Сейчас у нас очень много горя самого разного уровня. И способность проживать его, проходить через оплакивание утраты не теряя себя, очень важная.Горе говорит нам о том, что произошла утрата и мы пытаемся с ней справиться. Горевание — это проживание утраты. Под утратой и потерей понимается не только жизнь или имущество. Утрата целей, прошлых смыслов, надежд, планов, отношений — всего того, что занимало в нашей психике какую-то часть — это все может сопровождаться проживанием горя.
Но не все разрешают себе это горе. Потому что очень страшно разрешить себе свою боль, когда рядом есть те, кому хуже.
В этом мире нет единого болеметра, который определяет уровень боли, когда вы имеете право на горе, а когда нет. Как бы не было кому-то плохо, это не говорит, что вам не положено горевать, пока вы не достигли его уровня боли. Потому что это не соревнование и сравнение, кому хуже. Это не исключающее ИЛИ. Это «я знаю, что им плохо, и сочувствую им, и мне тоже плохо, и я буду сочувствовать себе». Потому что мы не можем мериться страданиями. Каждый решает свою задачу и имеет право на свои сожаления.
Видела ролик из тиктока про пару, которая поженилась 23 февраля и 24 должна была лететь в медовый месяц, но не улетели. Теперь у них никогда не будет того самого первого счастливого медового месяца. И сегодня это вполне может быть личным горем, которое им надо прожить. Возможно, у них еще будет другой медовый месяц, возможно омраченный воспоминаниями, возможно с небольшой тревогой, возможно еще лучше, потому что после победы, а возможно и не будет вовсе, потому что они решат, что надо копить деньги на черный день. Никто не знает, как будет. Но если мы потеряли что-то важное и ценное для нас, мы имеем право это проживать. Да, кто-то может сказать «то же мне проблема, вот у людей дома нет», и именно эти мысли остаются у нас в головах, когда мы пытаемся разрешить себе отплакать потерю.
Поэтому горевание часто происходит украдкой, сходил в туалет, поплакал, и снова на волонтерский фронт.
Но очень важным является разрешить себе любое горе. В мире нет единого лекала, по которому меряется ваше право на боль, слезы и переживания.
Если человек не разрешает себя горе, он блокирует часть психики, потому что этот процесс внутри все равно происходит. Утрата требует быть освидетельствованной, замеченной, признанной, услышанной. Для того чтобы ее не замечать приходится тратить много психической энергии на подавление, отрицание, обесценивание, лишь бы не выпускать наружу голос боли.
Надо сказать, что именно те люди лучше справляются с жизнью, более стрессоустойчивы, резильентны, которые разрешают себе горевать от души. Потому что на месте отгореванной утраты приходит светлая грусть или печаль, но появляются ресурсы идти дальше, строить новое будущее.
А те, кто запрещают себе горе, те формируют у себя страх к горю, они боятся испытывать боль и все сильнее наращивают защиты, лишь бы не встретиться с этим разросшимся демоном.
Но как в физике существует закон сохранения энергии, так и в психике ничего не проходит бесследно. И если вы не прошли путь горя, не оплакали потери чего-то важного и ценного, вы формируете в этом месте призрака, который будет приходить во снах, наяву, который будет тянуть ваше внимание, он будет резонировать с чем-то, что похоже на утрату и вам придется все больше отключать свои чувства и диссоциировать.
Мало кто хочет идти в горе. Это процесс болезненный. Но он целительный. Без него наша психика это заминированное поле (как бы эта метафора реалистично сейчас не звучала), которое может сдетонировать в любой момент, на какое-то слово, вопрос, замечание. И тогда может произойти обрушение всего надстроенного, тогда может «снести крышу».
Большинство незавершённых гештальтов, с которыми приходят люди в терапию, это неотгореванные утраты. И во многом работа в терапии идет именно о том, чтобы помочь человеку пройти через это горе, даже годы спустя. Чтобы человек перестал быть заложником у самого себя, чтобы он смог высвободить энергию и направить себя в будущее.
Неотгореванная потеря — это всегда жизнь с оглядкой на прошлое. Потому что туда тянет. Как говорят «сосет под ложечкой». То есть где-то там в прошлом осталось что-то важное. И пока я не отгорюю это, у меня всегда остается надежда, что это еще можно как-то переиграть, вернуть назад, пусть призрачная, но надежда. И она лишает меня возможности видеть реальность такой, какая она есть. Она не дает быть в контакте с настоящим. Эти люди по жизни идут спиной вперед. То есть всегда вглядываются в прошлое, где осталось что-то важное. И им кажется, что держась за прошлое, они контролируют жизнь. Потому что проживание горя — это сдача, смирение с тем, что я не контролирую ничего, это полное погружение в неотвратимость.
