Опубликовано Оставить комментарий

Порочность крика.

Почему литература «переживания травмы» становится в России скандальной.

В апреле 2018 года после объявления шорт-листа премии «Национальный бестселлер» в соцсетях разгорелся скандал: член большого жюри Аглая Топорова опубликовала у себя в фейсбуке резко отрицательный отзыв о книге Анны Старобинец «Посмотри на него». Прозаик и журналист Екатерина Шерга написала для «Горького» небольшое эссе о жанре, к которому принадлежит книга Старобинец, и о том, почему этот жанр до сих пор не востребован в России.
Самые интересные для изучения конфликты — те, которые возникают, казалось бы, на пустом месте. Вот, например, недавняя история с коротким списком премии «Национальный бестселлер», куда попала книга писательницы Анны Старобинец «Посмотри на него» — автобиографический рассказ женщины о том, как она потеряла своего нерожденного ребенка. В соцсетях неделю бушевал скандал, затмивший едва не начавшуюся в те дни войну между Россией и США из-за Сирии. Покатилась лавина таких примерно отзывов: «А у меня тоже умер ребенок, но я же про это не написала!»; «Она монетизирует свои несчастья»; «Если человек действительно страдает, он об этом не рассказывает» и так далее. Никакие авангардистские эксперименты, никакой роман Сорокина не вызывали такого дикого отторжения.
Все это выглядело совсем странно, так как книга, о которой идет речь, принадлежит к жанру, в мире страшно востребованному и уже получившему название «Grief memoir», что можно перевести как «Воспоминания о горе». Люди делятся рассказами о своих потерях, утратах и трагедиях. Это может быть тяжелая болезнь, смерть ребенка, пристрастие к наркотикам. В последние годы появилось много книг о психических недугах, которые авторы либо побеждают, либо находят способ как-то с ними жить. Жанр популярный, и очень нужный, — вот в этом ни у кого, казалось бы, не должно быть сомнений.
Почему же у нас он вызывает такое яростное отторжение?
Потому что мы живем в травмированном обществе, где сплелись и мирно сосуществуют разные модели поведения, архаичные, более свежие, родовые, семейные — но не продуманные и не проработанные на житейском уровне. И вот тут как раз могла бы помочь литература «переживания травмы», но мы ее тяжело «впускаем» в себя.
Это и древний инстинкт, приказывающий сторониться того, с кем произошло несчастье, иначе оно, не дай бог, перейдет на тебя (а тот, кому плохо, пусть сам уходит от людей, как уходят больные собаки). И успешно наложившийся на это бодрый, из золотых нулевых годов, из царства успеха и вселенной «личностного роста» тезис: если хочешь преуспеть в условиях конкуренции, продавай свой главный товар — имидж успешного человека — и излучай позитивный настрой, даже если лежишь непосредственно в гробу.
И третья, главная причина. Она — в нашей истории, в нашем прошлом, приучившем к тому, что несчастье есть норма.
Вы знаете, что такое обычная российская жизнь? Обычная судьба? Просто сидеть и слушать рассказы немолодых женщин — не выбирая, кто рассказывает. Сидеть, скажем, с ребенком на детской площадке. Слушать про обыкновенную, ничем не примечательную жизнь, слушать семейные истории. Если начинают более или менее издалека — там будет война, эвакуация, разбомбили, убили; дальше — выпил метиловый спирт и ослеп, разбился на мотоцикле, медсестра вколола не то лекарство, застрелили бандиты, пошел нырять с друзьями и не выплыл, пошел в армию и не вернулся.
Если все эти сюжеты превращать в книги — мир рухнет. Единственный выход — максимально обесценить каждое индивидуальное переживание. Чего орешь? Тебе плохо? Тут у всех так! Это делается инстинктивно, чтобы сохранить душевное равновесие.
Есть общественный договор: молчи и терпи — так же, как терпят другие. Тот, кто этот договор не соблюдает, воспринимается не просто как нарушитель табу, а как изменник общей идеи, почти дезертир. Вершина такого отношения — высказывание одного моего знакомого, известного политического журналиста, о Солженицыне: «Не понимаю, что в нем хорошего. Миллионы человек сидели в лагерях, но они же это пережили. А ему понадобилось написать».
Это не значит, что книг, которых можно было бы отнести к разряду «Grief memoir», на русском языке нет вовсе. Просто они выходят относительно небольшими тиражами и обычно являются переводами. Одно из самых ярких исключений — уже упомянутая книга «Посмотри на него» Анны Старобинец, (М.: АСТ: Corpus, 2017).
Итак, речь идет о потере нерожденного ребенка. Случаев, подобных тому, что описала автор, очень много, гораздо больше, чем хотелось бы. Они травматичны. При этом от окружающих ее людей — врачей, родственников, соседей — женщина получает очень мало помощи и сочувствия именно в тот момент, когда больше всего в них нуждается. Хуже того, к ней относятся едва ли не с презрением, ведь она не выполнила главную женскую задачу — родить. К этому надо добавить патриархальное убеждение в том, что женщина, с одной стороны, существо почитаемое («дети — это святое», «мать не тронь»). С другой стороны, все, что связано с ее телом, ее организмом, — это что-то нечистое, неприличное и смешное. И сама она — существо неприличное и смешное. И о «женских» проблемах должна молчать. Вслух это не проговаривается. То, что Анна Старобинец нашла в себе силы о «проблемах» рассказать, — очень правильно. Эта книга гораздо больше отстаивает достоинство женщины, чем все бесконечные дискуссии о том, надо ли вместо «менеджер» писать «менеджерка». Это необходимый нашему обществу «громкий разговор».

