Опубликовано Оставить комментарий

Методика дифференциальной диагностики депрессивных состояний Зунге.

В Тесты
Адаптация Т. И. Балашовой
Опросник разработан для дифференциальной диагнос­тики депрессивных состояний и состояний, близких к деп­рессии, для скрининг-диагностики при массовых иссле­дованиях и в целях предварительной, доврачебной диаг­ностики.
Полное тестирование с обработкой занимает 20-30 мин. Испытуемый отмечает ответы на бланке.
Уровень депрессии (УД) рассчитывается по формуле:
УД=∑пр. + ∑обр. ,
где ∑пр. — сумма зачеркнутых цифр к «прямым» выска­зываниям № 1, 3, 4, 7 , 8, 9, 10, 13, 15, 19;
обр. — сумма цифр «обратных», зачеркнутым, высказываниям № 2, 5, 6, 11, 12, 14, 16, 17, 18, 20. Например: у высказывания № 2 зачеркнута цифра 1, мы ставим в сумму 4 балла; у высказывания № 5 зачеркнут ответ 2, мы ставим в сумму 3 балла; у высказывания № 6 зачеркнут ответ 3 — ставим в сумму 2 балла; у высказывания № 11 зачеркнут ответ 4 — ставим в сумму один балл и т. д.
В результате получаем УД, который колеблется от 20 до 80 баллов.
Если УД не более 50 баллов, то диагностируется состо­яние без депрессии. Если УД более 50 баллов и менее 59, то делается вывод о легкой депрессии ситуативного или невротического генеза. При показателе УД от 60 до 69 бал­лов диагностируется субдепрессивное состояние или мас­кированная депрессия. Истинное депрессивное состояние диагностируется при УД более чем 70 баллов. ДАЛЕЕ

Опубликовано Оставить комментарий

Альфрид Лэнгле. Отчаяние и бессилие: жизнь все еще имеет смысл?

В процессе определения и размышления, какая тема должна сегодня состоятся, я задумался о том, что в последнее время в психотерапии тема отчаянье и бессилия все чаще встречается.
Дело в том, что когда экзистенцией человека овладевает бессилие и отчаянье, в жизнь приходит бессмысленность. В этот вечер я взгляну на эту тему, с т.з. экзистенциальной перспективы экзистенциального анализа, логотерапии и мы также услышим позицию Виктора Франкла по этому поводу. Мы феноменологически откроем двери в пространство где существует отчаянье и бессилие.
Если мы подойдем к теме феноменологически, это будет значить, что каждый лично будет приглашен к исследованию. И с этого я хотел бы начать и подойти к отчаянью.
Знакомо ли мне отчаянье? Был ли когда-то я в отчаянье? Отчаивался ли я? Либо я видел это только у других людей. Возможно, я переживал отчаянье и разочарование в школе? Например, несмотря на то, что я очень много учился, я не смог сдать экзамен. Или не смотря на все мои усилия, я не могу чего-то предотвратить, например, зимы в Италии.

Что же является особенностью темы отчаянья?

Наличие другого полюса, с одной стороны отчаянье, а с другой надежда. В романских языках отчаянье переводится, как без надежды.

В английском языке — disappointment — разочарование, обманутая надежда.

У кого есть надежда, тот не отчаивается!

Именно поэтому «надежда», это тот термин, который находится на другом полюсе.

Если мы разберемся, что такое надежда, мы сможем понять, что же такое отчаянье. У кого есть надежда, тот стоит живым! Тот надеется на хороший конец и на творческое бытие, и то, что что-то хорошее и ценное будет происходить в его жизни.

Что будет здоровье, что семья останется целой, что не будет войны.

Какая особенная характеристика надежды? Она в том, что надеяться предполагает некую пассивность. Например, я надеюсь, что завтра будет хорошая погода и возможно не будет дождя, и это как бы желание, при котором я знаю, что лично я по этому поводу ничего не могу сделать. Человек, который надеется, знает, что он лично не может на эту ситуацию повлиять. В надежде мы как будто бы направлены вперед и при этом можем положить руки на колени. Это похоже на отчаянье, но разница значительная.

Во многих ситуациях мы не можем ничего делать, но поскольку я надеюсь, я будто имею привязанность, связанность с тем что будет. Например, я надеюсь, что это не будет рак, если меня обследуют. И это означает, что я поддерживаю свою связь с ценностью здоровья, я на нее направлен.

