдипова комплекса. При этом информацию о том, что отец женщины умирал от туберкулеза и что она длительное время должна была ухаживать за ним и при этом сама заразилась туберкулезом (а для этого заболевания характерны реактивные депрессии), Фрейд как-то не учел.

Классическим примером работы психоаналитика с фобиями считается «случай маленького Ганса». Но (вы будете смеяться) Фрейд этого Ганса в глаза не видел, а весь его анализ основан исключительно на рассказе отца мальчика. Из этих примеров следует, что Фрейд даже качественный анамнез («историю болезни») собрать не мог, и, по сути, ставил диагнозы (в случае с маленьким Гансом) как экстрасенс, дистанционно. А раз нет качественного диагноза в начале лечения, то как можно делать выводы о его успешности в конце?

ДОРОГАЯ КУШЕТКА ДЕДУШКИ ФРЕЙДА

Классический психоанализ длится годами и стоит недешево. Есть ли смысл обращаться к психоаналитику? Тем более, что существуют более краткосрочные, но при этом не менее эффективные методы?

МАСТЕРА ИНТЕРПРЕТАЦИЙ

Споры по поводу эффективности психоанализа не утихают уже долгие годы, но лично для меня показательным является следующий факт: лечение у психоаналитика оплачивается по программам государственного (!) медицинского страхования во многих европейских странах (в частности, в Германии, Франции, Италии, Испании, Нидерландах, Швеции и др.). Уверен, что если бы эффективность психоанализа была нулевой, то (при наличии большого числа конкурирующих психотерапевтических направлений) страховка бы не покрывала посещения психоаналитика.

Парадоксальным образом получается, что, несмотря на «кривую» теоретическую базу, Фрейд создал вполне эффективную психотехнику – набор правил и приемов «помогающей коммуникации». Поль Рикер называл психоанализ «прикладной герменевтикой», то есть не наукой о поведении, а подходом к интерпретации жизненных историй. Как это работает, легко пояснить на простом примере…

ИЗГНАНИЕ ЗЛОЙ ПСИХОТРАВМЫ

В старину, если у человека заболевала, скажем, голова, то он обращался за помощью к знахарю (колдуну, шаману и т. п.). Знахарь объяснял, что голова заболела не сама по себе, а это действие злых духов. После чего предпринимались совместные усилия, некая практика по поиску этого духа, по его опознанию, по его вызову в наш материальный мир (например, можно было вселить его в соломенную куклу). Результатом всех этих захватывающих манипуляций являлось изгнание или уничтожение духа, одновременно с чем пациент осознавал, что он победил и что голова у него уже больше не болит. Как вы догадываетесь, в данном случае совершенно не важно, как звали злого духа, а важны именно «танцы с бубном», в результате которых злой дух ушел. Концептуализация не важна, важна практика.

ХОРОШИЙ ФАНТОМ

Психоаналитик делает примерно то же самое. Сначала создается фантом, который можно назвать как угодно («детская психотравма», «эдипов комплекс» и т. п.). Потом на многочисленных сеансах психоанализа этот фантом заботливо «выращивается» – наполняется воспоминаниями, повседневным опытом, различными смыслами, переживаниями. Фантом этот изначально «плохой», но чем больше человек с ним взаимодействует (при помощи психоаналитика), тем больше у него шансов его переоценить и переосмыслить, изменить свое отношение к нему. В результате сеансов происходит «преобразование смысла фантазма», и человек освобождается от проблемы (или создает себе более здоровый «хороший» фантом).

Да, психоанализ не научен. Да, его можно называть мифологемой или просто «подборкой психотехник имени Фрейда». Да, он очень похож на «шаманизм ХХ века» (по сути, традиционный анимизм, только в новой обертке). Но это не умаляет того факта, что именно из психоанализа (в диалоге с ним и в противостоянии ему) вышли буквально все современные школы психотерапии. И пока официально не доказано, что психоанализ бесполезен или даже вреден, у всех желающих будет возможность обратиться за психоаналитической помощью в решении своих проблем. Разумеется, на свой страх и риск.

МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА

Александр Шувалов, психиатр, кандидат медицинских наук; с 1987 г. по 2017 год работал заведующим психоневрологическим диспансерным отделением Центральной городской больницы им. М.В. Гольца в г. Фрязино (Подмосковье)

КРИТИКОВАТЬ АРХАИЧНОГО РОДИТЕЛЯ

Приятно читать объективно написанную статью, в которой не хают и не возносят до небес какой-либо научный подход. Большинство теорий, связанных с психикой человека, не могут быть абсолютной истиной в течение нескольких столетий.

Психоанализ, с моей точки зрения, одна из самых стройных теорий личности, из которой выросли если не все остальные, то подавляющее их большинство. Он – их архаичный родитель, которого удобно критиковать, встав… на его плечи.

В последние десятилетия появилось множество разновидностей психотерапевтических методик. Но пациентов не убавилось, и одновременно почему-то выросли километровые очереди старых и молодых, нередко вполне образованных людей к привозимым откуда-то мощам (останкам чьих-то костей). Интересное совпадение, не находите?

В качестве нарколога я долгое время пользовался такими методами, как «кодирование» и «блокирование». Четыре года назад они были в приказном порядке запрещены и объявлены «шарлатанскими». Альтернативу предложили в виде лекарства, стоимость которого равнялась зарплате любого на выбор больного алкоголизмом.

Самое парадоксальное, что начальство было формально правым в своем решении. Психотерапия еще во многом остается искусством, а не наукой. Но разве это ее минус? Что-то никто из самых высоколобых ученых не отрицает эффекта плацебо. Более того! Даже в тех случаях, когда пациент знает, что он принимает плацебо, ему становится немного, но лучше (о выздоровлении в психиатрии и наркологии говорить не принято).

Я не против психоанализа. Не против гомеопатии. Я не против когнитивно-поведенческой терапии. Даже не против «бабушки в деревне», которая, что-то пошептав, помогла больному. Я за любой вид терапии, который помогает пациенту, и категорически против того, чтобы они лечились только по стандартным методикам, рекомендованным «волатильными» приказами Министерства здравоохранения.

Разумеется, даже после проведенной «оптимизации и модернизации медицины» надо стараться идти вперед и внедрять современные методы лечения, пользоваться самыми прогрессивными методиками… Но у нас этот «прогресс» приводит к тому, что в конце первой четверти уже ХХI века появляется все больше храмов, все длиннее очереди к религиозным фетишам, «белым магам» и «колдуньям в третьем поколении». Уверен, что это не от общего мракобесия и не только от распространяющейся дебильности, но и от излишних ограничений и запрещений.

И еще от того, что врачи обязаны не столько лечить, сколько «оказывать услуги». Скоро в диспансере будет достаточно одного врача с телефоном и картой города, чтобы посоветовать позвонившему, куда ему ближе обратиться за «помощью». В Эстонии медицина уже приближается к этой черте. Целовать чьи-то кости можно. А вот такие-то (следует конкретный перечень) психотерапевтические методики с такого числа применять запрещено! Разумеется, из самых лучших соображений и в соответствии с научно обоснованными заключениями.

Как атеист, напомню читателю одну мудрую строчку из Евангелия: «Оставьте расти вместе то и другое до жатвы». (Матф. XIII, 30). Вдумайтесь в смысл этой строки… Считаю, что врачи в первую очередь должны лечить пациентов. Из противоречивых приказов соблюдать только те, за которые меньше накажут. Иначе «уменьшающийся рост» продолжительности жизни примет угрожающий характер.

А автору статьи – спасибо за редкую в наше эмоциональное время спокойную объективность.

www.psyh.ru
© Наша Психология