Марион Вудман. Вытанцевать горе.

Каждый, кого коснулась серьезная потеря, знает это состояние: словно чья-то холодная рука стискивает сердце, не давая вздохнуть. Мы киваем в ответ на утешающие слова близких, но понимаем: стоит остаться наедине с собой, и боль вернется с новой силой. А ведь нужно еще жить, работать, заботиться о других, пытаясь делать что угодно, лишь бы не погружаться в этот ад снова.
Можно ли справиться со своими чувствами иначе, не отрицая, но и не погружаясь в них с головой? У юнгианских психологов есть подход.

«Как только она вошла в комнату, я сразу почувствовала ее напряжение. Его выдавали мимика, жесты, тон голоса, хотя на лице была вежливая улыбка». Эбби − клиентка танцевального терапевта Лоры Уилсон − не могла справиться со стрессом из-за недавно пережитой смерти отца. В семье она всегда была «за сильного» – выслушивала, поддерживала, не роптала. Она не давала себе возможности выразить горе, потому что должна была оставаться твердой для других.
Первое, о чем терапевт попросила ее, − совершить любое движение или жест. По наитию, не размышляя. Эбби начала медленно и молча вытягивать руки перед собой, с силой, как будто толкала что-то. Как она призналась потом, в этот момент в голове у нее крутилась одна фраза: «Отпусти». «Она поняла, что именно это и делала в течение последних полутора недель: отталкивала эмоции, держала их на расстоянии вытянутой руки, – объясняет Лора Уилсон. – Она вкладывала в это действие все силы, поэтому ее тело словно пребывало в спазме».

Эбби поняла, что задействовала только руки, но не туловище. Когда терапевт попросила ее снова подвигаться, но на этот раз всем телом, Эбби обнаружила, что начинает раскачиваться − взад-вперед, из стороны в сторону. И что-то в ней срезонировало. Нечто подобное она уже видела по телевизору. Это были женщины с Ближнего Востока, скорбящие, одетые в черное. В кадре они точно так же раскачивались, сотрясаясь от рыданий.
В движениях Эбби был смысл. Если вначале она отталкивала чувства, второй ее жест был связан с созданием пространства для горя. Она поняла, что должна дать себе возможность скорбеть о потере, впустить в тело боль и позволить себе оплакать отца. «Возможно, она могла бы осознать это в процессе «разговорной» терапии, но, скорее всего, это осознание осталось бы на уровне головы, но она по-прежнему удерживала бы чувства в теле», – объясняет Лора Уилсон.

«Тело говорит о том, о чем не могут сказать слова», – эта фраза приписывается американскому пионеру современного танца Марте Грэхем. Карл Юнг согласился бы с этим. Он считал, что тело и психика неразрывно связаны. Подавленные эмоции, страхи и желания оставляют следы в организме: меняется обмен веществ, возникают нервные тики, развиваются болезни. Но эта связь не односторонняя – тело тоже может посылать «команды» бессознательному. И если переживания настолько тяжелы, что говорить о них невыносимо, на помощь приходит пластика.
Задолго до появления психотерапии наши предки использовали танец как лекарство. «В древности танец был одним из самых мощных способов лечения. Мы забыли об этом, – пишет танцевальный терапевт Лиза Фладагер. – Но целительный эффект достигается не повторением заученных фигур, а свободным творчеством. Танец должен вырастать из вашего опыта, иметь отношение к вашей жизни». В этом и состоит суть танцевальной терапии − через тело воздействовать на разум».

Марион Вудман, юнгианский аналитик и лидер женского движения, много экспериментировала с духовными практиками. Она пережила расстройство пищевого поведения, серьезную автомобильную аварию, заболевание почек, дизентерию и, наконец, рак. И разработала свой соматический (основанный на теле) подход, основываясь на собственном опыте болезни и излечения.
«Горе можно вытанцевать из себя, – пишет она. – Танец придает форму чувствам, выражает то, что невозможно передать словами. В танце сознательное и бессознательное начинают взаимодействовать, свободно перетекая друг в друга. Я перевожу извне вовнутрь каждое движение и стараюсь связать его с дыханием. Внутренние источники силы собираются точно в центре и ведут к взрыву энергии. Боль, которую я чувствовала до танца, исчезает, как будто жизнь проходит сквозь меня. Вот почему уходит боль, когда я танцую, когда я творю. Я снова становлюсь частью жизненной силы. Танец танцует мной».

В книге «Сова была раньше дочкой пекаря» Марион Вудман описывает историю женщины, которая долго пыталась завести ребенка. Когда она наконец забеременела, ее радости не было предела. Но счастье оказалось коротким: незадолго до рождения у нее случился выкидыш. «Ее горе было безутешным, его невозможно было выразить словами, – вспоминает Вудман. – Сначала она даже не плакала. Потом она начала анализ и в то же время записалась в группу современного танца». В своем дневнике женщина написала: «Мне необходимо танцевать, потому что, когда я танцую, я есть».
Но танец не просто позволяет излить из себя застывшие переживания. Он пробуждает в нас самое главное – самость, внутренний голос, который мы часто не слышим. Вудман считала, что слова плохо подходят для выражения чувств женщин. «Слова могут запутать, а тело никогда не солжет, потому что через него говорит бессознательное. Этот скачок в бессознательное… и является тем самым звеном, которое может связать их с жизненной силой», – объясняет Вудман.
В конце концов клиентка Вудман смогла ощутить благодарность за произошедшее: «Она не испытывала злости, потому что месяцы уединения и горевания привели ее к пониманию того, что ее ребенком необходимо было пожертвовать, чтобы могла родиться ее собственная самость». И только после этого ей удалось забеременеть снова.
Танец приходит на помощь, когда распутать сложный клубок чувств не удается. Это способ наконец дать слово телу, позволить ему говорить через нас и вести нас за собой. И на этом пути нас могут ждать неожиданные открытия.