Опубликовано Оставить комментарий

Ирина Кравченко. Выживи, если осмелишься.

Выживи, если осмелишьсяУ Мераба Мамардашвили как-то спросили: «С чего начинается человек?» – «С плача по умершему», – ответил он. Ситуация утраты, не обязательно близкого человека, а чего-то важного в жизни, играет не только опасную роль, но и создает нашу личность. В этом и есть творческое приспособление человека. Кризису и боли посвящена очередная лекция цикла «Краткое введение в жизнь». Лектором выступил гештальттерапевт Александр Моховиков.
Мы все сталкиваемся с гореванием, с утратой. Это не обязательно умерший близкий, это еще и расставание, столкновение с возрастом, а иногда это умершее «я». В жизни масса всяких утрат. Выбирая что-то, мы всегда что-то теряем. Нередко говорят о «муках» выбора, на самом деле человек страдает от того, что утратил или отверг.
С переживанием страдания и душевной боли мы сталкиваемся в ситуациях разнообразных кризисов, которые дарит наша жизнь. Я говорю «дарит» без иронического подтекста: кризисы – это дар, только мы не всегда знаем, как с ними правильно обходиться.
ДОСЬЕ
Александр Моховиков – кандидат медицинских наук, гештальттерапевт, врач-психиатр – суицидолог, доцент кафедры клинической психологии Одесского национального университета, член совета Института экзистенциальной психологии и жизнетворчества (Москва), ведущий тренер Московского гештальтинститута.
Правда, сегодня само слово «кризис» стало штампом. Психологи часто сталкиваются с тем, что за «кризисом», «стрессом», «травмой» или «депрессией» могут стоять совершенно другие вещи. В этом смысле важно понимать, что кризис возникает тогда, когда человек целиком (душой, телом и системой отношений с окружающим миром) вовлекается и должен встретиться с этим «вызовом судьбы». Когда все во мне внутри содрогается, меня трясет, «штырит» и «колбасит» – это носит название кризисного состояния.
Согласно классическому определению, психологический кризис – это резкое несоответствие между потребностями и способностями организма человека, с одной стороны, и требованиями и ожиданиями внешнего мира, окружающей среды – с другой. Эта среда что-то от нас требует, бросает вызовы, к которым мы не готовы. Способностей родившегося младенца явно не хватает для того, чтобы самому организовать свое бытие в мире. Окружающая среда посылает требование «выживи»: ты нужен нам в семье, нужен нашему обществу, нашей культуре и так далее. С одной стороны, есть это «выживи – ты нужен», а с другой стороны, есть ситуация беспомощности. Это – типичная картина любого кризиса.
Говорят, в китайском языке слово «кризис» обозначается двумя иероглифами, один из которых означает опасность, а другой – возможность. Думаю, в любом кризисе можно выделить эти две зоны. Кризис – не то состояние, которое течет минуты, дни или даже недели. На то, чтобы преодолеть его, у нас уходит много сил, и нам важно для этого время.
В 1917 году вышла небольшая статья Зигмунда Фрейда «Печаль и меланхолия», на мой взгляд эпохальная для развития кризисной психологии. Фрейд ввел важное понятие – «работа горя», которое позднее расширилось и стало называться «работой кризиса». Фрейд имел в виду, что для того, чтобы прожить горе, кризис, надо проделать работу, которую, кроме самого человека, не может осуществить никто. У него может быть психологический сопровождающий, психолог-консультант, добровольные помощники и волонтеры, даже духовный наставник или гуру – неважно, кто это будет, важно то, что человека на пути проживания горя можно сопровождать, но сама работа – плод личных усилий.
В «работе» кризиса выделяют основные фазы. Первое, с чем встречается организм, – это известие о кризисе, которое или приходит изнутри нас, или, наоборот, посылается нам окружающей средой. У меня нет никаких сил, нет никаких возможностей, а судьба посылает практически какой-то невыносимый вызов. Естественно, первое, что я делаю, – начинаю защищаться и впадаю в состояние шока. Действуют механизмы вытеснения и отрицания: «Нет, этого не может быть!» Смысл этого шока в том, чтобы человек смог накопить силы, энергию. Человек по природе ленив, он не любит даже хорошую, приносящую ему деньги работу, а уж если работа связана с проживанием страданий… В этой фазе шока можно завязнуть, тогда линия развития кризиса сильно затормозится и кризис трансформируется в травму. Поэтому от шока человека важно немного подвинуть.
Когда мы выходим из шока, начинают появляться первые признаки, связанные с необходимостью отреагировать агрессию. Она нарастает, превращается в злость, гнев или ярость – хочется уничтожить весь мир. Иногда в протест против несправедливости судьбы вкладывается очень много энергии. Вслед за фазой гнева-бессилия возникает фаза переживания или фаза страдания. Начинает «очищаться» жизненный горизонт, ситуация, связанная с кризисом, утратой или потерей, приобретает невыносимую ясность.
