На написание статьи меня вдохновило недавно полученное письмо:«А что делать, если с довольно обширным багажом самоанализа и знаний по психологии, которые были почерпнуты, чтобы развиться в полноценную личность, я, девочка из неполной семьи с разными родительскими проблемами, в итоге когда стала создавать семью, оказалась по уши в психологических переживаниях, да настолько, что если я начну их прорабатывать и осмыслять, я просто буквально начну выть, и буду выть довольно долго, пока не расслабится какой-то комок внутри, от того, что я не имею права так выть, потому что никто в общем-то не виноват.
И со стороны все хорошо, и в реальности все, слава Богу, хорошо, и у меня все молодцы и умницы, просто я хожу, вроде тоже с виду хорошая, а внутри, кажется, если начать хотя бы думать на эту тему, я развалюсь на кусочки. Просто я простила, приняла, почитаю родителей, стараюсь быть хорошей мамой, женой, дочерью. Это все роли какие-то для меня новые и не имеющие того, что я могу соотнести с ними. То есть я теоретизирую в них. «…»
Но иногда бывает все равно такое чувство, что я вытеснила проблему, такую от которой хочется рычать и швырять предметы, но сил на это нет и скорее всего, я осознав ее и втеснив обратно — тресну и развалюсь».
В случаях, подобных описанному выше, речь идет о старой травме или не о конкретной травме, а о длительном страдании в прошлом, с которым человек (обычно ребенок) ничего не мог поделать, кроме как отложить в дальний угол души и постараться сделать вид, что его не было и или оно совсем не мешает.
Давайте разберемся, почему такое происходит. Ведь те или иные травматические события были в жизни каждого ребенка, от чего зависит, останется ли «комок внутри»?
Сравним две ситуации.
Обе они начинаются с того, что ребенок переживает сильный стресс, например, к нему пристал в лифте незнакомый человек, очень напугал и обидел, ребенок еле вырвался и убежал.
В первом случае он прибежал домой, там была, например, мама. Увидев, в каком состоянии ребенок, она немедленно спросила, что случилось, крепко обняла, позвонила в милицию и папе. Нападавшего вскоре задержали.
Родители были весь вечер с ребенком, обнимали, дали выплакаться, поили чаем, налили теплую ванну, укачали на руках. При этом, что важно, сами, хоть и переживали, но не разваливались, не падали с сердечным приступом, не теряли голову и самообладание.
После этого некоторое время ребенка провожали в школу и из школы, пока он не успокоился, обсудили подробно, что делать в подобных случаях, потребовали установить камеру в подъезде или еще как-то позаботились о его безопасности.
В другом случае ребенок прибежал, а дома никого нет. Он позвонил родителям, они сказали, что заняты. Или не позвонил, потому что они запрещают звонить. Или они вообще неизвестно где ходят.
Он сидел один, его трясло, он пытался взять себя в руки. Когда они пришли домой, то были явно раздражены, сказали «опять из-за тебя проблемы» или вообще сказали, что сам виноват — нечего шляться где ни попадя, лучше б уроки делал.
Или у него не родители, а одна мама, такая слабая, всегда больная и несчастная, что он не стал ничего рассказывать, и постарался не плакать, чтобы ее не пугать.
Травма одна и та же, последствия скорее всего будут разные.
В первом случае ребенок получил в ситуации стресса всю возможную защиту и заботу. Выражаясь умным психологическим словом, его «контейнировали», то есть создали для него безопасный кокон, своеобразную психологическую «пещеру», где он смог отдаться чувствам.
На время переживания стресса у ребенка была возможность целиком переложить на родителей заботу о своей безопасности, о своем поведении, он не должен был сканировать внешний мир и контролировать себя, смог отдаться переживанию полностью. Он не должен был «брать себя в руки» — они его взяли в руки.
Помните, классический сюжет голливудских боевиков: юную деву похищают злодеи, ее папа или молодой человек ее спасает. Все время, пока длится фильм, дева в плену у злодеев демонстрирует чудеса стойкости, она не теряет присутствия духа, обдумывает планы бегства, или как минимум троллит негодяев. Опасность не позволяет ей «нюни распускать», в ее крови — гормоны стресса, она борется за свою жизнь, отложив чувства на потом.
Наконец, папа или бой-френд, покрошив злодеев на винегрет, сквозь огонь, взрывы и падающие металлоконструкции пробивается к деве и заключает ее в объятия. И что же она делает, наша храбрая и стойкая героиня? Конечно, рыдает, уткнувшись в его могучую грудь и всхлипывая. Она вмиг становится беспомощным ребенком, и это очень правильно, это лучшая профилактика посттравматического синдрома.
Как только появилось кому контейнировать — сразу перестать «держать себя в руках», интенсивно выплакать стресс и размякнуть в надежных объятиях. Мощная теплая волна окситоцина смоет стресс, сосуды и мышцы расслабятся (ах, какой поцелуй в финале). Завтра дева будет как новенькая, царапины заживут, а психотерапевты ей не понадобятся.
