Опубликовано Оставить комментарий

«Чего ноешь» – депрессия и право на помощь.

Чем депрессия отличается от усталости и грусти, кто поможет родившей женщине, бывают ли «железные» люди и чем опасен совет «не ной» – семейный психолог Екатерина Бурмистрова о том, как распознать и предотвратить депрессию.

Потребовались годы, чтобы выбраться

– Как понять, что такое депрессия и чем она отличается, скажем, от просто усталости, когда нет сил, или плохого настроения?
– Давайте попробуем разобраться в определениях. Есть субдепрессивные состояния, когда у человека может быть подавленность, но не нарушен сон и в целом есть энергия жить. С такими состояниями человек может справиться сам или с помощью психологов.
Человеку нужен либо отдых, либо смена образа жизни, смена нагрузок, бывает полезно разобраться с целеполаганием. А если человек в депрессии, сколько бы он ни отдыхал, ни сменял нагрузку, ни отправлялся в путешествия, легче ему не будет.
В состоянии клинической депрессии нужна помощь врача-психиатра.

Депрессия – это острая форма психического заболевания, характеризующаяся выраженными клиническими симптомами: постоянно подавленным настроением с мрачными мыслями, утратой интереса к окружающему и появлением суицидальных мыслей.

У человека в депрессии, как бы мало он ни спал – трудности засыпания, внезапные пробуждения ночью, когда хочется спать, а заснуть больше не получается. Ситуации радости вообще не присутствуют, и нет энергии жить. И чем дальше, тем больше состояние углубляется.

Екатерина Бурмистрова

Депрессия бывает эндогенная, без видимых причин. Она возникает, когда в жизни человека вроде ничего особенного, трудного, стрессового не происходит. А бывает ситуативно обусловленная, реактивная, она связана с периодом перенапряжения, сложных, тяжелых переживаний. Человек вроде бы сначала справился, а потом, на фоне отсутствия ресурсов, началась депрессия.
Существует большое количество заболеваний, у которых побочный эффект – депрессивное состояние. Очень часто люди не знают – то, что они переживают, связано с каким-либо конкретным заболеванием, например, с нарушением работы щитовидной железы. Но этот вид депрессии мы рассматривать не будем.
Депрессия – действительно болезнь нашего века, и до конца не ясны причины этого. Особенно распространена депрессия у людей во время кризиса среднего возраста, подростков. Отдельная история – материнская депрессия в первые два-три года после рождения ребенка или сразу после родов.
– Как человеку не упустить момент, что у него началась именно клиническая депрессия?
– Когда человек находится в депрессии, у него настолько мало сил, что ему трудно обратиться за помощью и он вообще часто не видит своего заболевания. Вот алкоголик не видит своей зависимости, ему кажется, что он легко может перестать. Человеку в депрессии часто может казаться, что это просто такая полоса, или что это он какой-то не такой и сделал ошибку, или мир к нему несправедлив, или он потерял веру… А в итоге состояние ухудшается, он не сможет просто ничего сделать: с кровати встать не может, на улицу выйти. Все, силы ушли.
– Но до той точки, за которой – медикаментозное лечение, человек может хоть понять, что дальше может быть все серьезно?
– Люди, особенно мужчины, часто не верят, что если вовремя не восстановить ресурс, потом придется долго собирать себя.
Очень часто на консультацию приходят люди, которые в какой-то момент просто себя надорвали: нагрузками, амбициями…
Если бы я тогда знал, как это дорого обойдется и сколько нужно будет выбираться наружу, я бы ни за что не взялся за третий проект».
То есть первые субдепрессивные признаки – показатели того, что что-то надо менять, что-то идет не так. Вообще к своим состояниям, которые возникают не разово, а идут по нарастающей, нужно относиться очень внимательно. У нас нет в обществе такой культуры, мы привыкли себя не беречь, преодолевать симптомы простуды, усталости, психологического истощения. Нередко люди, оказавшиеся в клинической депрессии, сами себя туда загнали. Они могли остановиться, и их близкие могли в этом помочь, на стадии субклинической депрессии.

