Опубликовано Оставить комментарий

Елена Гайдукова. Послеродовая депрессия: симптомы, последствия, причины, лечение.

последствия послеродовой депрессии.jpgМногие женщины в первые дни после рождения ребенка испытывают чувство тревоги, раздражительность, подавленность и апатию. Резкие смены настроения, беспричинная плаксивость, повышенная ранимость, страх перед неспособностью позаботиться о малыше — все это признаки так называемой послеродовой меланхолии. Это естественная реакция на стресс.
Необходимо время, чтобы адаптироваться. И как только женщина привыкнет к новым заботам и распорядку дня, ее эмоциональный фон нормализуется. Как правило, это состояние проходит самостоятельно в течение нескольких дней и в специальном лечении не нуждается.
Поддержка и помощь родных поможет новоиспеченной маме пережить этот непростой период. Если же женщина долгое время пребывает в подавленном состоянии; безразличие к окружающему миру сменяется сильнейшим чувством вины и глубоким отчаянием, необходимо вовремя обратить внимание на мучительные переживания. Все это может указывать на послеродовую депрессию.
Депрессия, в отличие от послеродовой меланхолии, является тяжелым эмоциональным расстройством и требует обязательного лечения. Справиться с ней возможно только с помощью специалистов.

Симптомы послеродовой депрессии

Подавленное настроение, раздражительность, чувство вины и беспричинные слезы. Чувство глубокой печали и отчаяния. Апатия и безразличие к окружающему миру. Постоянная тревога, страхи, приступы паники. Упадок сил и неспособность заботиться о себе и ребенке. Нарушение сна и аппетита, отсутствие сексуального влечения.
При депрессии состояние женщины с каждым днем только ухудшается. Мир представляется серым и безрадостным. Отсутствие смысла жизни и надежды на будущее является серьезными признаками послеродовой депрессии.
Женщина чувствует себя брошенной, оставленной наедине со своими тягостными переживаниями и ребенком. Одиночество и социальная изолированность только усугубляют течение депрессии.
Потеря контроля над своими эмоциями заставляет чувствовать себя беспомощной. Всепоглощающее чувство бессилия мешает ухаживать за малышом и заниматься домашними делами. Бесконечное чувство вины стало теперь постоянным спутником. Находясь во власти отчаяния и ощущая себя «плохой» матерью, женщина не в силах давать эмоциональное тепло своему ребенку. Тепло, которое для него является жизненно необходимым. Ведь период младенчества — важный этап формирования психики малыша.

Последствия послеродовой депрессии матери для маленького ребенка

Материнская депрессия является препятствием для формирования эмоциональной близости, жизненно необходимой младенцу. Отчужденность, эмоциональная отстраненность матери травмирует малыша.
Отсутствие материнской любви, ласки и тепла может привести к серьезным нарушениям психики ребенка. Эмоциональная связь между мамой и ребенком дает ему чувство безопасности, и отсутствие этой связи всегда трагедия для крохи.
Депрессивное состояние мешает матери чувствовать и эмоционально откликаться на желания и потребности своего ребенка. Он ощущает себя отвергнутым и ненужным, когда остается наедине со своими страхами и тревогами. Такая изоляция в будущем может привести к серьезным нарушениям личности — патологической неуверенности в себе, повышенной тревожности, страхам и фобиям, депрессивным расстройствам, трудностям в установлении близких отношений и др.

Причины послеродовой депрессии

Нежелательная беременность, тяжелые роды, заболевания женщины или новорожденного могут привести к угнетающим эмоциональным переживаниям и, как следствие, к депрессии. И если осложнения после родов и болезнь малыша являются понятной причиной депрессивного состояния, то как быть с ситуацией, где, казалось бы, ничто не должно омрачать счастье материнства? К сожалению, благополучные роды и долгожданный малыш не способны защитить женщину от послеродовой депрессии.
Жизнь женщины в связи с рождением ребенка коренным образом меняется. И как бы она ни готовилась стать матерью, с такими переменами трудно примириться. Тяжело принять, что жизнь теперь всецело принадлежит ребенку. Возникает сильный внутренний конфликт между стремлением быть хорошей матерью и собственными желаниями и потребностями.
Как правило, женщины ожидают, что материнская любовь, которой они будут переполнены сразу после рождения ребенка, решит проблемы адаптации к новым условиям. Но на установление эмоционального контакта с младенцем требуется определенное время.
Женщина испытывает разочарование, которое перетекает в чувство вины и стыд за невозможность обнаружить в себе привязанность к малышу. И пока ребенок ощущается как «чужой», женщина мучается угрызениями совести и чувствует себя плохой матерью.
Депрессивное состояние или другие эмоциональные расстройства женщины до беременности также могут стать причиной послеродовой депрессии.  Чрезмерная ранимость, повышенная тревожность и неуверенность в себе, неустойчивость нервной системы делают женщину уязвимой для депрессивных расстройств.
Беременность и роды, являясь сильным стрессом, истощают и так уязвимую психику, что может привести к тяжелым последствиям. Поэтому эмоциональное благополучие женщины — залог счастливого материнства.