Я перечислю еще несколько книг «Grief memoir», вышедших в последнее время в России и ставших предметом разговора. К примеру, книга Хелен Макдональд, натуралиста, автора и ведущей цикла программ для BBC про птиц Англии, кембриджского преподавателя, — о технике, практике выдавливания горя. И эта техника острая, личная, пугающая, на грани общественно приемлемого. Настолько индивидуальная, что почти всеобщая. «„Я” значит „Ястреб”» (М.: АСТ, 2017, перевод с английского Н. Жутовской) — сложная и замечательная по своим художественным качествам книга.
Начинается она вполне традиционно: героиня, молодая английская девушка, теряет отца, которого она очень любила. После этого у нее наступает период даже не депрессии, а, как она пишет, «тихого и опасного безумия». Чтобы справиться с ним, она заводит себе ястреба-тетеревятника, начинает воспитывать его как охотничью птицу, и этот ястреб на своих мощных крыльях буквально вытаскивает ее обратно, в нормальную жизнь. Текст Хелен Макдональд — что угодно, но только не сентиментальный рассказ о любви к братьям нашим меньшим или, наоборот, повествование о том, как цивилизованный человек обуздывает хищника. Ястреб — представитель мира безжалостного, гармоничного и древнего. Скорее он старший брат, а точнее, сестра (это самка, героиня называет ее Мейбл). «Каждая ее частичка кипела жизнью… Ястреб был огнем, сжигающим мою боль. У птицы не могло быть ни сожалений, ни скорби. Ни прошлого, ни будущего. Она жила лишь настоящим, и в этом заключалось мое спасение».
Для того, чтобы вернуться к людям, надо на некоторое время почти перестать быть человеком. Героиня часами сидит с ястребом в темной комнате, чтобы он ее не боялся. Грязная, в изодранной одежде, она скитается с ним по окрестным лесам и пустошам, чтобы он научился взлетать, а потом садиться к ней на перчатку; наконец, она принимает участие в его кровавых расправах, причем как полноправный партнер. Одна из первых сцен охоты такова: ястреб лапой зацепил кролика, почти скрывшегося от него в нору, и автор бежит на помощь. Не кролику, естественно, — своей птице. И тащит, тащит этого несчастного, из последних сил спасающегося кролика за лапу из норы, а потом швыряет его ястребу, который за секунду с ним разделывается. В финале — все хорошо, наступает сочельник. Хелен проводит его в кругу семьи, с матерью и братом, она исцелилась, вместо горя чувствует только любовь к отцу. И это происходит вскоре после очередной кровавой сцены: «…Во мне зашкаливает адреналин. Адреналина полно и в ястребе. Он продолжает добивать фазана, хотя тот уже мертв». Тут как-то вдруг вспоминается Павел Муратов, его описание вакханалии: «Таинственным образом это неистовство женщин… и даже ярость пантер и кровь разрубленного козленка приводят душу к просветлению, к умиротворенности». Но вакханалий больше нет. Поэтому — ястреб человеку в помощь.
Другая важная книга, о которой хотелось бы упомянуть, — «Маленькие большие вещи» Генри Фрейзера (СПб.: Азбука-Аттикус, 2017, перевод с английского Н. Пресс). Это скорее воспоминания, они абсолютно иные по манере изложения и поставленным задачам, нежели «Ястреб». Перед нами карманного формата книга, короткая, как и пока что жизнь ее автора. Герой приезжает отдохнуть в Португалию, в первый же день идет на пляж, на мелком месте неудачно ныряет — и все, перелом шейных позвонков. Ниже плеч он полностью парализован. И ему семнадцать лет.