Другое дело наш ребенок из второго случая. Он не дождался контейнирования. Ему отказали в защите и заботе. Испытывая сильный стресс, он должен был по-прежнему рассчитывать на себя, сам следить за своей безопасностью, а то и заботиться о ком-то другом (вариант с беспомощной мамой).
Он не мог позволить себе расслабиться, демобилизоваться. Он должен был «держать себя в руках «но — увы — для него разрешения ситуации не наступило, никто его не обнял, поэтому пришлось так и продолжать «держать себя» самому.
Ребенок был вынужден отодвинуть в сторону свои чувства, а вернуть их себе не смог, как если бы он так и остался в руках злодея, хотя в реальности спасся.
Произошло «запечатывание « травматического опыта, он остался в психике, как невытащенная заноза. И теперь будет болеть — иногда тихонько ныть, а иногда что-то за нее заденет (чем-то похожая ситуация, человек, роль), и станет больно так, что взвоешь.
Понятно, что травма может быть не разовой, а многократно длительно повторяющейся, например, постоянно ссорящиеся родители, или отвергающие, или вечно отсутствующие.
Так вот, если очень коротко, то суть психотерапии состоит в том, чтобы хотя бы теперь дать человеку опыт этого самого контейнирования. Чтобы он мог к своей старой занозе вернуться и вынуть ее.
Понятно, что в ситуации двух взрослых незнакомых людей — клиента и терапевта — да еще когда один из них с многолетним опытом «сам, все сам, никто не поможет», это не происходит так легко и быстро, как у спасенной девушки с папой. Контейнер приходится выстраивать, нужно время, чтобы человек в него поверил.
Этому служит собственно технология работ: и сеттинг (определенные время и место работы), и контракт, который задает границы и безопасность, подчеркивает уважение к клиенту, и определенная манера общения с клиентом, безопасная и поддерживающая, и сама личность терапевта, как человека, во-первых, взрослого, во-вторых, умеющего находиться в контакте со своими чувствами, не выпадать в диссоциацию, быть проводником по опасным территориям внутреннего мира.
В групповой терапии контейнером служит и группа, чувство поддержки и близости других людей (часто такая работа оказывается более интенсивной и эффективной, потому что хорошо работающая группа — ну очень мощный контейнер, удержит даже самые сильные чувства).
При этом могут применяться или не применяться техники, интенсифицирующие поиск «занозы». Именно этим прежде всего отличаются краткосрочная терапия, когда поиск ведется активно и с «приемчиками», от длительной, когда строится контейнер, идет неспешное течение мыслей и чувств, и рано или поздно клиент на занозу все равно наткнется.Но главное все равно контейнер, без него хоть обсыпь клиента техниками, толку не будет. Должно возникнуть вот это самое чувство безопасности, принятия, доверия, при котором я могу быть таким, какой я есть, не бояться, не «держать себя в руках», позволить другому человеку побыть со мной, позаботиться о моей безопасности, когда мне плохо.
Тогда в какой-то момент может произойти отреагирование — с болью и слезами, иногда действительно с трудом, воем и стоном, а иногда тихо и как-то вдруг, заноза вытаскивается, запертые чувства освобождаются, узел внутри развязывается, разом или постепенно.
После этого травма переходит в опыт, о нем уже можно думать и вспоминать без острой боли, анализировать, осваивать новые, недоступные прежде способы поведения, разбирать запутанные отношения, узнавать себя нового, более целого и живого.
Люди часто рассказывают, как потом, уже не в кабинете психолога, а через дни или недели, они вдруг плачут от радости, от острого чувства жизни, силы, свободы, любви к себе и к миру. Хотя после особо больших заноз иногда остаются шрамы.
Тогда в какой-то момент может произойти отреагирование — с болью и слезами, иногда действительно с трудом, воем и стоном, а иногда тихо и как-то вдруг, заноза вытаскивается, запертые чувства освобождаются, узел внутри развязывается, разом или постепенно.
После этого травма переходит в опыт, о нем уже можно думать и вспоминать без острой боли, анализировать, осваивать новые, недоступные прежде способы поведения, разбирать запутанные отношения, узнавать себя нового, более целого и живого.
Люди часто рассказывают, как потом, уже не в кабинете психолога, а через дни или недели, они вдруг плачут от радости, от острого чувства жизни, силы, свободы, любви к себе и к миру. Хотя после особо больших заноз иногда остаются шрамы.
Это все, конечно, легче написать, чем прожить в реальности, потому что за годы заноза обычно обрастает всяческими еще слоями: и гневом, и виной, и обесцениванием, и всякими идеями и концепциями про «я просто такой», и бравадой «ну и что, нас бьют, а мы крепчаем», все это необходимо понемногу разгрести.Сколько уйдет времени на создание контейнера, разгребание наростов и поиск занозы — зависит от много чего. И от того, насколько давно и умело человек занозы в себе носит, и от того, насколько его уже приперло и он больше не согласен так жить.
