Нам не кажется: биполярное расстройство в проекте Лизы Жаковой.

— У меня стоит диагноз «маниакально-депрессивный психоз», он же «биполярное аффективное расстройство». Много лет я пыталась справляться с ним с помощью лекарств, но год назад, во время очередного обострения, я приняла препарат в дозировке, в два раза меньшей, чем обычно, — и очнулась на полу кухни.

Я узнала о существовании целого комьюнити: люди создают группы поддержки, телеграм-каналы. То, что я там увидела, мне не понравилось. Участники обсуждают препараты, которые сокращают жизнь человека в среднем на пятнадцать лет, считают, что депрессия лечится только антидепрессантами, а манией называют все вплоть до экстравагантного цвета ногтей. И, главное, меня не покидало чувство, что принятие болезни, о котором они говорят, — это признание того, что с тобой что-то не так, что ты кривой, больной и неправильный, что теперь ты зависимый. Навсегда. Каждый свой шаг ты должен контролировать — и не просто наблюдать, а как училка бить себя по рукам за помарки.

Я поняла, что это не выход, и пошла к психотерапевту. Она открыла мне глаза на то, почему у меня появилась депрессия. Я увидела, что почти все, что мне преподносили как мою блажь, — чистая правда, и то, что я чувствую, — правда: мне не кажется. Это не только в моей голове. У меня начала складываться целая картинка.

Психотерапия не была похожа ни на что, что я себе представляла по американским фильмам. Оказалось, что на этих сеансах я могу бессвязно материться, травить байки про своих бывших любовников, шутить, рассказывать про свои приключения под ЛСД, плакать, бить посуду от злости — делать практически все что угодно, — и меня поймут.
Однажды я пришла на сеанс в ужасном состоянии. Я плохо говорила, я не выходила из дома и не мылась неделю, выглядела как леший. Психотерапевт попросила меня описать ее убийство. Я сказала: «Но я же не хочу вас убить». Она ответила: «Ну попробуйте! Это же весело — как в кино: главный герой убивает своего психоаналитика». И я стала рассказывать — сначала нехотя, потом вошла во вкус. Я в красках описывала, как бы я выдавливала ей глаза, как бы била ее головой о стену. Когда сеанс закончился, я приняла душ и ушла гулять. С тех пор мне становилось лучше и лучше.
На этих сеансах я «убила» не только своего психоаналитика. Я «убила» почти всю свою семью: и мать, и отца, и всех бабушек, — а также всех своих одноклассников и учителей. Я устроила настоящий геноцид. Практически для каждого нашлась своя пытка, и это было прекрасно.

Главное, что нужно знать о депрессии, — то, что это отживший механизм психической защиты, когда агрессия, направленная на другие объекты, направляется на себя самого. И одна из главных задач терапии — изменить этот механизм. Так что желание убить оказывается совершенно обоснованным и естественным. Оно потом уходит — и тебе становится хорошо и радостно только от того, что оно больше не имеет к тебе отношения. Ты теперь знаешь, как постоять за себя. Ты не пытаешься быть тем, кем не являешься. Ты начинаешь спрашивать: кто я?
Сначала это пугает: ведь ты, оказывается, не «девочка-с-биполяркой». Ты понятия не имеешь, что ты любишь и что ты за человек. Ты вообще не имеешь представления, как живут люди, у которых нет депрессии.
И с этого момента начинается самое интересное, потому что больше нет того мучительного ужаса и скуки, и чувства бессилия, и ощущения того, что ты задыхаешься, и ты можешь пробовать что-то новое. Ты ведешь себя иначе — и каждый день не такой, как предыдущий. День сурка закончился.