Сначала врачи считают, что травма смертельна, потом Фрейзер все-таки возвращается к жизни. Вот его — после нескольких месяцев в больничной палате — первый раз вывозят в коридор, и он буквально оглушен забытым разнообразием звуков. Голоса людей, звон телефонов, скрип колес больничных каталок, шорохи, шаги… Вот он покидает пределы госпиталя и в зеркальном стекле видит страшно исхудавшего человека в кресле-каталке, утыканного трубками, шлангами, катетерами и понимает, что это теперь — он. Книга написана предельно лаконично — по сути, это перечисление фактов и событий, и можно себе представить, сколько здесь недосказано!
Для российского читателя в этой книге особенно ценен и удивителен тот факт, что главный герой, лишенный возможности не только самостоятельно передвигаться, но и даже нажимать пальцами на клавиши компьютера, оказывается вполне востребованным профессионально, у него нет свободного времени, его день буквально расписан по минутам. Сейчас жизнь Генри Фрейзера такова: он выступает с лекциями, с помощью программы распознавания голоса пишет статьи для спортивных изданий, присутствует в соцсетях, с помощью еще одной компьютерной программы научился рисовать и теперь создает иллюстрации для спортивных журналов. Предисловие к его книге написала Джоан Роулинг.
Текст Фрейзера — мотивационная литература. И я упоминаю о его книге именно как о еще одном повороте в общем сюжете «перерабатывания горя в пользу». Это молодой, поверхностный, но показательный и полезный текст о том, что болезнь можно заговорить, «уничтожить» активностью, работой, социальной востребованностью. Генри принадлежит к новому типу молодых людей, которые живут в социальной сети и сети вообще, — так какая разница, в каком виде ты пребываешь на конце своей коммуникационной нитки. Ты — человек воздуха. Виртуал.
Итак, он выступает с лекциями о том, как пережить травму, подобную той, что получил сам.
Это высшая степень монетизации несчастья, в котором упрекают Старобинец. Разветвленная, укорененная уже в мире «экономика несчастья» — когда каждый, переживший беду, может чувствовать себя не жертвой, а «помогающей структурой». Может заработать деньги и уважение. Может включиться в процесс совместного проговаривания травмы. Ничего отталкивающего в этом процессе я не вижу. Скорее наоборот.
Страшней стыдливое молчание и забвение. С этой точки зрения важной мне показалась еще одна отечественная книга — о мгновенной перемене участи и попытках прожить измененную жизнь. Это книга нужна хотя бы для восстановления нашей памяти. Она как раз антисетевая. Всем своим существом противится той практике переживания новостей, к которой мы все привыкли: шокирующая новость — несколько дней совместного ее заговаривания — забвение. Этого горя в публичном пространстве больше нет. Для того же, кто пострадал, все только начинается.
Фото: Aaron Tilley/Kyle Bean/kinfolk
О жизни, трагически переломившейся за одну секунду, книга Элеоноры Кондратюк «Я выбрала жизнь» (М.: Никея, 2018). Может быть, кто-то помнит эту ужасную историю, в которой словно сконцентрировались российские девяностые. Элеоноре восемнадцать лет, на конкурсе красоты в Сочи она получила титул «Мисс Очарование–1998», после чего отвергла ухаживания местного криминального авторитета по прозвищу «Циклоп», психопата и истерика, лишившегося глаза во время какой-то пьяной драки. Дальше произошло следующее: Элеонора возвращается с пляжа, вдруг видит двух девочек-школьниц, которые с изумлением смотрят даже не на нее, а на каких-то людей за ее спиной. В ту же секунду ее схватили за волосы и вылили на лицо пол-литра серной кислоты, смешанной с маслом.