Страдание можно разделить на две части. С одной стороны, это телесное страдание. Наверное, все переживали горе и чувствовали, что такое телесное страдание. Даже воспоминание о прожитом кризисе заставляет сделать глубокий вздох – это остаток телесного переживания. Не прожив телесное страдание, мы становимся роботами с хорошо развитой когнитивной функцией, прекрасным, как говорил Фриц Перлз, «тревожным автоматом», который хорошо рассуждает, все понимает, может поставить рациональный диагноз, но живет, не ощущая никакой радости. И человек превращается в голову профессора Доуэля или предстает в виде чистого кантовского разума. «Предательством тела» назвал Александр Лоуэн состояние, в котором душа «отщепляется» от тела. Это неправильно – важно обращать внимание на сигнал «я страдаю», который посылает наше тело.
Есть вторая часть – психическое страдание, его осевым симптомом является боль, которую называют душевной, психической, экзистенциальной. Основоположник современной суицидологии Эдвин Шнейдман говорил, что психическая боль – это метаболь, боль от осознания боли. Во внутреннем мире нет перегородок, нет каких-то систем или органов – болит весь наш внутренний мир, вся наша душа. Невозможно спрятаться, скрыться, разве что насильственно выключив сознание, например напившись или наложив на себя руки. Психическая боль свидетельствует об очень сильном эмоциональном напряжении, о накопленных эмоциональных переживаниях: ужасе, страхе, тревоге, тоске, отчаянии – переживаниях, которые достигают степени аффекта, проявляются этим эффектом боли.
Чтобы сделать выносимой эту невыносимость, для начала очень важно о своей боли кому-то сказать. Превратить ее в рассказ, нарратив. Знак всегда ограничен. Наш внутренний мир всегда безграничен. И когда мы говорим о боли, сам рассказ локализует ее, она перестает быть равной всему внутреннему миру. Раз я могу боль как-то обозначить, она становится семантической, выносится вовне, становится феноменом контакта – что снижает невыносимое напряжение. Нет «большой зеленой таблетки» от страданий, есть транквилизаторы, которые всего лишь заглушают боль.
Обозначив боль, мы пишем в «тексте переживания» какую-то строку и, соответственно, сталкиваемся со своим отношением. Если я начинаю относиться к боли, боль перестает быть мной. Если я начинаю рефлексировать, боль уменьшается. Душевная боль двулика – она не только сигнал о пределе выносимости, она еще и сигнал о переживаемом. Ценности, которые не болят, мы не ощущаем как ценности. Сторона душевной боли, связанная с переживанием ценностей, ведет нас к ресурсу. Когда я начал проводить мастерскую о ресурсах психической боли, многие коллеги гневно говорили: «Боль – это когда душу раздирает, и никаких ресурсов у психической боли нет». Если мы посмотрим немного глубже и увидим, «по ком звонит колокол», по ком или о чем болит наша душа, то неизбежно в нашем уме отыщем ту ценность, которую мы вывели из обихода.
Главное, что нам несет боль и вообще любые отрицательные эмоции, – это обратная связь – некий указатель дороги. В этом отношении ценность любых отрицательных эмоций и переживаний намного выше, чем ценность положительных. Последние как бы говорят: «Все в порядке. Продолжай в том же духе». Далеко не всегда это оказывается хорошо. Система лишается ориентиров, которые бы позволили ее скорректировать. Примеры такой положительной обратной связи: паранойя и попустительский стиль воспитания ребенка (что ребенок ни сделает – все правильно). А отрицательная обратная связь – это сигнал об отклонении, которое требуется устранить.
Осуществляя работу кризиса, мы движемся к следующей фазе, она называется фазой интеграции, восстановления, реконструкции. Кризис начинает превращаться в событие прошлой жизни. Это превращение кризиса в историю о себе – достаточно длительный процесс.
Человек должен снова научиться жить, заново отстраивать разрушенный мир и искать интегрирующую основу, чтобы строить его соответственно изменившейся жизни. Эту основу мы, как правило, находим не в книгах и фильмах, не у авторитетов. Мы находим ее под ногами. Скажите себе: «Я понимаю, что я страдаю, что сейчас мне очень больно, и я понимаю, что я сейчас думаю о произошедшем. Но помимо этого есть просто моя жизнь, и я во что-то продолжаю, может быть неосознанно, вкладывать силы». Во что? Это и есть то, вокруг чего собирается мир заново. Обратите внимание не на то, что является выпуклым, а на обычные данности бытия. Простые вещи. Я продолжаю кормить своих детей, заботиться о своих близких, гулять с собакой. Я могу страдать, выть, работать с психотерапевтом, молчать, загонять себя в воронку травмы, но есть вещи, которые я продолжаю делать. Жизнь собирается вокруг того, во что мы продолжаем, несмотря ни на что, вкладывать силы.
Источник: https://www.psyh.ru/vyzhivi-esli-osmelishsya/?utm_source=facebook&utm_medium=statja&utm_campaign=krisis&utm_term=vyzhivi-esli-osmelishsya&utm_content=2014&fbclid=IwAR3ApzhlfViIE9V9gMjUE32kT36W_q1aQQdWcWiFe1H5N46mJSQbgcbYzmg
© Наша Психология
Опубликовано Оставить комментарий

Природа человеческой тревоги: способы преодоления.