Режим сна и 40 минут в день на себя

– Многодетная семья – у них ипотека, кредиты за две машины, дети требуют внимания… Как остановиться?
– Нужно четко понимать, что это не спринт, а марафон. И если сейчас папа или мама сломается, то семье ситуация обернется дороже во всех смыслах, чем какой-то отдых, смена нагрузки.
Я знаю немало ситуаций, когда мама оказывается в больнице вследствие переутомления, переработки. Она не пожалела себя, пожалела средства семьи на няню, не решилась позвать лишний раз помочь…
При первых признаках субдепрессии нужно менять режим, в том числе – режим сна. Если человек регулярно спит по четыре, пять или по шесть часов, то при таком режиме ему не справиться. Так что прежде всего нужно начинать спать.
Дальше важно, сколько человек двигается. Ведь такое состояние может быть связано с гиподинамией, особенно в осенне-зимний период. В этот период депрессия может проявляться не только у тех, кто прежде всего к ней склонен эмоционально, а просто потому, что у людей изменился образ жизни – нагрузки много, движения – мало. Пахоты много, радости мало. Особенно если это многодетная семья. Тут себя нужно вдвойне беречь.

И обычно те блага или ресурсы, которые заработаны в переработке, они в итоге никому не нужны, потому что человек выгорел, с ним нельзя общаться, он не может ничего дать близким.

Да, благосостояние семьи – очень важно, но при этом важно и не переступать через себя, через какой-то свой предел. Это очень сложно услышать гиперфункционалу, но необходимо.
– Человек осознал, что он перегружен, устал, надо отдохнуть… Но он же не может, бросив все свои дела, взять и уехать на несколько месяцев отдыхать?
– Это крайность. Для начала нужно хотя бы полчаса – сорок минут в день, особенно в семьях с маленькими детьми, когда вы не работаете, никуда не идете, ничего не делаете, желательно – не висите в социальных сетях. Это гигиенический минимум, но людям просто не приходит в голову, что он необходим. Как необходимо и занятие чем-то «для себя». Потом, когда человек понимает, что почти на пределе, начинает думать: «Но я же вообще ничего такого не делал много лет и уже забыл, что я люблю».