Один из этих двух специально нанятых бандитов во время исполнения заказа сам облился кислотой и, когда вскоре погиб в бандитской разборке, его руки все еще были в ожогах. Завершив свою работу, исполнители послали заказчику телеграмму: «Мандарины получены». По телеграмме их и вычислили: был не сезон для торговли мандаринами. Но все это произошло потом, а пока следователь, беседовавший с девушкой после покушения, вдруг просится выйти из больничной палаты — ему стало плохо, хотя сочинский следак в девяностые годы должен был уже многое повидать. У Элеоноры сожжены лицо, глаза, ее лечат в немецкой клинике. Нет подходящей донорской роговицы, чтобы восстановить зрение, и в это время ее старшая сестра — там, в Сочи — погибает в автомобильной катастрофе. Это шанс, и девушка с ужасом представляет, как будет смотреть на мир глазами своей мертвой сестры — в полном смысле слова. Но московские медики по своему бесконечному равнодушию заливают в контейнер не тот раствор, и роговицы гибнут. И все-таки два года спустя находится другой донорский материал, вроде бы все успешно, но через некоторое время Элеонора снова теряет зрение. Ей пытаются восстановить лицо — десять, пятьдесят, двести операций. Проходит десять, пятнадцать, девятнадцать лет. Когда открываешь эту книгу, сразу немедленно заглядываешь на последние страницы, чтобы выяснить, смогли ли все-таки врачи что-то сделать. Как можно понять, одним глазом она, хотя и плохо, но видит. На последних фотографиях мы видим женщину с лицом странным, но скорее красивым.
Книга написана совсем просто и незатейливо. Наверное, если соавтором книги выступил какой-нибудь известный журналист, тот из этой истории получился бы бестселлер. Есть же британская модель Кети Пайпер, с которой десять лет спустя случилась абсолютно та же история — ей плеснул в лицо серной кислотой нанятый бандит по приказу поклонника-психопата. Ее книга «Beautiful» продавалась огромными тиражами, была переведена на множество языков, в том числе на русский, в раскрутке принимало участие множество изданий от «Daily Mail» до «Hallo», потом вышло продолжение «Beautiful Ever After». Или если бы у нас отрывки из книги про девушку, выбравшую жизнь, опубликовал, допустим, какой-нибудь глянцевый журнал. Но тут возвращаешься к реальности и понимаешь, что редактор бы испугался, читательницы огорчились, рекламодатель шарахнулся. Да, собственно, и глянцевые журналы потеряли бы свой блеск и мало способствовали продвижению. Книга «Я выбрала жизнь» вышла в издательстве «Никея», специализирующемся на православной литературе, сенсацией не стала, в книжных магазинах она лежит на дальних полках. Почему?
Именно потому, что даже известному автору нужно доказывать свое право говорить о горе. Именно потому, что нет сформировавшегося пристального интереса общества к каждой судьбе, к каждому голосу, к каждому человеку. Именно потому, что «чего орешь?». Скромнее надо быть.
https://gorky.media
Опубликовано Оставить комментарий