Природа человеческой тревоги: способы преодоления | Журнал Вестник ...Волнение, тревога, беспокойство, озабоченность… Эти переживания могут ежесекундно сопровождать нас. Ведь человеческая жизнь – это череда разного рода опасностей. Мы подвергаемся им, когда выходим из дому, идем на работу, в магазин, переходим дорогу, едем в машине… Мы уязвимы и ранимы, когда строим отношения с другими. Когда приближаемся к ним, мы становимся все более и более подвержены риску.
Именно о том, что вокруг – ситуация риска, что вокруг есть некоторая опасность (моральная или физическая) и говорит нам наша тревога. Об этом чувстве мы узнаем, когда замечаем учащение или прерывистость нашего дыхания, изменения в ритме биения сердца, ощущение напряжения в грудной клетке, в теле, в ногах, руках.
Тревога и беспокойство – это одно из самых тяжело выносимых переживаний. Ведь это чувство не имеет четкой адресации. Оно – диффузно, размыто, и поэтому сложно избежать того, что его вызывает.
Как только мы найдем причину, адресацию тревоги, она сразу же перестанет быть всеохватывающей и иметь такую власть над нами. Ведь тогда мы сможем выстроить план, как успокоить себя, имея дело напрямую с возбудителем этого переживания.
Например, когда мы понимаем, что рядом – ползущая змея или подошедшая злая собака, и это, скорее всего, является причиной тревоги. Мы можем обезопасить себя, например, отбежав в сторону. Тогда тревога будет ситуационной, и утихнет, как только опасность минует или станет менее вероятной.
Но есть и другой вид тревоги – личностная. Это переживание, которое всегда с нами – как предохранитель в электросети. Она усиливается в зависимости от ситуации, но никогда полностью не исчезает.

Между жизнью и смертью

Существует три вида личностной тревоги.
Первый вид – это экзистенциальная тревога или тревога бытия.
Это то чувство обеспокоенности, которое «встроено» в нас и каждый миг напоминает нам, что жизнь – конечна и смерть неминуема. Это тревога, которая регулирует наш инстинкт самосохранения, и за которой стоит наша базовая потребность в безопасности и комфорте.
Экзистенциальная тревога усиливается каждый раз, когда мы попадаем в новое и незнакомое для нас место. Меняем место жительства, детский сад или школу, работу. Когда встречаемся с незнакомыми людьми…
Все незнакомое и неопознанное провоцирует повышение градуса тревоги бытия, чтобы мобилизировть наши внутренние энергетические ресурсы для ориентировки в пространстве, для понимания, что для нас – угроза, а что – нет.
Именно сложности в переживании и выдерживании экзистенциальной тревоги провоцируют людей на так называемое псевдосуицидальное поведение – игры на границе жизни и смерти: езда на скорости, прыжки с парашютом, дайвинг и т.д.
Умышленное подвержение себя риску создает иллюзию победы над личностной тревогой бытия и веру в собственное бессмертие. А в конечном счете – обесценивает саму жизнь.
Преодоление тревоги бытия – это некоторый навык жить с ней и признание того, что жизнь конечна и этим она ценна. Что наши возможности ограничены. Что важно беречь себя – обеспечивая собственную безопасность, ориентируясь и исследуя новое и неизвестное.
Полностью унять тревогу бытия невозможно. Без нее мы не смогли бы выжить. Важно научиться жить с ней, признавая ее природу и не опротестовывая наличия этого переживания.

Когда приближается Другой

Второй вид тревоги – сепарационная. Это тревога, связанная с появлением рядом другого человека. Тревога приближения и отдаления в отношениях.
Природа этого переживания закладывается в раннем детстве и связано с отношениями с первым важным для нас объектом – матерью.
Во взрослой жизни эта тревога регулирует наши контакты с другими людьми, когда мы беспокоимся об утрате их расположения. Именно сепарационная тревога является основой всех зависимостей, и усиление этого вида тревоги часто провоцирует депрессии и психосоматические заболевания.
Преодоление сепарационной тревоги – достижение зрелости и четко сформированных личностных границ. Способность выносить одиночество и отвержение других, не разваливаясь и не разрушаясь.
В ходе личной терапии мы часто имеем дело именно с этим видом тревоги, поддерживая формирование зрелой идентичности взрослого человека, способного взять на себя ответственность за собственную жизнь.