Родившей женщине не полезно оставаться одной

– Послеродовая депрессия связана с перегрузками молодой мамы?
– Временная послеродовая депрессия (или депрессивные блюзы) спровоцирована как раз еще не перегрузками, а гормональными изменениями. И это как раз то, к чему нужно быть готовым – что вместо радости у многих женщин в этот период депрессивное состояние. Важно не подкрепить гормональные изменения перегрузками.
– Как мать, только что вернувшаяся из роддома, может понять, что с ней что-то не так, если она с утра до вечера одна с ребенком…
– Не должна быть молодая мать одна с ребенком психологически. Родившей женщине не полезно оставаться одной.
Конечно, муж физически уходит на работу, но сейчас можно все время быть на связи – вотсап, эсэмэски, голосовые сообщения.
Вообще около родившей женщины должна быть структура поддержки. Рекомендую окружать себя не только профессионалами (педиатры, массажисты и так далее), которые поймут, откликнутся, не проигнорируют, но и людьми, которые прошли через эту ситуацию, то есть мамами, которые родили чуть раньше или существенно раньше.
Сама женщина может понять, что у нее депрессивное состояние, а может не понять. В зависимости от того, насколько трудные были роды, насколько серьезные последствия, есть ли проблемы с лактацией, спокойный или беспокойный малыш. Особенно это касается первородящих. Здесь важно, чтобы у близких было понимание, как протекает послеродовая депрессия и когда уже пора обращаться за помощью.
– Как это понять?
– Послеродовые блюзы – слезы без причины, подавленное состояние – начинаются очень рано, в момент прихода молока, на третий-девятый день после родов. Потом лактация налаживается (если налаживается) к шестой-седьмой неделе, и, в принципе, эмоциональное состояние должно выровняться. Но для того, чтобы не развились депрессивные состояния, нужно максимально окружить женщину поддержкой.
Я вообще большой сторонник послеродового отпуска и для папы. Обычно месяц редко кто берет, хотя если малыш родился трудным и были трудные роды, то лучше бы взять полноценный отпуск на месяц, чтобы быть с женой. Потому что «в сезон» никакого отдыха не получится, если жена упадет в депрессию. В любом случае важно взять хотя бы 10 дней отпуска и побыть рядом с женой, поддержать ее, включиться и в ее состояние, и в уход за ребенком.
– Послеродовая депрессия может накрыть не только с первым ребенком?
– После любых родов возможна послеродовая депрессия. И тут со стороны еще более непонятно: вроде бы женщина все умеет и формального стресса у нее меньше. Но вдруг организм не справляется с гормональными перепадами. Плюс нагрузка. Очень часто женщина, ощутив депрессивное состояние, начинает себя ругать: «Ну что такое! Любимая семья, рядом здоровые дети, нужно же радоваться, а я плачу». Делать этого не следует. Послеродовая депрессия – это результат не восстановившихся сил.
Для того, чтобы избежать депрессии, нужно очень аккуратно проводить и ранний послеродовой период, и первые полтора месяца жизни с младенцем. У нас почти полностью утрачена культура заботы о роженице. В принципе, молодая мама первые 40 дней должна отдыхать. А забота о ней должна быть возложена на других людей – на мужа, на женщин семьи. Сейчас это совершенно невозможно. Эта поддержка даст возможность маме высыпаться с самого начала после родов, избавит,в том числе, от дальнейших проблем со сном.
Но хотя бы нужно понимать, что чем медленнее родившая женщина вышла в активную жизнь, чем больше дала себе остановиться, особенно если это не первый ребенок, тем выше шанс, что депрессия не наступит. Есть очень активные люди, которые на второй день после родов уже котлеты жарят, полы моют, коляски таскают, через неделю развозят детей по кружкам, а потом – не только физиологические проблемы, но еще и ужасное состояние, потому что не дали себе восстановиться.

Выход из беременности, восстановление после родов – это не быстрый процесс, даже если все было удачно.

Организму нужно дать время, чтобы перенастроиться, а это не происходит по щелчку. Понятно, что няню не каждый может себе позволить, бабушки тоже далеко не всегда готовы помочь. Тут скорее речь о широком социальном окружении.
В некоторых странах принято навещать родившую женщину, приносить ей домашнюю еду, заботиться о старших детях. У нас это невозможно, если мы специально не организуем. Хотя на самом деле или в приходе, или среди широкого круга знакомых найдутся люди, готовые помочь, если вы попросите, если вы скажете, что примете эту помощь. Сделать это женщине мешает перфекционизм и идея, что она должна справиться сама.

