Какие социальные роли может играть взрослый член общества? В каком случае социальные роли могут вступать в конфликт друг с другом? Что показали социально-психологические эксперименты Милгрэма и Зимбардо? На эти и другие вопросы отвечает кандидат социологических наук Михаил Соколов.Роль — это одно из основных понятий социологии. Всех студентов-первокурсников, которые попадают в руки преподавателя-социолога, прежде всего учат смотреть на социальное поведение как на исполнение определенных фиксированных ролей. Понятно, что «роль» — термин, взятый из театра. Как каждое действующее лицо на сцене в традиционном театре исполняет определенную партию, которую оно не в праве изменить, не вызвав нареканий со стороны режиссера, примерно так мы все в социальной жизни исполняем заданную нам партию и тоже не можем ее изменить, не вызывая непонимания со стороны своего окружения.
Каждый из нас исполняет некоторое количество таких партий. Это количество называется ролевым набором. Роберт Мертон впервые ввел это понятие, заявив, что у каждого здорового взрослого члена общества — у ребенка и у тяжелобольного остается одна-единственная роль — этих ролей, как правило, очень и очень много. Эти роли не нами написаны, частично мы их выбираем, частично мы их не выбираем. Некоторые роли, которые называются аскриптивными, достаются нам в соответствии с нашими биологическими признаками: если выпало родиться с одними гениталиями — попадаешь в исполнители роли мужчины, с другими — в исполнители роли женщины. Можно начинать исполнять не ту роль, но во многих странах это влечет за собой неприятные последствия.
Другие роли в общем выбирают целиком и полностью свободно. Там, где профессия не наследуется, как, например, в западных обществах и во всех, которые называются современными, выбор того, какую профессиональную роль исполнять, целиком и полностью на усмотрении индивида. Некоторые роли даже не предполагают долгого биографического опыта их исполнения. Профессиональную роль все-таки люди готовятся исполнять годами, и, раз они начали ее исполнять, шансов переключиться на другую у них мало, а может быть, и совсем нет. Некоторые из них, несколько разных ролей мы можем примерить на себя по нескольку раз за вечер — любителей филателии, нумизматики, например, а потом разочароваться в них, вовсе бросить ими заниматься.
Роли не совсем безобидная вещь в том плане, что им свойственно вступать в конфликт друг с другом. Роли из одного и того же ролевого набора, даже в обязательном порядке предписанные конкретному индивиду, вовсе не обязательно хорошо согласуются друг с другом. Они могут сколько угодно наезжать друг на друга, предъявлять противоположные требования, заставлять по отношению к другим людям вести себя взаимоисключающим образом. Классический пример — школьный учитель, которому приходится учить своего собственного ребенка. Как школьный учитель он должен обращаться ко всем ученикам одинаково, как хороший родитель он должен любить своего ребенка больше, чем других детей. Как школьный учитель он должен следить за тем, чтобы все дети были способны выполнить домашнее задание, как хороший родитель он должен помогать ребенку получить хорошую оценку — так может думать он. И в том и в другом случае возникает ролевой конфликт, из-за которого большинство школьных учителей предпочитает не учить своих детей.
Кроме этих безобидных форм конфликта есть, конечно, и более масштабные, более серьезные.
Понятие роли важно для исследований поведения людей в ситуациях взаимодействия во многих отношениях. Кроме того, что они позволяют описать социальную структуру в целом, они позволяют описать многое из того, что происходит вокруг нас в конкретной ситуации. В большинстве ситуаций мы знаем, какую роль играем, однако кое-что остается на наше собственное усмотрение. Кроме того, часто мы попадаем в ситуацию потенциального конфликта, когда нам кажется, что и другая роль могла бы быть сыграна с тем же самым набором участников. Обычно это порождает неловкость, однако мастера и асы своего положения — очень ценный в обществе навык — знают, как эту неловкость разрешить или из этой ситуации выйти. Например, хирург, который делает операцию и, разумеется, со своими младшими ассистентами или с медсестрами взаимодействует прежде всего как хирург, тем не менее может позволить себе продемонстрировать то, что Эрвинг Гоффман называл ролевой дистанцией, продемонстрировать на минуту, что и другая роль может быть исполнена им по отношению к пациенту или к своему окружению, — он может каким-нибудь образом пошутить. И, более того, для хирурга эта демонстрация ролевой дистанции даже всячески приветствуется и поддерживается, потому что она как бы разряжает ситуацию: если операция сложная, она дает понять, что операция не такая уж сложная, если пациент еще в сознании — успокаивает пациента по поводу его перспектив.
Навык демонстрации ролевой дистанции — это настолько же ценимая обществом вещь, как и навык исполнения роли.