Лечение послеродовой депрессии

Многие женщины испытывают чувство вины за свое состояние. Усугубляют ситуацию родственники, обвиняя в притворстве и призывая молодую мать взять себя в руки. Но депрессия — тяжелое заболевание и требует квалифицированной помощи.
Своевременная помощь психолога поможет избавиться от мучительных переживаний, понять причины эмоционального расстройства и справиться с депрессией. В особо тяжелом состоянии женщине требуется наблюдение врача-психиатра и прием антидепрессантов.
http://psychologytoday.ru/

Опубликовано Оставить комментарий

Психотерапевт Сергей Бабин об эпидемии депрессии, панических атаках и страхе близких отношений.

Психотерапевт Сергей Бабин об эпидемии депрессии, панических атаках и страхе близких отношений — Что нового на The VillageThe Village узнал у психотерапевта и психиатра, почему депрессия опаснее для мужчин, чем для женщин, что делать в случае панической атаки и в чём причина нашей национальной агрессии
 
В рубрике «Что нового» мы разговариваем со специалистами о том, что происходит в разных сферах жизни современных горожан. В этом выпуске — разговор с психотерапевтом и психиатром, доктором медицинских наук заведующим кафедрой психотерапии и сексологии Северо-Западного государственного медицинского университета Сергеем Бабиным о том, как отличить депрессию от плохого настроения, почему русские люди такие агрессивные и как понять, что поход к психиатру уже не стоит откладывать.
 

Про депрессию

— Этим летом погиб актёр Робин Уилльямс, и многие вдруг задумались о том, что депрессия — это не когда тебе грустно и некому руку подать, а серьёзное заболевание, которое может случиться с близким человеком и закончиться суицидом. Объясните, пожалуйста, как понять, что ты болен и уже нужна помощь.

— Действительно, депрессия — одна из наиболее распространённых сейчас проблем. Считается, что она чуть ли не обогнала сердечно-сосудистые заболевания, вот-вот выйдет на первое место. Депрессия — это синдром. Есть разные проявления депрессии: от тяжёлых депрессивных психотических расстройств, когда необходимо интенсивное стационарное лечение, до лёгких форм, которые можно лечить амбулаторно с помощью психолога. У каждого может быть плохое настроение: у нас что-то происходит в жизни, мы все живые люди. Это не имеет отношения к депрессии. Мы говорим о депрессии в первую очередь тогда, когда это состояние не очень связано с какими-то обычными жизненными проблемами. То есть проблемы такие же, какие были всю жизнь, но то, с чем я обычно справлялся сам, теперь я преодолеть не могу. Часто депрессия сопровождается нежеланием что-либо делать, когда человек прекращает справляться с бытовыми и рабочими обязанностями, с домашними не хочет разговаривать, резко сужается обыденное общение.

Очень часто депрессия может сопровождаться, например, нарушением питания, плохим аппетитом, похуданием, реже — перееданием. Перестают интересовать какие-то вещи, которые раньше доставляли удовольствие. Человек может сказать: «Работать мне никогда не нравилось, но футбол по телевизору я смотреть любил, а сейчас мне не хочется». Часто наши клиенты пытаются это понятно объяснить: я устаю на работе, темно, поэтому я никуда не пойду. Это состояние может сопровождаться различными психосоматическими жалобами, потому что жаловаться на психологические проблемы в нашем обществе не очень принято. Сердце болит, голова, желудок — вот это вроде приемлемо, это может вызвать сочувствие. Поэтому депрессия у нас сопровождается такими масками. Есть даже отдельный термин — маскированная депрессия, которая протекает под видом физического страдания. Такие люди чаще обращаются не к пси-специалистам, а к терапевтам, неврологам, кардиологам.

— В каком возрасте люди чаще всего страдают депрессией?

— В разном возрасте она по-разному проявляется. Депрессия молодеет: сейчас у двадцатилетних могут быть проявления депрессии, она часто поражает трудоспособный возраст, но и у пожилых она, конечно, тоже бывает. Нет чёткой закономерности по возрасту, но картина депрессивного расстройства у подростка будет отличаться от того, что мы видим у сорокалетнего. У подростка депрессия, например, часто выглядит как неправильное поведение: ребёнок стал хуже учиться в школе, дерзит старшим, и родители за этим не видят депрессии. А для взрослого человека это, конечно, немного другое: могут быть психосоматические страдания, может быть алкоголизация.

Сама депрессия — это именно ощущение беспричинной тоски, подавленности, иногда тревоги. Это может сочетаться. Сложно объяснить словами, у нас очень беден язык для пересказа этих чувств.

— В чём причина депрессивных расстройств? Что говорит наука?

— Однозначной причины нет. В основе депрессии лежат биохимические изменения на уровне головного мозга, они отслежены, поэтому лекарства и действуют. К депрессии приводят определённые стереотипы нашего мышления, которые задаются воспитанием, например так называемый перфекционизм, который закладывается с детства: «Ты должен быть самым лучшим». Мужчина должен зарабатывать больше всех денег, женщина должна быть самой привлекательной. В этом, конечно, опасность, потому что нельзя быть совершенным во всём. Когда человек становится взрослее и сталкивается с реальностью, у него есть выбор: или он должен пересмотреть свои взгляды, (а это сложно, потому что они вбивались, когда он был маленький), или он себе говорит: «Если я не справляюсь, значит я плохой». Это один из путей к депрессии. И это, наверное, взаимодействует с биохимическими изменениями, но психологические методы лечения тоже работают.