Уныние и «железные» люди

– Современных священников нередко волнует вопрос, как отличить депрессию от уныния. Давать ли прихожанину пастырские наставления про уныние или отправлять к специалисту с депрессией?
– У меня стаж работы психологом 23 года. Когда я встречаюсь с человеком и у меня есть сомнение, в депрессии он или нет, я обязательно направляю на параллельную консультацию к психиатру. Мне кажется, если любой человек видит, что у другого нечто, напоминающее депрессию, лучше предложить ему этот вариант, здесь лучше проявить большую бдительность.
Вообще термин «уныние», неправильно расшифрованный в данном случае, очень мешает. Беспричинные слезы, постоянно сниженное настроение, изменившийся характер, подавленность когда-то жизнерадостного человека – серьезный повод насторожиться.
После специалиста – довольно надежный источник опыта (хотя не такой, конечно, как человек с медобразованием) – люди, которые пережили депрессию ближних. У них наметанный глаз, и они обычно видели и других депрессивных больных. Они могут подсказать: это скорее не депрессия, просто пожалей, пригрей, свози отдохнуть, снизь нагрузку, а это вот да, точно депрессия. Ведь при развернутой клинической картине у человека меняется взгляд, меняется характер движения.
Важно понимать, что депрессия может развиться до состояния, когда нужна госпитализация. А психиатрическая госпитализация – очень тяжелая история.
– Бывает, что в депрессии оказались оба супруга, как быть здесь?
– Мы снова возвращаемся к вопросу об окружении, об определенных социальных связях. Чем более изолированная жизнь у людей, тем больше шансов, что это будет просмотрено. Но все-таки есть какие-то родственники, друзья, сослуживцы. В целом есть одно лекарство от субдепрессивных состояний – это общение, пока человек еще может общаться. Когда человек в депрессии, он уже не может этого делать, у него сил нет. Еще один признак депрессии. Нет сил даже на то, что раньше радовало.
– Как быть вот с этим чувством, что надо перебороть, «вот раньше люди в тяжелых условиях жили, а я тут раскисаю»?
– Идея, что человек может быть хрупким и просто не выдержать, очень сложно приживается на постсоветском пространстве, где долго культивировался идеал железных людей. Отсюда: «Чего ноешь, вот раньше времена были какие, все пережили, а тут…» Нужно понимать, что депрессия – это нарушение нейрохимии мозга, что-то идет не так на уровне физиологии.
Из-за желания преодолеть себя, поднажать, в надежде, что дальше будет лучше, человек в итоге попадает в такую яму депрессии, из которой трудно выбраться. И когда человеку кто-то говорит, что это не ты плохой, а ты заболел, у тебя вот такое нарушение, ты не виноват, это бывает, ему становится лучше. В том смысле, что ответственность уходит и возникает понимание – болезнь надо лечить.
Сейчас есть лекарства, которые могут быть подобраны только специалистом, и они позволяют улучшить состояние.
Но процесс этот не быстрый. Это циклическая история, и нужно очень внимательно первые год-два после депрессии следить за нагрузками и за атмосферой в принципе. Если появилась депрессия, значит, есть какая-то хрупкость, какая-то склонность, какая-то такая уязвимость, и она не пройдет после курса лечения. Нужно выстраивать образ жизни с опорами.
Обычно это удается, особенно мамам, вышедшим из послеродовой депрессии. Они потом умеют не только что-то для себя сделать, чтобы в этом ужасном состоянии не оказываться, но еще и другим помочь. Сказать: «Ну, что ты делаешь! Ты пеленки гладишь. Не смей пеленки гладить, ляг и лежи, читай книжечку, пока ребенок спит». Или: «Ты что ребенка на три кружка водишь и по ночам плачешь, не смей. Значит, от всего откажись, сиди, смотри сериалы. Делай что-то, что тебя бы восстанавливало».

Иногда, чтобы выйти из депрессивной ситуации, нужно признать трудность собственного жизненного выбора.

Это может быть ребенок-инвалид. Это может быть несколько детей. Это может быть амбициозное образование или какая-то работа. То есть выделить стресс и признать, что да, тебе здесь трудно.
На самом деле реакция поддержки от окружающих бывает гораздо больше, чем люди предполагают. Оказывается, что вокруг была куча народу в подобной ситуации. Тут важно искать поддерживающие сообщества, где собираются и делятся опытом те, кто побывал в подобных ситуациях.
Но в целом о депрессиях у нас не так много говорят, должно быть гораздо больше публикаций, передач и рекомендаций, более того, необходима разработка поддерживающих систем.
В Париже, в самом неблагополучном округе, открыты круглосуточные ясли, куда женщина, если она очень устала, в любое время суток может принести ребенка на несколько часов, без всякого оформления. И у женщины появляется просто возможность поспать, а материнские депрессии часто связаны с недосыпом.
Так что, повторяю, самый первый шаг – признать собственное право на помощь…
www.pravmir.ru
 

Опубликовано Оставить комментарий

Переживание коллективной травмы пандемии.