Это очень большая разница по сравнению с отчаяньем. В отчаянье больше нет доверия, что что-то может происходить хорошо.

Именно поэтому в надежде есть дух реализма. Это больше не фантазии, не иллюзии, не мечты. Надежда говорит о том, что что-то не исключено, о том, что все может быть еще очень хорошо. И действительно пока что-то еще не произошло, и не исключена возможность, что произойдет что-то хорошее.

Принцип критического рационализма Поппера, говорит, что надежда не просто что-то реалистическое, а что-то самое безопасное, из того, что вообще может быть в жизни. Пока что-то не исключено, это основа для надежды. Это хорошо обоснованное чувство рационального процесса.

Конечно, нет уверенности в том, как это закончится. Поэтому оно хорошо закончится! И это очень реалистично.

Что-то может негативно закончиться. И это риск. Но, не смотря на риск, я держусь за что-то позитивное. И держу, и желаю, и пребываю в отношении с риском.

Например, что конфликт хорошо разрешиться, или это не будет рак после исследования которое я прошел.

Когда я надеюсь, я остаюсь верным тому, что представляет для меня ценность.

В надежде мы используем последний шанс. Все что иногда мы можем сделать, это занимать открытую позицию. Мы не отказываемся от ценности. До того момента, пока это не исключено. В надежде я активен. Даже если я не могу изменить ситуацию, я активен в том, что я не отказываюсь от своей ценности.

Когда мы говорим «Больше ничего хорошего не произойдет, у меня больше нет сил надеяться, я слишком разочарован», возникает нагруженность напряжённость, которая вводит нас в депрессивность.

Например, если я буду вести себя активно, я буду ненавидеть, либо буду переживать свое бессилие. Это означает, что на активном уровне психодинамики во мне будет что-то двигаться. Поэтому здесь будет очень уместна пословица «Надежда умирает последней».

При этом с надеждой вместе умирает и человек, и он падает в пропасть. И там, где умирает надежда, остается только отчаянье. В отчаянье все разрушается. Меня больше ничего не держит, и больше нет надежды. Ценности разрушены либо у меня к ним больше нет доступа. Я больше не могу принимать решения. Страх и бессилие. В отчаянье у меня больше нет будущего. Нет будущего, которое хочется прожить, которое есть хорошее. В отчаянье я больше не вижу перспективы.

Мы больше не на краю пропасти, у нас чувство, что мы уже туда упали. И бессилие — это преобладающее чувство в ситуации отчаянья. Единственное в чем, я могу быть уверен, что нет больше безопасности и все разрушено. И поэтому я больше не могу собой владеть, я утрачиваю себя.

Например, это могут быть разные ситуации, которые вызывают подобное чувство. У нас в Австрии часто происходят наводнения и лавины. И когда я смотрю на дом, который был разрушен я переживаю отчаянье.

Отчаянье переживает человек, когда смерть забирает ребенка. Когда война забирает будущее или не дает возможности быть с родными людьми, либо забирает самых дорогих людей. Это чувство можно переживать из-за ситуации в обществе, при природных катаклизмах. Из-за того, что дома я переживал насилие, одиночество.

Случай из практики.

История одной женщины, которая познакомилась с плохим мужчиной, а потом у нее родился ребенок, а затем она встречалась с другими мужчинами. Она с ними была несчастлива, расставалась и совершила два аборта. Сейчас алкоголь играет большую роль в ее жизни. И все что я знал о ее жизни было пронизано насилием. Она о себе говорила, что она раздавленная жизнью. Смерть была единственным решением.

И в отчаянье я задаюсь вопросом, что я буду делать со своей жизнью. Все что давало ей опору имело смысл — было разрушено.

Отчаянье всегда имеет следующие характеристики:

  • Отчаянье всегда происходит в состоянии нужды. Жизнь больше невыносима. Нет человека, который был в отчаянье и был счастлив.
  • При отчаянье появляются такие чувства, которые не позволяют рационально думать.
  • Содержание этих чувств — я больше не знаю, как дальше. Я не хочу сдаваться, я хочу жить. Я больше вижу дороги, как идти дальше. Я стою у стены, я чувствую себя заблокированным.
И самое важное, что следует сказать об отчаянье, в нем высока перспектива суицида.