— То есть психотерапия работает только вместе с лекарственным лечением?

— Иногда вместе, иногда нет. Про лечение можно отдельно говорить: например, в российской культуре очень популярны транквилизаторы. Правда, сейчас их почти нет. Сейчас, наверное, на первое место вышли биодобавки, негрустины какие-нибудь, которые вообще ничего не лечат: у них разовый успокаивающий эффект. На самом деле они — так называемые седатики, то есть тормозящие. Депрессия — это и так внутренняя заторможенность, а я ещё добавляю химический препарат, который тормозит меня ещё больше. То есть, возможно, человек может чувствовать себя лучше, но после продолжительного приёма седативных средств состояние ухудшается. Сложно сказать, кто должен лечить депрессию. На Западе её лечат и обычные врачи-интернисты (врачи, которые лечат внутренние болезни, например терапевты и неврологи. — Прим. ред.), но подготовленные. Но в наших условиях они этого не знают, не видят и не умеют.

— Расскажите, пожалуйста, про антидепрессанты.

— Антидепрессанты — это масса психотропных препаратов. Они имеют определённые показания и дозировки. Считается, что современные методы психотерапии иногда не менее эффективны, а то и более, чем медикаменты. К тому же примерно треть пациентов не поддаются медикаментозному лечению. В каждом случае нужно говорить индивидуально. Если человек в тяжёлом состоянии с достаточно выраженной депрессией и ему нужно быстрее помочь, наверное, я буду использовать медикаменты, помимо психологического лечения. Если клиент более-менее себя контролирует, пытается сам справиться, хочет разобраться, то можно не принимать лекарства или принимать минимально. Не нужно бояться этих лекарств. У нас есть ещё представление, что антидепрессанты — это почти наркотики. Отчасти это искусственно. С другой стороны, фармкомпании специально рекламируют свои препараты, потому что им выгодно, чтобы население покупало, а врачи назначали.

— По-моему, употребление Prozac уже стало частью массовой культуры.

— Недавно были опубликованы результаты исследования, согласно которым из десяти рецептурных препаратов в Америке, которые чаще всего выписывают врачи, три препарата — психотропные. Один из них — антидепрессант. Это, может быть, другая крайность. С другой стороны, не нужно бояться. Сейчас довольно много специалистов — психиатров, психотерапевтов, психологов. Может быть, пару слов сказать, чем они отличаются?

Про психиатров, психотерапевтов
и психологов

— Давайте, потому что их часто путают.

— Есть врач-психиатр, который лечит психические расстройства и заболевания, медикаментозно или другими биологическими методами. Психиатры бывают разные: есть люди, которые работают в стационарах с тяжёлыми психическими заболеваниями, есть те, кто работает амбулаторно: лечит неврозы, например, или невротические депрессии. Есть детские психиатры, геронтопсихиатры, которые работают с пожилыми. Есть психотерапевты.

В России психотерапевт — это врач, имеющий базовое психиатрическое образование и прошедший подготовку по психотерапии. Он лечит преимущественно психологическими методами, разными видами психотерапии. Психотерапевт лечит депрессии, тревоги, фобии, страхи, межличностные проблемы, семейные конфликты, детские проблемы — широкий круг расстройств.

— Он имеет право выписывать лекарства?

— Да, врач-психотерапевт может выписать лекарство. Психиатров мало, психотерапевтов на Западе чуть больше, но у нас тоже мало, психологов больше всего.

Психологи бывают разные: есть те, кто получает образование в клинической или медицинской психологии, они тоже могут заниматься в какой-то степени психотерапией, но не выписывают лекарств. А есть, например, школьные психологи, которые работают только с нормальными детьми в школе. Или производственные психологи, которые работают с коллективом, проводят тренинги по продажам или по формированию команды. Если я начну жаловаться на подавленность психологу на работе, вряд ли он сможет мне помочь. По идее, он должен отправить меня к другому специалисту.

Как понять, что друг болен

— Если вернуться к депрессии, есть ли какая-то статистика, кто больше страдает: мужчины или женщины?

— Обращаются чаще женщины, кто больше болеет — сказать сложно. Мы же не можем выявить всех, кто болеет, потому что не все обращаются. По идее, наверное, большой разницы нет, но в нашей культуре женщине легче обратиться за помощью и её получить. А мужчины у нас не плачут: мужчине прийти к врачу с психологической проблемой означает признаться, что он не может справиться, ему тяжело — это значит поставить крест на мужественности. Поэтому мужчины больше алкоголизируются. Если женщины делают больше попыток самоубийств, то среди мужчин больше законченных самоубийств как возможных проявлений депрессии.

— Если близкий человек болеет депрессией, как понять, что это не просто усталость? Например, я вижу, что мой друг не отвечает на телефонные звонки, ни с кем не общается.

— Должна быть какая-то чуткость к ближнему. Главное, что в этом случае поведение близкого человека необъяснимо меняется. Например, я поругался с любимой девушкой и поэтому грущу — это понятно. Но если я поругался с любимой девушкой, потом она вернулась, а я продолжаю грустить, если после расставания проходит несколько месяцев, а я продолжаю грустить, или вообще у меня всё замечательно с девушками, а я говорю: «Отстаньте от меня, меня ничего не интересует», это должно настораживать. Во-вторых, когда обыденные вещи начинают человека тяготить. Он избегает общения, привычных интересов, меняется обычный рисунок поведения.