Елена Осадчая. Сказкотерапия для взрослых.

Сказкотерапия для взрослых. Зачем нам сказки?Почему мы любим сказки? Все ли из нас их любят? Зачем нам писать историю о себе или рассказ для кого-то? Как сказкотерапия помогает справляться со страхами, стрессом, негативными переживаниями?
Говорят, что взрослые, которым не читали сказок в детстве, не умеют мечтать. В сказкотерапии – относительно новом течении современной психотерапии – нет нравоучений, здесь все по-другому. Через сказку сохраняется культура языка, формируется нравственность личности.
Когда человек прописывает сказку, он создает свою уникальную историю, и в этом присутствует неведомая тайна. Можно сказать, при помощи сказкотерапии человек вылечивает душу словом.

ПРИНЦИПЫ СКАЗКОТЕРАПИИ

  • Сказкотерапевт дает возможность написавшему сказку уйти с ресурсом.
  • Когда человек находится в сложной жизненной ситуации, он видит только ограниченное количество выходов из нее. Сказкотерапия помогает рассмотреть ситуацию с разных сторон.
  • По сути, ни одно проявление окружающего мира не должно пошатнуть вашу личность. Через сказки происходит психологическое воздействие на личность.

КАК СОЗДАТЬ СКАЗКУ, ИЛИ ТЕОРИЯ СКАЗКОТВОРЧЕСТВА

Предлагаем три техники написания сказок:

СПОСОБ 1. 10 СЛОВ

Запишите любые 10 слов – существительных, которые приходят на ум. Не обдумывайте слишком долго, первые шесть секунд – это то, что дает нам бессознательное. Выберите из всего списка одно слово, которое будет главным, и вокруг него «выплетайте» свою сказку. Используйте абсолютно все 10 слов.

СПОСОБ 2. ПО КАРТИНКЕ

Можно воспользоваться метафорическими ассоциативными картами. В карте отсутствуют всякие значения, и в этом есть большое преимущество написания истории. Вытащите карту из колоды. Задайте себе вопросы: «Согласны ли вы с вытянутой картой? О чем она хочет сказать? В чем вы отразили свою проблему?»

СПОСОБ 3. ПО ШАБЛОНУ

Напишите сказку о своей жизни, продолжая начатые предложения:

  • Моя дорога – это…
  • У моей дороги есть хранитель…
  • Когда я иду по своей дороге, я чувствую (я хочу, я стремлюсь)…
  • Чтобы идти по своей дороге, мне надо…
  • Идя по своей дороге, я желаю себе и другим…

Ваши сказки могут быть самыми разными. Например, как эта авторская сказка о долгожданной весне.

Оставалось два месяца до начала лета. Но у природы нет календарей, и уж тем более ей чужды всякие цифры. Вся животная жизнь над и под землей соскучилась по свету, теплу, солнышку и длинным дням. Даже червячки пытались хоть изредка высовываться из своих подземных жилищ и проверять, не пришла ли весна. Самые нетерпеливые жучки и букашки блуждали по мокрому снегу, перепрыгивали с травинки на травку. А самые смелые отважились запрыгивать на кустики и деревья разной высоты. Вот уж совсем невтерпеж стало маленькому и совсем юному жучку. У него были свои грандиозные планы на лето и на эту жизнь вообще.
Сказкотерапия для взрослых
Ранним утром он взобрался на дерево, которое росло в его парке, и нашел там крошечное дупло. Любопытство распирало его, и он решился заглянуть. Как только он просунул свою головку, свет озарил его, можно сказать осенил, да что там – ослепил! Он увидел спящего светлячка. Робко подполз к нему, принюхался. Он уже пах душистой весной и чудесами. Но светлячок и усиком своим мохнатым не повел. Жук медленно дотронулся до ножки, тихо наблюдая за ним. Светлячок проснулся, потянулся – и наступила долгожданная Весна.

Когда сказка будет написана, вы можете обсудить ее с психологом, работающим в этом направлении. Или самостоятельно проанализировать текст, подумать, о чем могут говорить описанные ситуации, страхи, какие есть перспективы развития. И уже это станет первым шагом к осознанной жизни.
https://www.psyh.ru

Опубликовано Оставить комментарий

Оля Шкарупич. Остановка на жизнь. #Дневник из клиники неврозов.