С какими вызовами столкнулось человечество во время пандемии коронавируса? Почему мы переживаем эпидемию COVID-19 во время эпидемии нарциссизма? Какие есть стратегии переживания травмы и как добиться посттравматического роста? Об этом и многом другом рассказала Алла Борисовна Холмогорова, доктор психологических наук, декан факультета консультативной и клинической психологии, заведующая кафедрой клинической психологии и психотерапии Московского государственного психолого-педагогического университета.
Доклад Аллы Борисовны «Переживание коллективной травмы пандемии: попытка осмысления» прозвучал на II Международной конференции по консультативной психологии и психотерапии «Консультативная психология: вызовы практики», посвященной памяти Ф.Е. Василюка. Предлагаем читателям ознакомиться с сокращенной расшифровкой доклада.
Профессиональный ответ на коллективную травму пандемии, попытка ее осмысления — это один из главных вызовов, которые стоят перед нами. В книге «Психология переживания» 1984 года Федор Ефимович Василюк наметил идеи, которые будут нужны нам, чтобы осмыслять те вызовы практики, с которыми мы сталкиваемся.
Мы выделяем 10 угроз для психического здоровья во время пандемии:

  1. угроза заражения;
  2. противоречивость информации относительно размера угрозы и прогнозов улучшения ситуации;
  3. неопределенность ситуации, невозможность долгосрочного планирования;
  4. финансовые риски и нестабильность;
  5. социальная изоляция, невозможность непосредственного общения со многими людьми;
  6. разрушение привычного образа жизни и привычных стереотипов поведения;
  7. вынужденное нахождение дома в постоянном контакте с одними и теми же людьми;
  8. гиподинамия, статическое напряжение мышц из-за сидения за экраном;
  9. нарушение режима дня и ухудшение качества сна;
  10. разрушение привычных копингов со стрессом и утрата привычных источников удовольствия.

Стресс накапливается — мы живем с этими угрозами уже больше полугода. Ситуация превращается в кризисную и еще больше обостряется во время второй волны пандемии.
Варианты непродуктивного переживания этих угроз, которые являются мишенью психотерапевтической помощи:

  • введение новых ритуалов охранительного поведения, постоянный поиск информации о рисках, негативные предсказания, тревога, паника;
  • постоянное обсуждение негативной информации в чатах и разговорах;
  • руминирование в связи с утраченными планами и возможностями;
  • трудности обращения за помощью, трудности изменения привычных запросов и трат;
  • чувство одиночества, ненужности, пассивность, ожидание инициативы от других людей;
  • хаос, недовольство собой, растерянность;
  • чувство раздражения, ловушки, склонность обвинять или испытывать чувство вины;
  • болевые ощущения, усталость, раздражение;
  • падение продуктивности, самообвинения;
  • употребление алкоголя и наркотиков, переедание, проблемное пользование интернетом.

Что же я имею в виду, когда говорю о коллективной травме? Мы видим проблему расщепления общества и сознания людей — разрушение нарциссических защит.
Мир изменился и перестал быть хотя бы относительно стабильным и понятным, прогнозируемым. Мир раскололся на ковид-диссидентов, сторонников теории заговора и тех, кто видит реальную угрозу и стремится соблюдать все предписания.
Многие люди в состоянии амбитендентности, как при шизофрении, — при встрече со знакомыми хочу обнять и одновременно отшатываюсь. Многие потеряли опору и не доверяют никакой информации, но при этом постоянно ищут ее в интернете.
Виртуальное общение вытесняет реальное и нарушает чувство реальности, порождает иллюзии восприятия. Стало невозможным долговременное планирование, снижается возможность контроля над ситуацией и чувство безопасности.
Мысли о возможном заражении и смерти своей и близких возникают у многих людей.
Об источниках повышенной тревоги и страха смерти в современной культуре писали и пишут представители экзистенциального направления. Такая работа в 2003 году была написана и мной — «Страх смерти: его культуральные источники и способы психологической работы».
Можно выделить следующие источники страха смерти:

  • отрицание идеи конечности существования: почти все кладбища вынесены за пределы города, оркестры больше не играют во дворах, когда человек уходит, как это было в моем детстве. Люди стараются не заметить, как писал Бунин в повести «Господин из Сан-Франциско», что рядом кого-то не стало;
  • всемогущий контроль и непереносимость неопределенности — это такая нарциссическая защита, когда кажется, что можно отрицать конечность существования и претендовать на вечную жизнь, на бессмертие;
  • нарциссический перфекционизм — концентрация на себе, своих промахах и достижениях;
  • отсутствие истинной близости с другими — важнейшего источника подтверждения нашего существования и идентичности.