Про шизофрению

— В советское время был такой термин — «вялотекущая шизофрения», он был известен тем, что его использовали для борьбы с диссидентами. Насколько я понимаю, в западной медицине его не существует, но при этом ясно, что шизофрения бывает очень разной. Несколько лет назад мой знакомый, молодой успешный парень, уехал в командировку и там покончил собой. И только после его похорон близкие и друзья, общаясь друг с другом, поняли, что человек был не совсем психически здоров, но понять они смогли это только после его смерти. Даже его жена не догадывалась, что он болен.

— У нас есть очень много мифов о психических заболеваниях и о психиатрах. Психиатры — это вообще что-то такое страшное и непонятное, как Ганнибал Лектер. На самом деле психические расстройства — такие же болезни, как и все остальные. Сто лет назад прокажённых ссылали в резервации, а сейчас проказа успешно лечится. То же самое с психическими болезнями. Обычно близкие так реагируют на больного депрессией: он — размазня, лежит, сидит, ничего ему не интересно. «Возьми себя в руки, встань с дивана, пойдём пройдёмся!» Но нужно понимать, что человек не может взять себя в руки. Это не просто какая-то слабость, безволие. Если бы он мог взять себя в руки, то и проблем бы не было. Шизофрения — не такое распространённое заболевание, как депрессия. У неё разные формы и разные проявления: от тяжёлых форм, кончающихся инвалидностью, когда человек не может сам себя обслуживать, до форм, которые протекают невыраженно, с минимальными изменениями. Мы сейчас как раз боремся за то, чтобы эти люди могли быть социально адаптированными, могли работать, учиться и жить самостоятельно.

— Почему люди заболевают шизофренией?

— Считается, что есть наследственный фактор, но даже у одинаковых монозиготных близнецов вероятность наследования разная. Поэтому 60 % зависит не от наследования, а от чего-то другого: от воспитания, факторов раннего развития, от детских травм. У нас очень не толерантное общество. Что уж там шизофреников, мы инвалидов не любим, у нас ни пандусов для них, ничего. Поэтому во многом сама шизофрения носит мифический характер. Реальные люди почти никогда не сталкивались с этими больными. Тем не менее в социуме шизофреники воспринимаются как страшные, опасные, ужасные люди, хотя на самом деле уровень преступности среди них ниже, чем в среднем по популяции.

Как убедить пойти к психиатру

— Меня вот что волнует: даже если я заметила какие-то изменения в поведении, как я смогу уговорить моего близкого человека пойти к психиатру? Это ведь непростое дело.

— Да, конечно. Во-первых, нужно начинать не с похода к психиатру, а с установления близких отношений. Например, подростковые самоубийства обычно происходят для близких как гром среди ясного неба. Но в 99 % случаев это не внезапное самоубийство: человек готовился, он к этому шёл, у него постепенно менялось состояние. Это происходит не за день, два или три, это процесс, который длится неделями. Мы просто этого не видим. Я живу в одной квартире с человеком, но могу не знать, что у него на душе. Подросток одет, обут, учится в школе, за компьютером сидит — и ладно. То же самое с близким человеком: работает, деньги приносит, ну захандрил в последнее время, ну и что? У всех проблемы. Надо развивать глубинные отношения с близкими людьми.

Если я не просто общаюсь по формальным поводам, а действительно понимаю, чем живёт мой близкий человек и что у него на душе. И вот тогда, если я вижу, что его поведение вызывает опасение, если у нас есть доверие, я подхожу и начинаю разговаривать на эту тему. В этом случае мне легче уговорить его пойти к специалисту: сначала к клиническому психологу, врачу-психотерапевту, к психиатру. Тем более сейчас в крупных мегаполисах есть частные медицинские центры, в которые можно обратиться. У нас же ещё боятся психиатров, потому что думают, что «поставят на учёт». Но учёт отменён ещё в 90-е годы. Учёта в принципе никакого нет.

— Я слышала, есть такая закономерность: в любом обществе 13 % людей страдают психическими заболеваниями. Это так?

— Смотря как считать: если мы включаем сюда депрессию, которая чуть ли не у 20 % населения, то эта цифра ещё больше. Если мы говорим о людях, которые страдают тяжёлыми, инвалидизирующими расстройствами, то их несколько процентов. Кроме того, есть огромное число фобических расстройств (страхи, фобии). Считается, что страх полёта на самолёте чуть ли не у 15−20 %.

Про медицинскую реформу

— Что сейчас происходит с психиатрами? Как я поняла, теперь в районных поликлиниках нет ставки психиатра?

— Что в Москве происходит, я не могу сказать: у вас там реформа, которая нам не очень нравится. По идее, психиатрическая помощь должна быть доступна в обычной поликлинике, но сейчас психиатры больше концентрируются в психоневрологических диспансерах (ПНД). Это плохо, потому что человек боится туда идти, а если у меня депрессия или тревога, мне нужно пересилить ещё большую тревогу, чтобы пойти в ПНД. Если бы я видел психотерапевта или психиатра в своей районной поликлинике, мне было бы легче к нему зайти. Сейчас здравоохранение перешло на систему обязательного медицинского страхования, в которую психиатрия не попала. И поэтому, к сожалению, главный врач поликлиники не заинтересован иметь даже врачей-психотерапевтов, потому что они как бы едят чужие деньги: терапевт зарабатывает, а психотерапевт только тратит. Поэтому, к сожалению, в последние годы у нас вымываются из поликлиник психиатры и врачи-психотерапевты. Хотя основная масса пациентов — это лёгкие пациенты, которые должны приходить в поликлиники, где им и нужно оказывать помощь.