Людям кажется, что войти в горе означает никогда из него не выйти. Идея внутреннего траура их пугает настолько, что лучше злиться, рационализировать, отрицать, заедать. Лишь бы не войти в это горе. Но проблема как раз в том, что именно непроживание горя приводит нас к смерти наяву. К жизни в депрессии и унынии. Очень часто при работе с людьми в депрессии я прихожу именно к таким заряженным горем ситуациям, которые они несут по жизни с собой, не осознавая как сильно они забирают эту жизнь сегодня.
Важно понимать процесс горевания — это процесс здоровой психики, это показатель нашей психологической взрослости. Мы настолько можем двигаться вперед, насколько можем разрешить себе отгоревать прошлое, потерянное, несбыточное.
Для качественного проживания горе нам важен человек рядом. Нам нужен свидетель нашей боли. Потому что когда мы горюем наедине, мы не видим его объемы до конца, мы не всегда даже понимаем, что именно с нами происходит.
В раннем детстве научиться горевать должна была помочь мать. Она должна была видеть невыносимые чувства ребенка, и присутствовать рядом, говорить, что такое бывает, что это больно, но так надо, всячески валидировать и нормализовывать затапливающие чувства, вырабатывая у ребенка толерантность к ним, чтобы он не боялся их и видел, что они ценные и важные.
Во взрослом возрасте роль такой контейнирующей матери обычно берет на себя психотерапевт.
Человеку нужен свидетель его горя. Человеку нужен свидетель его чувств. Свидетель его внутренних процессов. Отражаясь в глазах свидетеля, нам проще принять реальность. У нас появляется опора на кого-то еще кроме нас самих. Даже если этот человек ничего специального не делает. А просто смотрит на нас внимательно, видит, дышит рядом. И главное, когда он не пытается что-то с нами сделать, утешить, успокоить, сказать «ну-ну, это пройдет», не прерывает процесс таким, какой он есть. И лишь когда мы все это выпустим наружу, тогда можно начать говорить. Тогда мы можем что-то слышать. Тогда мы можем включать здоровую взрослую часть.
Когда началась война и боль и ужас внутри были нереального размеры, мы созванивались с подругами и просто плакали по видеосвязи. Потому что этот совместный плач позволял прожить горе. Мы видели, что мы не одни в своих переживаниях.
В некоторых племенах и обрядах прошлого есть такая практика как совместное горевание. Когда собиралось племя или группа людей, которые вместе плакали, выли, стонали, помогая друг другу погрузиться в свою боль до конца. И эти практики по итогу оказывали целительный эффект. В современном мире позитивной психологии, сверхчеловека, успешного успеха и индивидуализации, такие практики кажутся нереальными. Потому что тогда нам надо открыться перед группой людей в своей уязвимости (а горе это всегда уязвимость), и люди сталкиваются с чувством стыда за свою боль, поэтому уходят горевать в себя. А внутри себя снова проявляется та часть, которая хочет забыться, отключиться и сделать вид, что «не очень-то и хотелось». И по итогу мы получаем так много успешных и не очень здоровых людей вокруг.
Если вы не хотите застревать в прошлом, вам важно научиться горевать о том, что потеряли. Даже если потеря кажется несущественной на фоне чьих-то потерь. Кому-то легче сделать это наедине с собой или дневником, кому-то проще сразу прийти к психотерапевту, кому-то — к друзьям. Но это делать важно.
Возможно не всем надо горевать именно сегодня. Потому что кому-то сегодня надо еще быть собранным, чтобы дойти до конца. Но знать, что горевать важно, нужно. После победы нас ждет много психологической внутренней работы, и горевание одна из них. Потому что лишь после этого мы сможем найти наилучший способ создать свою жизнь заново.
После осенней хандры и зимней спячки мы переходим к весеннему обострению (“spring fever”). Под весенним обострением мы понимаем колебания настроения, от подавленности до возбуждения. Действительно, весной увеличивается число обострений маний при биполярном расстройстве, увеличивается на 20-60% число самоубийств. Кажется странным, почему увеличение количества солнца оказывает такой эффект? Впрочем, у небольшой подгруппы людей в первые недели после приема антидепрессантов риск тоже возрастает, это связано с тем, что возбуждающий их эффект появляется чуть раньше, чем улучшается настроение.
Что нам надо знать о тревоге. Тревога это эмоция, которую можно описать как состояние волнения, беспокойства, внутренней суматохи. Иногда тревога сопровождается телесными ощущениями, неприятными физическими симптомами, множеством мыслей и т.д.