Получается, мы переживаем эпидемию ковида во время эпидемии нарциссизма? Думаю, да.
Об эпидемии нарциссизма пишут давно. Книга «The narcissism epidemic: living in the age of entitlement» («Эпидемия нарциссизма: жизнь в эпоху права») вышла в 2009 году, ее авторы — Джин Твенж, профессор Калифорнийского университета в Сан-Диего, и Кит Кэмпбелл, профессор Университета Джорджии. Они приводят интересные данные о невероятном росте положительных ответов в опроснике нарциссизма: процент молодых людей, согласных с утверждением «Я важная персона», вырос с 12% в 1963 году до 80% в 1992. Авторы отмечают, что с 60-х годов число использования личных местоимений «я», «мне» выросло на 42%, а употребление местоимений «мы», «нас», наоборот, снизилось.

Травма пандемии — коллективная, но кризис каждый из нас переживает сам.

В книге «Психология переживания» Федор Ефимович пишет: «…человек всегда сам и только сам может пережить события, обстоятельства и изменения своей жизни, породившие кризис. Никто за него этого сделать не может, как не может самый искушенный учитель понять за своего ученика объясняемый материал».
И в связи с этим очень важно нам, как профессионалам, рассматривать проблемы непродуктивной внутренней работы, совершаемой в кризисной ситуации. Федор Ефимович Василюк говорит о пере-живании-деятельности — процессе, направленном на поиск новых смыслов и новых опор в изменившемся мире. Могут быть и другие способы переработки этой травмы:

  • отрицание и отказ от пере-живания с попыткой сохранить прежние стереотипы;
  • протест и отказ от пере-живания, вместо этого поиск объекта для обвинения и агрессии;
  • пере-жевывание-без-деятельности — дурная рефлексия, или руминирование.

Осмысляя вызовы пандемии, мы можем сказать, что огромный удар был нанесен по психическому здоровью медицинских работников. Первые исследования в Ухане показали, что 50% врачей и медсестер сообщили о выраженных симптомах депрессии и тревоги, 70% жалуются на острые симптомы дистресса.
МГППУ совместно с Научно-исследовательским институтом скорой помощи им. Н.В. Склифосовского начал серию исследований. Мы провели сравнение показателей выраженности депрессии и тревоги по месту и специфике работы (март-апрель).

Мы видим, что у врачей, которые непосредственно работают с коронавирусом, состояние тяжелее: уровень депрессии и тревоги выше.
Среди факторов, которые помогают врачам и медперсоналу держаться, важное место занимает поддержка близких людей, семьи, общества.
Трудная ситуация может быть источником психической дезадаптации. Наша задача — помочь трансформировать ее в источник для личностного роста. В моей практике растет число обращений за помощью с экзистенциальным запросом. Когда началась пандемия, мы постарались отреагировать и запустили на факультете консультативной и клинической психологии МГППУ несколько проектов: «Истории из жизни наших бабушек и дедушек» и «Истории, которые помогают жить». Мы вспомнили тяжелые ситуации из прошлого наших родителей, дедушек и бабушек, как они мужественно их перенесли. И эти истории стали внутренними опорами для нас и наших клиентов.
Теория посттравматического роста, которую предложили в 90-х американские исследователи из Университета Северной Каролины Р. Тедески и Л. Кэлхоун, сейчас приобретает особую роль, мы можем использовать ее как ответ на вызов коллективной травмы пандемии.
Посттравматический рост (ПТР) — это процесс позитивных изменений, которые возникают в результате жизненного кризиса (развитие ранее не приоритетных и приобретение новых свойств и качеств взамен утраченных). Но возникают они не просто так, а благодаря активной, осознанной позиции человека, который подвергался влиянию стрессовой ситуации (R.G. Tedeschi, L.G. Calhoun).
Изменения идут в разных сферах: отношение к другим, новые возможности, сила личности, духовные изменения, повышение ценности жизни.
Ядро посттравматического роста:

  1. принятие;
  2. поиск смысла и позитивное переопределение (как писал Франкл, вместо вопроса «За что мне это?» возникает вопрос «Зачем мне это?»);
  3. новая система отношений с миром и окружающими.