В состоянии отчаянье мы что-то видим, но не находим пути. И в этом человек познает безвыходность. Жизнь попала в тупик. Какая-либо надежда становится бессмысленной. И даже, это состояние не имеет смысла. И тот, кто в состоянии отчаянья, он познает этот тупик. И тогда возникают ощущения, утраты смысла и безнадежность. Около этого полюса познания, человек переживает субъективное бессилие и неспособность в достижении целей. И эта комбинация, создает отчаянье.

Но если я не имею понятия как дальше жить, из этого бессилия рождаются тяжелые ощущения. Душевные страдания. Страх, паника, истерия, зависимость.

Субъективный полюс отчаянья переживается, так как «я не способен к активности».

В другом полюсе этого переживания, есть мочь и способности.

Я способен!

Если могу что-то сделать − я не бессилен. Если у меня есть возможность проработать с моим партнером над конфликтом, я не ощущаю бессилие. Это обозначает власть и силу над проблемой. Знать и мочь. Если я что-то могу тогда создается мостик к миру.

Если бы я знал украинский, я бы не пользовался помощью переводчика. Здесь дефицит восполняет Ирина (переводчик), и она здесь мое «мочь». В бессилии мир закрыт, у меня нет к нему доступа, в этой ситуации я жертва, я в ловушке, я предоставлен разрушению.

И при этом важна еще одна мысль. Действительно ли мочь всегда связана с – «дать этому быть»? Кто «может», также может и оставить. Например, если, что-то утрачивает смысл и нет причин это продолжать. Я больше не продолжаю свое обучение потому что не получаю для себя что ничего нового. И тогда в конфликте я больше не продолжаю слушать диалог, так как понимаю, что здесь ничего не измениться.

В действительности мочь имеет границы. Это как вдох и выдох. Я делаю, что то и отпускаю.

Если я не могу «дать этому быть», я это не отпускаю, тогда я задолжал. И здесь имеется разница с отчаяньем. Отчаявшийся не может отпустить. И это еще больше усиливает бессилие.

Если я не могу дать этому быть, это оставить, тогда возникает застывание и паралич. И это бессилие и отчаянье может возникать во всех четырех измерениях экзистенции.

Первое измерение – когда я по отношению к реальному миру, точно не могу ничего сделать. Например, недавно моими клиентами были монашки, которые на три дня застряли в лифте и ничего не могли с этим сделать. Либо, когда я застрял в машине, которая горит. Тогда возникает страх и апатия.

Во втором измерении – в отношении жизни, также может возникнуть бессилие. Например, если мы находимся в отношениях, где я обесценен, меня бьют, я постоянно подвергаюсь насилию. Я не могу настаивать на расставании, потому что я слишком привязан к этому человеку. И в какой-то момент приходит отчаянье. Бессилие стоит напротив силы жизни.

Третье измерение, когда идет речь об отношении к себе. Это уникальный опыт одиночества, когда я не могу взаимодействовать с другими. Быть одним, быть оставленным. То, что ведет к истерическому молчанию.

Четвертое измерение, когда человек не видит смысл во всей жизни. Когда мы не способны видеть, что что-то изменяется, что-то растет. Тогда возникает экзистенциальное отчаянье. Особенная опасность возникновения зависимости. Потеря в отношении самого себя, и потеря в отношении экзистенции. Из-за этого могут возникать психодинамические состояния. Или человек начинает продуцировать ярость, цинизм.

В отчаянье человек утрачивает глубокую связь с его экзистенцией. В одном или большинстве из этих измерений. Даже до потери уровня переживания, что что-то нас держит. Это основы бытия. Потеря ощущения, что, в конце концов, жизнь хороша.

В третьем измерении человек утрачивает связь с собой как творцом. А в четвертом измерении, утрачиваем отношения и связь со всем миром. Отчаявшийся больше не укоренен в том, что нас здесь держит. Он утрачивает связь с глубинными структурами, с глубинным ощущением, что нас что-то несет.

В понимание В. Франкла отчаянье выглядит как математическая формула.

Отчаянье = страдание — смысл.

Важно отличать горевание от отчаянья. А сейчас мы поговорим о пациентке, которая не нашла партнера, не имеет детей и от этого пришла в отчаянье.

Конечно, это грустно, но почему речь здесь об отчаянье?