Про панические атаки

— В массовом сознании есть такое модное понятие, как «паническая атака». Что это такое и нужно ли её лечить?

— Есть много таких диагнозов, которые периодически становятся модными. Раньше это, наверное, была истерия, теперь — паническая атака. Она действительно широко распространена. Это специфическое расстройство, которое проявляется приступами тревоги на уровне паники, ограниченными по времени. Часто приступы сопровождаются затруднением дыхания, внутренней дрожью, потливостью, сердцебиением, обморочными состояниями. Это длится несколько минут, но человеку кажется, что дольше. Проблема в том, что паника может ограничивать наше поведение. Например, она у меня возникла первый раз в метро. Это зафиксировалось, и я начинаю бояться эскалаторов или избегать поездок в метро, или избегаю переполненных маршруток, если это произошло в маршрутке. Это даже тяжелее, чем сама паника, потому что существенно осложняет жизнь. Паническое расстройство распространено, но довольно легко лечится, в том числе и психотерапией.

— Это немотивированная паника?

— Да, конечно. Она может в сознании человека с чем-то связываться, например с метро. Я понимаю, что это глупо, но настолько плохо начинаю себя чувствовать, что лучше потрачу лишних два часа, но в подземку не полезу.

— А какие у неё причины?

— Причины разные: есть теории, которые говорят о биологической или биохимической склонности к панике. Есть определённые стереотипы мышления, например предвосхищение негативного. Это когда начинаешь себя заранее готовить к худшему, хотя это худшее может не наступить. Очень часто это какие-то случайные совпадения, которые фиксируются, а потом я уже начинаю на них обращать внимание.

Про страх близости

— Ещё я слышала про расстройство привязанности: когда человек встречается с большим количеством людей, но не может построить серьёзные отношения. Как это лечится?

— С научной точки зрения расстройство привязанности — это тяжёлое расстройство, оно бывает у новорождённых, которые не могут установить контакт с матерью. То, о чём вы говорите, — это больше психологическая проблема. Здесь нужно разбираться в каждом конкретном случае. Почему этому человеку сложно устанавливать близкие отношения? Когда он к кому-то приближается и чувствует близость, как мы говорим, ощущение растворения собственного «я», он чувствует, что его границы нарушаются, возникает глубинная психологическая паника. Это довольно тяжёлая психологическая проблема, которая требует длительной работы. Здесь перебором партнёров вряд ли что-то можно сделать. Дело не в партнёрах, дело в себе: я боюсь устанавливать отношения, потому что боюсь сам себя. Когда говорят «мне не хватает любви», это, скорее всего, означает «я сам себя не люблю». Чтобы установить близкие отношения, нужно уметь принимать самого себя, рассматривать другого как субъекта. Это так называемые «я-ты» отношения, когда ты видишь в другом личность и интересуешься его миром. А если я воспринимаю другого как функцию (сексуальную, финансовую или репродуктивную), возникают проблемы. Очевидно, что у меня с самим собой примерно такие же отношения, и я себя самого воспринимаю функционально. Тем более что современная цивилизация в какой-то степени подталкивает нас к тому, чтобы мы других воспринимали как функцию.

— Ну да, потребительское отношение.

— Оно переходит на отношения с людьми. Тебе не понравился человек, как не понравилась одежда — выкини эту кофточку, купи другую. Не понравился этот человек — да господи, плюнь на него и найди другого, с которым тебе что-то понравится. Но это и к себе примерно такое же отношение. Можно машину поменять, но самого себя я поменять не могу, поэтому мне нужно самого себя принять с моими плюсами и минусами. Тогда я смогу полюбить партнёра.

Про личные странности

— Сейчас в массовой культуре неврозы и социопатия чуть ли не романтизируются: вот какой я особенный, друзья знают, что я ем только жёлтые фрукты, а разговариваю я с коллегами, которые сидят за соседним столом, только через Skype. В одном из последних New Yorker опубликован огромный рассказ Лины Данэм о её детских неврозах, Элайджа Вуд сыграл прекрасного неврастеника в «Полной иллюминации», то есть это такой популярный образ современного героя. Но у меня вопрос: когда эти особенности характера уже являются свидетельством каких-то нездоровых процессов?