Роли различаются по тому, насколько они поглощают своего исполнителя, и даже по тому, насколько они должны поглощать своего исполнителя. Одно из важнейших открытий социальной психологии состоит в том, что роли, которые мы играем в данный момент, в очень большой степени определяет то, как мы видим эту ситуацию, что мы чувствуем по поводу этой ситуации, и то, какими нормами в данный момент руководствуемся. Из описания ролевого набора и ролевой дистанции можно подумать, что большинство людей в большинстве ситуаций подходят к этому ролевому набору вполне рефлексивно. Они думают о том, что им выпало играть какую-то роль, они знают, что другие знают, что они играют эту самую роль, что они могут пошутить и поиронизировать по ее поводу. И иногда, даже довольно часто это так, но в базовых ситуациях, как ни странно, это, скорее всего, совершенно не так.
Значительная часть современной драматургии и огромное количество социально-психологической литературы посвящено тому факту, что, несмотря на настолько очевидную условность ролей, несмотря на то, что слово «роль», взятое из театра, прочно вошло в наш повседневный язык, мы, как правило, вовсе не смотрим на эти роли как на условные вещи. Два классических подтверждения этой точки зрения — это социально-психологические эксперименты Милгрэма и Зимбардо, демонстрирующие, как люди в повседневных ситуациях, которым выпало играть совершенно условную роль, начинают вести себя в соответствии с ролевыми предписаниями, даже если они находят свои действия в этой роли до и после ужасными, отвратительными и совершенно неприемлемыми. И тот и другой экспериментировали с социальными психологами-студентами — с одной из самых либеральных групп молодых людей, которую вообще можно, наверное, найти в американском обществе.
Эксперимент Милгрэма был направлен на то, чтобы выявить скрытые садистские черты у части студенческой популяции, и состоял в том, что студентам предлагалось играть роль ассистента экспериментатора и за неправильные ответы невидимому им ученику, якобы сидевшему в другой комнате, наносить все больше и больше ударов током. Милгрэма интересовало, какое количество людей дойдет до значительных делений. На рубильнике были деления «сильная боль», «очень сильная», «нестерпимая боль», и последняя помечена тремя крестами. У него были исходные гипотезы о том, какое количество людей дойдет до сильной боли — меньше половины, очень сильной боли — еще меньше, и, наконец, три процента, которые нужны были, — латентные клинические садисты, которые могут дойти до самого конца. Дошло ощутимо больше половины. При этом студенты продемонстрировали страдания, они заламывали руки и всячески выражали недовольство происходящим, однако роль ассистента экспериментатора, действующего от имени науки, была сильнее, чем все их переживания, которые они могли бы испытывать по этому поводу.
Это было сильным подтверждением тезиса о том, что в повседневной жизни мы играем те роли, которые сегодня нам досталось играть.
Где-то у самого начала в том числе ролевой теории были работы американского социального психолога по имени Джордж Герберт Мид, который утверждал, что через обучение ролей мы учимся смотреть на себя глазами другого человека. Маленький ребенок вначале играет с другим маленьким ребенком, и они исполняют друг по отношению к другу какие-то фиксированные роли взрослых — дочки-матери. Таким образом ребенок учится исполнять роль дочки, а какой-то другой ребенок учится исполнять роль матери. Потом они начинают играть в командные игры типа футбола, и вместо того, чтобы исполнять роль конкретного другого и ориентироваться на исполнителя этой роли, каждый из них ориентируется на некоторый абстрактный коллектив. Но это лишь подготовка к настоящей взрослости.
Взрослость — когда обобщенным другим для нас становится общество в целом.
Мы смотрим на себя глазами этого общества и высшего морального авторитета, и за счет этого, потому что мы смотрим на себя глазами общества вообще, мы можем противостоять влиянию своего окружения.
Эксперименты Милгрэма и Зимбардо или работы Гоффмана по социальной психологии повседневного взаимодействия показывают нам, что это очень оптимистичный взгляд на человеческую природу. Мы по-прежнему гораздо больше зависим от своего непосредственного окружения, от той роли, которую выдали нам непосредственно перед началом спектакля, чем от каких бы то ни было абстрактных мнений о качестве пьесы, о допустимости этой роли. Эта печальная правда была, возможно, одним из главных открытий в социальной психологии в XX веке.
В современном мире травматические события приобретают все больший масштаб и часто затрагивают не отдельного человека, а целые группы людей. Как мы можем помочь себе или близким, если они оказались в травмирующей ситуации? Известный американский психотерапевт, специалист по психологическим травмам Питер Левин в книге «Пробуждение тигра. Исцеление травмы» предлагает пять упражнений, которые помогут вернуться к себе.