Оно возникает тогда, когда исполнение желания возведено в Абсолют. И тогда смысл жизни зависит от исполненности этого желания.

В отчаянье может быть только тот человек, который из чего-то создал бога и это нечто у него большее, чем все остальное в его жизни. Защиту от отчаянья человек имеет только тогда, когда только одно самое важное в жизни его это – выжить (выдержать жизнь). И это больше чем выдержать, это как сдать экзамен, сдать экзамен жизни.

В ее случае жизнь состоит из несчастья в любви и в том, что у нее нет детей. И в связи с этим, В.Франкл приводит нас к теме отказа и жертвы. Когда человек не может от чего-то отказаться, он стоит перед опасностью впасть в отчаянье. «Отказаться» значит во имя чего-то более значимого это «оставить».

Ницше пишет, то, что человек страдает, но это само по себе не проблема. Только в случае, когда не хватает ответа – за что страдание. Когда мы больше не видим перспективы и смысла тогда возникает отчаяние.

Сейчас мы можем обобщить, взять в рамки то, что наиболее важно. Отчаянье возникает тогда, когда я больше не могу ничего делать ценного и больше ничего не могу видеть ценного и тогда я перехожу в обрыв экзистенции.
Переводчик. Психолог, ученица Альфрида Лэнгле Ирина ДавиденкоИсточник: https://psy-practice.com/publications/psikhicheskoe-zdorove/otchayanie-i-bessilie-zhizn-vse-eshche-imeet-smysl-konspekt-lektsii/
Опубликовано Оставить комментарий

Далай-лама: Почему полезно думать о непостоянстве и смерти?