— Я думаю, когда они мешают жить нам или нашим близким. Если я куда-то не хожу по пятницам и все мои приятели это знают, я сам это знаю и с юмором к этому отношусь, то, в общем, никаких проблем я здесь не вижу. Кто-то на работу приходит и начинает день с того, что поправляет стопочку бумаг на столе, раскладывает документы, а у другого — бардак на столе. Это особенность их личности. Но если я не могу приступить к работе, прежде чем десять раз не проверю рабочий стол на компьютере, электронную почту, не поправлю эти листочки, а потом я начинаю работать и вдруг вижу, что кто-то мимо проходящий сдвинул листочек, и мне нужно всё прекратить, поправить листочек и начать всё заново — тогда, конечно, это мешает мне жить. То же самое с тревогой: есть нормальный уровень тревоги, я могу переживать за детей или за собственное здоровье. Но когда, например, мать ночью будит ребёнка, потому что ей кажется, что он не дышит, и это происходит несколько раз в течение ночи, и уже ребёнок (младший школьник) ей говорит: «Мама, ты совсем ку-ку, отстань от меня!» И она плачет, понимая, что это глупо, но у неё такая тревога, ей кажется, что он не дышит, и она его будит: «Ты жив, сыночек?» Это, конечно, тяжёлый невроз, и это требует лечения.

Про компьютерную зависимость

— К вам приходят люди, которые пытаются избавиться от компьютерной или информационной зависимости?

— Да, конечно.

— Как понять, что необходимость проверить почту и Instagram становится патологичной? И как вы лечите таких клиентов?

— Это относительно новое расстройство, но зависимости были всегда, они просто меняются. Есть специальные опросники в интернете: сколько времени я провожу за компьютером, мешает ли это обыденной жизни, общению с людьми. Если я общаюсь только в сети, если меня вообще больше ничего не интересует, если я прекращаю ходить на работу, следить за собой (люди в тяжёлых случаях сутками не отходят от экрана, на минуту в туалет с трудом убегают), то это, конечно, уже выглядит расстройством. Если же подросток играет в какую-нибудь сетевую игру, у них там команда и вся школа играет, то, может быть, конечно, это не нравится его родителям, но болезнью это не является.

— Но вот когда этот смартфон у тебя всё время в руке, и ты только просыпаешься, и уже тянешься к нему…

— Мы только сегодня говорили об этом с коллегами: мы заходим в кафе, каждый из пятерых достаёт смартфон, и это, конечно, смешно. Или парень приглашает девушку в кафе, они сидят, между ними цветочек, оба достают мобильники и начинают с кем-то переписываться, а может, и друг с другом. Но это скорее гримаса современной цивилизации и дурная привычка, а не расстройство. Рано или поздно парень с девушкой отложат смартфоны в сторону и займутся чем-то более интересным. Возможно, правда, что так люди пытаются этим смартфоном друг от друга закрыться.

Другое дело, если подросток вообще ни с кем не общается. Почему виртуальное пространство так привлекательно для людей, у которых проблемы с общением? Потому что это анонимное общение, я могу быть кем угодно, я рисую себе любую аватарку и замещаю самого себя. Это проблема с самооценкой, с общением, с установлением контактов. И здесь интернет создаёт иллюзию, что всё это исчезло. Здесь нужно смотреть, насколько меняется жизнь человека. Если новое увлечение сильно меняет самого человека, если он всё больше и больше замыкается в этом гаджете, тогда это может служить поводом для беспокойства.

— Как вы лечите этих людей?

— Это достаточно длительный процесс. Есть отдельные психотерапевты, психологи, которые специализируются на зависимостях, в частности на игровых. У них есть специальные методики. Опять же нужно быть внимательным родителем: с одной стороны, мы любимому чаду покупаем любые гаджеты, а потом неожиданно читаем статью в интернете, нам попадает вожжа под хвост, и мы перерезаем провода, отбираем телефоны. Это чревато достаточно тяжёлыми последствиями, здесь какая-то разумная середина должна быть. Если у вас есть сомнения по поводу своего ребёнка, то прежде чем начать вырубать ему интернет, вы можете пытаться его как-то ограничить, обратиться к специалисту.

Бывает, что общение родителя и ребёнка происходит через вещь: многим легче откупиться от ребёнка iPhone, чем вникать в то, что у него на душе происходит. Известно же, что многие родители, например, не знают точно, в каком классе их ребёнок учится. «Ну там в шестом или в седьмом». А если я спрошу: «А с кем он учится в классе? Вы знаете его друзей по именам? Они когда-нибудь бывали у вас дома? Чем ваш ребёнок интересуется? В какие компьютерные игры играет?» Поинтересуйтесь: да, вы не играете в эти игры, но проявите интерес к ребёнку, и тогда, возможно, он пустит вас в свой внутренний мир, вам легче будет с ним разговаривать, вовремя уговорить его сходить к психологу, если это будет нужно. А если вы отделываетесь от него очередным гаджетом, а потом, если что-то не устраивает, этот гаджет отбираете, то происходит взаимодействие через субъект, не через личность. В этом большая проблема.

О национальном характере

— Действительно ли паранойя в России считается психической нормой? Насколько мы вообще можем говорить о психологических особенностях национального характера?

— Дело в том, что нам в голову вдалбливают с экранов телевизора, что кругом враги и мы окружены врагами. Как в 1917 году «Республика была в кольце врагов», так и в 2014-м — ничего не изменилось, мы опять в кольце врагов. Может быть, к паранойе как к психическому заболеванию это не имеет отношения, это общий градус нетерпимости, нетолерантности. Ещё вчера это был братский народ, а сегодня это какие-то страшные фашисты. И вот это происходит на наших глазах на протяжении полугода. Это скорее манипуляция сознанием в авторитарной стране, вряд ли это какая-то национальная черта. Другое дело, что у нас повышенная внушаемость. Но опять же это не национальная, а социальная черта: отсутствие альтернативных источников информации, превалирование начальства, вера печатному слову и телевизору.