Картинки по запросу Оля Шкарупич. Остановка на жизнь. #Дневник из клиники неврозов.В рубрику Книги о депрессии
Оля Шкарупич. Остановка на жизнь. #Дневник из клиники неврозов.
«Каждый из нас несет в себе некое количество боли, и рано или поздно эта ноша делает жизнь невыносимой. Хотя, казалось бы, объективного повода для страданий нет: ни войны, ни голода, ни зомби-апокалипсиса. Но что-то определенно не так. А как сделать, чтобы было „так“ — не понятно. В таком состоянии можно прожить годы — без цели и без счастья. А можно бороться. Оля Шкарупич рассказывает реальную историю — о пути, пройти который решится не каждый». Венера Галеева, корреспондент «Фонтанка.ру»
Когда поступаешь в больницу для лечения неврозов, то кажется, что ты один здесь случайно, а все остальные – по призванию. На отделении тем временем началось обычное утро. Женщины в спортивных костюмах и тапочках гуляли по коридору. Кто-то шествовал с чашкой, кто-то с полотенцем. Все улыбались и радовались непонятно чему. Мужчины, также одетые в спортивные костюмы, заносили в палату новую кровать. И тоже улыбались, и были довольны. Я сидела на стуле, ждала, когда меня поместят в палату. Рядом была дверь с табличкой «Палата №6». Символично. Дверь открылась, из нее вышла девушка, вся в бриллиантах и с чашкой. Она посмотрела на меня и спросила у Любови Алексеевны: «Новенькая?». Любовь Алексеевна ответила, что да. Девушка сказала: «Она молодая, давайте ее к нам». И меня поместили в большую 20-ти метровую палату на 8 человек. Сейчас нас было шестеро. Маша, та самая девушка в бриллиантах, в клинике 31 день. У нее длинные блестящие волосы и фигура модели. Она сидит на кровати у стены и читает книгу Чехова «Палата №6». На соседней кровати лежит Регина. У нее светлые волосы чуть ниже плеч. На вид ей лет 35. Лицо, как у фарфоровой куклы: белое, с правильными чертами и голубыми глазами. Сегодня 41 день ее пребывания здесь. Рядом с ее кроватью стоит кровать Марины. Мне кажется, что ей лет 25. Круглое лицо, волосы собраны в тонкий хвостик на затылке, она одета в свободный спортивный костюм, который скрывает фигуру. Марина недовольна тем, что ее завтра выписывают. Сказала, что 31 день в клинике – это очень мало. На кровати у окна лежит Арина, крупная женщина тридцати лет. Сказала, что оказалась здесь после того, как повесилась ее мама. В период стресса набрала 20 килограмм. В клинике 44 дня. Завтра ее выписывают. И последняя наша соседка Диана. Она нервничает, потому что выписывается сегодня. Длинные волнистые волосы убраны в хвост, большие зеленые глаза. Черное платье, которое она надела, ей велико. В стационаре она провела 35 дней. Первые дни она пролежала в кровати, накрывшись с головой одеялом и плача сутки напролет. У Дианы умер любимый муж. Я сказала, что меня зовут Вика и, в общих чертах, объяснила, как здесь оказалась. Много плакала, злилась и раздражалась. Мало ела, мало спала. Все с пониманием закивали. В палату заглянула медсестра и пригласила меня в кабинет заведующей. Вера Константиновна, стройная женщина средних лет, жестом пригласила меня войти и сесть в кресло. Напротив расположился интеллигентный мужчина с проницательным взглядом, лет 35, в белом халате. Вера Константиновна сказала, что нам нужно немного побеседовать, чтобы подобрать курс лечения. Бросила взгляд на мою карту и спросила: «Вы у нас в шестой палате, да?». Я ответила, что если уж и лежать здесь, то, как у классика, в шестой палате. Она рассмеялась: «Тем более у вас там одна молодежь. Настоящий пионерлагерь». Я кивнула и начала рассказ о том, как оказалась здесь. Сложная работа – договариваться с клиентами во время кризиса, развод с мужем, которого совсем не любила, за что виню себя до сих пор. И про моего возлюбленного из Польши, с которым быть вместе нам не суждено. Я поделилась, что не чувствую больше опоры и не понимаю, что меня ждет впер еди. Просто живу на автомате, лишь изредка испытывая прежний вкус жизни. И часто ощущаю раздражение к окружающим и желание остаться в одиночестве. Просто помолчать.
Оля Шкарупич. Остановка на жизнь. #Дневник из клиники неврозов.