Помнить о том, что мы умрем, очень полезно. Почему? Если мы не задумываемся о смерти, то будем легкомысленно относиться к духовным практикам. Мы растратим свою жизнь впустую, не анализируя, какие мысли и поступки продлевают страдание, а какие — приносят счастье.
Не задумываясь о том, что можем вскоре умереть, мы легко попадем в ловушку кажущегося постоянства, убеждая себя: «Я умру, но это будет когда-нибудь потом, не скоро». А когда приблизится смерть, даже если мы захотим сделать что-то полезное, у нас на то не окажется сил. Многие тибетцы поступают в монастырь еще совсем молодыми людьми. Они изучают тексты о духовных практиках, но когда подходит время применить эти знания на деле, выясняется, что они по какой-то причине к этому неспособны. Это происходит потому, что у них нет истинного понимания непостоянства.
Если после размышлений о духовной практике мы приходим к выводу, что нам совершенно необходимо уйти в затворничество на несколько месяцев или даже лет, то это знак того, что нами движет понимание непостоянства. Но если это решение не подкреплять периодическими размышлениями о разрушительной силе непостоянства, то практика постепенно утрачивает силу. Именно поэтому некоторые люди и проводят в затворничестве не один год, но это никак не сказывается на их последующей жизни. Итак, созерцание непостоянства не только побуждает нас к серьезной практике, но и наполняет ее новой силой. Осознание неизбежности смерти и понимание, что время ее прихода неведомо, служит хорошим стимулом. Это как если бы друг постоянно напоминал нам: «Будь осмотрителен, прояви усердие — еще один день проходит».
Возможно, мы даже решим оставить дом и уйти в монастырь. Там мы получим новое имя и новые одежды. В монастыре у нас будет меньше повседневных забот. Мы должны будем пересмотреть свое отношение к жизни и устремиться к более высоким целям. Однако если в монастыре нас будут увлекать поверхностные мысли о сиюминутном: о вкусной еде, хорошей одежде, более комфортном жилье, приятных беседах, друзьях и знакомых; если мы и здесь станем наживать врагов, когда что-то будет нам не по нраву, станем ссориться и драться, то жизнь наша окажется ничуть не лучше той, что была у нас до прихода в монастырь. Скорее, она будет даже хуже. Помните, недостаточно отказаться от этих поверхностных мыслей и поступков из опасения дурно выглядеть в глазах друзей, которые тоже находятся на пути. Изменения должны произойти на внутреннем уровне. Это верно как для монахов и монахинь, так и для светских людей, занимающихся духовными практиками.
Возможно, нас убаюкало чувство постоянства, мы думаем, что умрем нескоро, и пока мы живы, нам нужны очень хорошая еда, одежда и приятное общение. Чтобы заполучить все те волшебные вещи, которые нас окружают, даже если обладание ими не имеет смысла с точки зрения долгосрочной перспективы, мы пускаемся на всевозможные ухищрения и совершаем самые необдуманные поступки — берем кредиты под высокие проценты, смотрим свысока на собственных друзей, затеваем судебные тяжбы. И все это лишь для того, чтобы получить больше, чем нам в действительности необходимо.
Когда мы посвящаем жизнь накоплению материальных благ, деньги становятся для нас важнее приобретения новых знаний. Даже занявшись духовными практиками, мы не можем полностью сосредоточиться. Если из книги выпадет страница, мы подумаем, а стоит ли наклоняться, но если упадет на землю денежная купюра, мы бросимся ее поднимать. Повстречав кого-то, кто посвятил жизнь духовному росту, мы можем восхититься его целеустремленности, но и только. Но если мы увидим человека в дорогих одеждах, кичащегося своим богатством, то исполнимся завистью и с все возрастающей привязанностью будем стремиться к обладанию такими же прекрасными вещами. Мы не остановимся ни перед чем, лишь бы достичь своей цели. Когда мы целиком поглощены стремлением к материальным благам, наши омрачающие эмоции усиливаются, а это, в свою очередь, влечет за собой все новые дурные поступки. Эти негативные эмоции приносят одни неприятности, создавая неудобства для нас и окружающих. Даже если мы вкратце ознакомились с этапами пути к Просветлению, влечение к материальному благополучию и общению с множеством людей заставляет нас использовать полученные знания для того, чтобы устремляться к поверхностным ценностям этой жизни и с медитативной сосредоточенностью культивировать тягу к друзьям и ненависть к врагам, всеми возможными способами потакая своим омрачающим эмоциям. На этом этапе, если мы услышим о настоящей, благотворной практике, то подумаем: «Все это так, но…». Одно «но» следует за другим. Опыт существования в безначальной цепи перерождений приучил нас к омрачающим эмоциям, а теперь, в добавление к этому, мы делаем основой своей духовной практики поверхностные ценности. Это еще более ухудшает положение, заставляя нас отвергнуть то, что действительно может оказать нам помощь.
До тех пор пока нами движет подобное вожделение, мы не найдем покоя. Мы не сделаем счастливее других, и уж конечно не станем счастливее сами. По мере того, как мы все больше сосредоточиваемся на себе — «мое то, мое это», «мое тело, мое благополучие», любой, кто преградит нам путь, немедленно становится объектом нашего гнева. Мы дорожим «своими друзьями» и «своими родственниками», но они не могут помочь нам в рождении и смерти. Мы приходим в этот мир одни, и уйдем из него тоже одни. Если бы друг мог сопровождать нас в момент смерти, привязанность имела бы смысл. Но это не так. Если бы в момент рождения в совершенно незнакомом мире друг из прошлой жизни мог как-то помочь, об этом стоило бы задуматься. Но он ничего не может для нас сделать. Так почему же все годы между рождением и смертью мы упорно твердим «мой друг», «моя сестра», «мой брат»? Это упорство не приносит никакой пользы, а лишь порождает еще большее смятение, вожделение и ненависть. Придавая слишком большое значение друзьям, мы тем самым уделяем и врагам больше внимания, чем они заслуживают. Когда мы рождаемся, мы никого не знаем и никто не знает нас. Несмотря на то, что все мы в равной мере хотим счастья и не желаем страдать, лица некоторых людей нам нравятся больше, о них мы думаем: «Это мои друзья». Лица других людей нам нравятся меньше, и о них мы думаем: «Это мои враги». Мы разделяем людей на «своих» и «чужих», настойчиво стремимся приблизиться к первым и культивируем неприязнь ко вторым. Приносит ли это пользу? Нет. Огромное количество энергии расходуется в заботах о самых поверхностных явлениях этой жизни. Глубина уступает банальности.
Если мы не занимались духовными практиками, и в день смерти вокруг соберутся плачущие друзья и другие люди, что были связаны с нами при жизни, из которых никто не напомнит нам о добродетельной практике, то это лишь усугубит тревогу, и нам некого будет винить, кроме себя. В чем же заключалась наша ошибка? В том, что мы не размышляли о непостоянстве.
Далай-лама XIV (Нгагванг Ловзанг Тэнцзин Гьямцхо)
Источник: dalailama.ru