И от умений терапевта и продуманности способов создания контейнера. И от личности терпевта, от его способности сочувствовать и от его самообладания при встрече со страданием. Иногда все получается с первых минут. Иногда нужны недели и месяцы.
Конечно, довериться, стать уязвимым перед чужим человеком, довольно страшно и рискованно, именно поэтому существует довольно строгая этика психотерапии, правила, обеспечивающие безопасность клиента. Но без риска и уязвимости быть живым невозможно, так уж устроено.
Вот это, если коротко, самая суть, мой ответ на вопрос, почему все же не получается самому по книжкам. Потому что нужен контейнер, хоть ты как. Без него можно создать еще одну защитную корочку на занозе, иногда такую искусную, что прям почти и незаметно ничего. А вытащить — только с контейнером.
Если заноза не очень болит, можно, конечно, и с ней жить. Совсем все до единой все равно не убрать, я не верю в «полную проработанность «и никогда не работаю с невнятным запросом типа «меня ничего особо не беспокоит, но вдруг я чего не замечаю».
Не болит — и ладно, иногда занозы сами рассасываются как-то постепенно. Если в целом все нормально с вашей способностью жить, любить, работать, управлять своей жизнью, то и нечего огород городить. Мешает ли заноза жить лично вам — это только вам судить, нужно ли с ней что-то делать — ваше решение, ваша ответственность.
И от умений терапевта и продуманности способов создания контейнера. И от личности терпевта, от его способности сочувствовать и от его самообладания при встрече со страданием. Иногда все получается с первых минут. Иногда нужны недели и месяцы.
Конечно, довериться, стать уязвимым перед чужим человеком, довольно страшно и рискованно, именно поэтому существует довольно строгая этика психотерапии, правила, обеспечивающие безопасность клиента. Но без риска и уязвимости быть живым невозможно, так уж устроено.
Вот это, если коротко, самая суть, мой ответ на вопрос, почему все же не получается самому по книжкам. Потому что нужен контейнер, хоть ты как. Без него можно создать еще одну защитную корочку на занозе, иногда такую искусную, что прям почти и незаметно ничего. А вытащить — только с контейнером.
Если заноза не очень болит, можно, конечно, и с ней жить. Совсем все до единой все равно не убрать, я не верю в «полную проработанность «и никогда не работаю с невнятным запросом типа «меня ничего особо не беспокоит, но вдруг я чего не замечаю».
Не болит — и ладно, иногда занозы сами рассасываются как-то постепенно. Если в целом все нормально с вашей способностью жить, любить, работать, управлять своей жизнью, то и нечего огород городить. Мешает ли заноза жить лично вам — это только вам судить, нужно ли с ней что-то делать — ваше решение, ваша ответственность.
Может ли дать контейнирование не психолог? Конечно, может, жили ж как-то раньше без психологов.Священник может, супруг иногда, друг. Но не всякий, а только тот, с кем правда безопасно, кто не будет оценивать и воспитывать, давить и обесценивать (мол, пустяки, не бери в голову), чьи чувства вы сможете не щадить в процессе, кто сам не испугается ваших сильных чувств и не скажет «возьми себя в руки», кто совершенно точно никогда, даже в шутку или с лучшими намерениями не наступит потом на вашу больную мозоль.
Сами понимаете, это нечасто встречается. И вообще, с близкими все же не стоит злоупотреблять, ведь потом вы захотите дальше с ними жить и общаться. Не лучше ли оставить свою травму за дверями у чужого дяденьки (тетеньки)?
Сами понимаете, это нечасто встречается. И вообще, с близкими все же не стоит злоупотреблять, ведь потом вы захотите дальше с ними жить и общаться. Не лучше ли оставить свою травму за дверями у чужого дяденьки (тетеньки)?
Еще на самом деле есть вариант работы с психологом не про прошлое, а про будущее, работа по поводу возрастных и экзистенциальных кризисов, а еще работа с актуальным конфликтом, а еще — с отношениями в семье и семейной системой, это все тоже ужасно интересно, но не сейчас.
Конечно, все это не более чем мое, довольно вольное и субъективное, описание, у коллег могут быть совсем другие мнения и метафоры на этот счет.
Конечно, все это не более чем мое, довольно вольное и субъективное, описание, у коллег могут быть совсем другие мнения и метафоры на этот счет.
В данной статье хочу затронуть вопросы возникновения и развития пограничного расстройства.
Сегодня мы поговорим о психологических травмах, иногда, в житейской психологии, последствия этих травм называют «психологическими комплексами». И в первую очередь речь пойдет о детских психологических травмах и о том, какое влияние они оказывают на дальнейшую взрослую жизнь.