Тревога обесценивания

Третий вид личностного беспокойства – это эдипальная тревога или тревога обесценивания. Каждый из нас нуждается в ощущении собственной ценности для других людей и боится ее утраты. Именно тревога обесценивания движет людей к достижению социального успеха – получению престижной работы, хороших доходов, приобретению статуса в обществе, налаживанию связей. Эдипальная тревога актуализируется на этапе взросления, когда имеет место конкуренция ребенка с родительскими фигурами и страх наказания со стороны значимых взрослых. Если же прохождение этого периода обусловлено травмой, взрослый человек будет переживать постоянную потребность доказывать свою значимость для других.
Зашкаливание градуса тревоги обесценивания приводит к постоянной гонке за успехом, непрерывному наращиванию поводов для подтверждения собственной значимости, которых будет все время недостаточно для насыщения и расслабления.

Терапия тревожных клиентов

Психотерапия, конечно, направлена на снижение переживания зашкаливающего беспокойства, поддержку в решении внутренних конфликтов личности. Любой вид тяжело переносимой тревоги – это маркер, который говорит нам о том, что адаптация организма к реальной жизни нарушена, что человек нуждается в ресурсе и навыке эффективного построения собственной безопасности.
В зависимости от того, какой вид беспокойства клиента – доминирующий, выстраивается стратегия терапевтической работы. В любом случае – это поддержка в осознавании тех переживаний, которые стоят за тревогой и более точно маркируют внутренние психические процессы.
Расширение и углубление осознанности клиента в разных сферах его жизни формирует навык распознавания тревоги, определения ее адресации, а также поиск эффективных способов удовлетворения потребностей, которые стоят за этим переживанием.
psychologyjournal.ru
 

Опубликовано 1 комментарий

Быть или не быть, или В чем смысл, брат?

В чём заключается смысл жизни человека и как его обрестиВ Статьи о депрессии

Смысл жизни нельзя указать в журнале.

Вернер Херцог

 
Сначала я думала ограничиться небольшой заметкой, но разве разговор о смысле жизни можно уместить в небольшую заметку? У некоторых вон собрания сочинений в девяноста томах по этому поводу, поэтому получилось так, как получилось, не обессудьте. Скетчи, как показала практика, не мой формат. Такова, видно, моя личная внутренняя потребность – разбираться и оформлять мысли в слова. Иногда букф получается слишком многа. Плюс это же все по ходу пьесы перманентно и бесконечно пополняется и расширяется, и я уже думала, что не соберу это в оформленную кучу никогда, и просто таки волевым усилием заставила себя поставить хоть промежуточную, но точку.
 
Необходимая по жанру преамбула. О важности обретения смысла жизни написаны сотни тысяч томов теологической, философской, художественной и уже психотерапевтической литературы. Если раньше смысловую нагрузку в жизнь человека привносили, в основном, религия, искусство и философия, то теперь эти функции во многом переложены на плечи психотерапии и – не люблю этого слова — коучинга, хотя и религии с искусствами и философиями, слава богу, никто пока не отменил.
 
Ново то, что в наше время из области преимущественно умозрительной важность формулировки смыслов и ценностей активно переходит в научно-практические сферы и в свете, например, исследований процессов медитации, приобретает даже биохимическую экспериментальную трактовку. Смысл жизни из верхнего загадочного этажа известной пирамиды трансформируется во вполне научно доказательную базовую необходимость, обеспечивающую, например, гормональный баланс организма, иммунитет или адаптивное поведение.
 
Сам дедушка мотивации Маслоу утверждал, что верхней смысловой ступени самореализации достигает всего лишь около 2% живущих. По-моему, эти оценки весьма занижены и уничижительны для человека разумного, потому как смыслы смыслам, а реализации реализациям – рознь, но они ярко проявляют современное, начиная с доктора Юнга, стремление включить проблемы со смыслом жизни в число главных причин актуальных неврозов. Не всегда об этом помнится почему-то, но незнание законов, как мы знаем, не освобождает.
 
Еще в 60-е года прошлого (никак не осознается, что ты сам почти оттуда) века Виктор Франкл констатировал распространение в самых широких слоях населения утрату смысла жизни. Согласно приведённой им статистике, эта утрата ведет к росту уровня депрессивности, наркомании, алкоголизма и агрессивности, в том числе — аутоагрессии. При этом понятие идеологии сейчас стало некой табуированной темой, хотя именно она во многих авторитарных и не только обществах отвечает за насыщение смысловой нагрузкой жизни их членов.

Читать целиком