— Вы вообще замечаете повышенный уровень агрессии у россиян?

— Повышенный уровень агрессии России свойственен, но он свойственен не только нашей стране. Понятно, если брать скандинавов и россиян, то уровень агрессии у нас на порядок выше. Важно уточнить, что он выше у всех: и у здоровых россиян, и у психически больных. В этом смысле имеет значение не болезнь, а национальные особенности. Это разделение идёт не по направлениям «восток» и «запад»: у американцев тоже достаточно высокий уровень бытовой агрессии. Он, может быть, не такой высокий, как у нас, но выше, чем в Европе. В Европе он тоже различается: понятно, что он минимален в Скандинавии и увеличивается к югу. Наш бытовой уровень агрессии действительно очень высокий. Мне кажется, что это национальная и социальная черта: человеческая жизнь на протяжении десятков лет имела нулевую ценность. Когда мы в России смотрим фильм «Спасти рядового Райана», то он выглядит неправдоподобно: в России этих «рядовых Райанов» кидали десятками тысяч.

Известно, что в России все нарушают правила, но, когда человек пересекает границу с Финляндией, он почему-то начинает ездить по правилам. Бывает, что отморозки устраивают гонки на Lamborghini в Швейцарии, но это исключение. Там он видит, что всё устроено по-другому, он и ведёт себя по-другому.

— Как самому с этой агрессией справиться? В частности, меня очень волнует агрессия по отношению к детям в России.

— Агрессия к детям — это же не изолированная агрессия. Это агрессия к родителям, это агрессия друг к другу. Когда мы проводим опросы и 80 % говорят: «Дать ребёнку подзатыльник — это нормально, как с ним ещё справиться», понятно, что агрессия распространена в социуме. У нас же большинство убийств — это убийства на бытовой почве. Двое сидели, выпивали, потом один взял нож и зарезал соседа. Это не ограбления, это поножовщина на фоне алкоголизации, которая тоже наша специфическая проблема. Была такая точка зрения, что распространение алкоголизма в Советском Союзе — это такой ответ общества на тоталитарную структуру: а что мне ещё делать в этой стране? Агрессия к детям — это, конечно, ещё и особенность нашего воспитания.

О психологической культуре

— Давайте возьмём конкретную ситуацию: если женщина чувствует, что она в сильном напряжении, у неё трое детей и грязная посуда, ещё и муж. Она чувствует, что не справляется с гневом. Вы могли бы дать какой-то совет, как эту агрессию пересилить в себе?

— Это очень сложный вопрос. Всегда хочется сказать: «Знаешь, дорогая, ты с этим человеком живёшь уже 15 лет, у тебя трое детей от него, скорее всего, он пьёт, периодически тебя бьёт и изменяет. Какого чёрта ты с ним эти 15 лет живёшь и рожаешь от него третьего ребёнка?» Многие наши клиенты считают, что ничего изменить нельзя. Чтобы они решились прийти за помощью, должно случиться что-то из ряда вон: она ударила ребёнка, или трижды ударила мужа сковородкой по голове, или он её бросил. На самом деле это всё началось не вчера, это тянется годами. Это в какой-то степени психологическая культура, которая у нас отсутствует и только-только сейчас начинает формироваться. Не надо бояться обращаться за психологической помощью. Психотерапия в широком смысле слова в западном обществе заменила религию. А мы, несмотря ни на что, всё-таки — западное общество.

http://www.the-village.ru

Опубликовано Оставить комментарий

Максим Малявин. Записки психиатра. Эмоциональное выгорание, или "да пошли вы все…"