В диссертационном исследовании А.И. Сергиенко, посвященном посттравматическому росту родителей детей с ОВЗ, выполненном под моим руководством, а также в не опубликованном еще исследовании по материалам дипломной работы С. Ахмедовой мы рассмотрели, что обычно мешает посттравматическому росту:

  • убеждения в негативном отношении и высокой критичности людей;
  • стремление к избеганию проблем и изоляция от людей;
  • жизнь в режиме неблагоприятных социальных сравнений с другими людьми и детьми;
  • фиксация на ошибках и собственном несовершенстве (перфекционистский когнитивный стиль);
  • глобализированное негативное мышление;
  • руминативное мышление.

Способствует ПТР:

  • убежденность преимущественно в доброте окружающего мира;
  • позитивное переопределение: поиск ресурсов в новой ситуации, поиск новых связей и новых возможностей для развития;
  • отказ от сравнения с другими, сравнение с самим собой при ориентации на зону ближайшего развития;
  • умение замечать незначительные сдвиги — выделение положительного;
  • «конкретно-ситуационное мышление»;
  • радикальное принятие вместо постоянных сожалений о несбывшемся.

Важно рассмотреть различные конструктивные и деструктивные копинги со стрессом в ситуации самоизоляции. К первым, в частности, относятся рефлексия, связанная с посттравматическим ростом, ко вторым — руминативное мышление, ведущее к депрессии
Ситуация самоизоляции — дистресс, который инициирует процесс руминации как попытки копинга с новым стрессом и своим состоянием. Руминирование — это автоматический когнитивный копинг, связанный с мысленным обращением к травме и проблемам, вызванным ею, тесно связан с риском депрессии.

Задача психолога — поддерживать процесс перестройки руминативного мышления в сторону конструктивной рефлексии.

Конструктивная рефлексия отличается от руминации принятием ситуации и выработкой конкретных способов действия по решению конкретных проблем, осознанным регулированием процесса размышлений о травме и о ее влиянии на жизнь.
Конструктивная рефлексия играет ключевую роль в тестировании реальности и помогает принять ситуацию, перейти к планированию «здесь и сейчас». Что я могу сделать конструктивно: осознание и использование эффективных способов организации своей жизни и помощи другим.
В условия хронического стресса возможны два возможных пути трансформации личности — деструктивный и конструктивный.
Деструктивный:

  • убеждения и стратегии поведения не позволяют адаптироваться к новым условиям жизни, преобладают негативное селектирование информации и глобализация проблем;
  • возможные последствия — депрессия, ПТСР;
  • стремление вернуться к прежнему образу жизни и тоска по нему без учета неизменности новых обстоятельств, жизнь в иллюзии, что ничего не происходит.

Конструктивный:

  • убеждения и стратегии поведения помогают совладать с переживаниями, вызванными травмой: поиск ресурсов и конкретные действия;
  • возможные последствия — посттравматический рост;
  • принятие неизбежности изменений и перестройка образа жизни и отношений с окружающими: переоценка, которая позволяет построить новый жизненный мир исходя из новых реалий.

Я вижу опасность некоторых рекомендаций по преодолению вызовов пандемии в том, что часто делается акцент на самосовершенствовании. Действительно, саморазвитие — это очень важная задача. Но концентрация на себе, на своих достижениях — это еще один шаг к нарциссизму.
Что позволяет сохранять психическое благополучие при самоизоляции? Важность заботы о других, качества отношений с близкими и ценность человеческой близости.
www.psy.su