Фото: © Flickr/David Blackwell.Максим Малявин, врач-психиатр, писатель и автор книги «Записки психиатра, или всем галоперидолу за счёт заведения» даёт свой рецепт от эмоционального выгорания, которое нас всех рано или поздно ожидает.
Дромомания (греч. δρόμος «бег», греч. μανία «бешенство, помешательство»), вагабондаж (фр. «бродяжничество») — импульсивное влечение к перемене мест. Под дромоманией принято понимать влечение к побегам из дома, скитанию и перемене мест.
Лето уже отмерило свою вторую треть, и пора отпусков в самом разгаре. Начальство хватается то за сердце, то за флакон с целебными каплями (валидол, коньяк — нужное подчеркнуть и откупорить), а то и вовсе с отчаяния проводит спонтанную эпиляцию различных волосистых зон, пытаясь раскидать грозовой фронт работ на понёсший значительные летние санитарные потери штат сотрудников. Вокзалы и аэропорты пухнут от толп в шортах, с чемоданами в руках и слегка оглушёнными улыбками на лицах. Люди едут отдыхать.
Когда-то, ещё в самом начале работы психиатром, я удивлялся: надо же, шестьдесят один день отпуска для нашей специальности предусмотрен! Это же одичаешь — столько отдыхать! Была пара лет, когда я его не брал: мол, не надо аплодисментов, лучше деньгами. Ну ничего, вырос, поумнел. И понял, что для нашей специальности (а если взять в расчёт один фактор, о котором чуть позже — то и не только для неё) такой срок — это даже немного. Так, в самый раз, на пределе разумного. Почему? Постараюсь объяснить.
Вы слышали о синдроме эмоционального выгорания? Думаю, что да. Человеку, который не сталкивался с ним в своей практике либо не испытал его на себе, сложно поверить, что это не прихоть, не выдумка богатых и ленивых заграничных обывателей и жадных до гонораров докторов. Нет, не выдумка. И не прихоть. А самая что ни есть объективная реальность, данная нам в препаршивых ощущениях. Работа с людьми, работа день за днём, работа, которая никогда не заканчивается и в которой нет чёткого «ура, мы наконец-то это сделали!» — знакомо такое? Вот как раз она-то намного коварнее любого тяжёлого физического труда. Это она словно выжигает — понемногу, постепенно, но с каждым годом заметнее — те пути и зоны в глубине головного мозга, которые заведуют нашим эмоциональным состоянием.
И через несколько лет вдруг выясняется, что воздушные шарики уже не особо-то и радуют, что в тёплую и шумную компанию на выходные уже и не очень-то тянет, а после работы хочется просто тихо посидеть — и помолчать! И любая перспектива пойти с кем-то пообщаться, особенно на неприятную, проблемную тему, тут же раздувает угасший было уголёк головной боли — о боже, только не это снова! И это проблема не только для нас, психиатров. Врачи других специальностей, педагоги, военные, общественные деятели — да что там, возьмите всех тех, кого с усмешкой именуют офисным планктоном — они тоже выгорают, поверьте!
Что делать? Да, можно взять и выписать рецепт pro auctore, помня сентенцию medicus, cura te ipsum! Можно пойти более протоптанной дорожкой — in me est malo animo. Salve, fervidum vinum, что в вольном переводе с так никогда и не умершей латыни означает «настроение под ноль, здравствуй, крепкий алкоголь». Но ведь есть и другой метод — тот, который более наш, чем первый случай, и менее чреват, чем второй. В общем, записывайте рецепт.
На листе формата А4 в верхнем правом углу пишете имя и должность вашего начальства. Под ним — свои, в родительном падеже. Ниже, по центру — «Заявление». Ещё ниже — «да как оно всё уже…» (зачёркнуто). «Да пошли вы все…» (зачёркнуто). «Прошу предоставить мне очередной отпуск с… по… Ниже — дата, подпись. И — вперёд, бронировать отель, покупать билеты и получать, если надо, визу. Почему нельзя просто поваляться дома на диване или изобразить мирно пашущий на своей даче трактор? Сейчас поясню.
Дело всё в том же механизме эмоционального выгорания. И в сопутствующем ему астеническом синдроме. Да, наша нервная система в целом (если не придираться к деталям) напоминает любую прочую открытую термодинамическую. То есть — дырявое ведро, в которое льётся вода и из которого она же вытекает. В нашем случае вода — это запас, условно обозначим, нервных сил. Да, можно немного сузить отверстие в донышке ведра, просто повалявшись на диване, побыв дома или на даче. Сузить, но не слишком.
Во-первых, вы никуда не денетесь от той самой повседневности, от того самого убийственного casual, которое разъедало это донышко. Перестала болеть голова о работе? Ничего, быт тут же подсунет вашему вниманию новые нерешённые проблемы, которые ни дома, ни на даче никогда (поверьте — никогда!) не заканчиваются.
Во-вторых, весь накопившийся археологический (а возможно — и геологический) пласт рутины и отрицательных эмоций, не дающих закрыть прореху в дне ведра, просто так никуда не денется: его невозможно взять и смыть, его можно только похоронить под новыми эмоциями и воспоминаниями. Желательно, приятными. Ну и где вы столько дома накопаете?
В-третьих, давайте посмотрим на то, что мешает самой нервной системе закрыть эту прореху. А мешает ей не в последнюю очередь то, что процесс эмоционального выгорания больно надавал нервным клеткам по… нет, не по рукам и не по сусалам, а по отросткам, которые каждый уважающий себя нейрон растит и ветвит в нормальном состоянии. А тут словно огнём и кусторезом прошлись. Как вернуть всё назад? А вот как раз этими самыми новыми впечатлениями, ощущениями, запахами и вкусами! В идеале — принципиально новыми. И приятными. Где же их ещё взять, как не в поездке в какое-нибудь красивое место? Нет, можно, конечно, взяться за новый иностранный язык или за формы новой пассии — но первое одним месяцем явно не ограничится (хотя дело стоящее), а вторая через некоторое время начнёт выносить не только бюджет, но и мозг… Так что поездка однозначно эффективнее и бюджетнее, если говорить о короткой, но действенной лечебной процедуре!
Ну и в-четвёртых… Даже если у охреневшего от дефицита рабсилы начальства вдруг забрезжит светлая, хоть и бредовая, идея вас вызвать на предмет закрыть какую-нибудь амбразуру — вы окажетесь в тот момент так далеки и недоступны, что идея сама по себе купируется.
В общем, мой вам врачебный совет: не сидите в отпуске дома! Уезжайте куда-нибудь нафиг (зачёркнуто) подальше, навстречу новым ощущениям. Это не прихоть. Это рецепт от эмоционального выгорания.
Вот ей-богу: если нам, психиатрам, урежут отпуск до месяца — уволюсь. Просто не буду противоречить инстинкту самосохранения.
life.ru