Сегодня мы поговорим о психологических травмах, иногда, в житейской психологии, последствия этих травм называют «психологическими комплексами». И в первую очередь речь пойдет о детских психологических травмах и о том, какое влияние они оказывают на дальнейшую взрослую жизнь.
Психологическая травма – реактивное психическое образование (реакция на значимые для данного человека события), вызывающее длительные эмоциональные переживания и имеющее длительное психологическое воздействие. Причиной травмы может стать любое значимое для человека событие, а источников существует огромное количество:
Семейные конфликты.
1. Тяжёлые болезни, смерть, гибель членов семьи.
2. Развод родителей.
3. Гиперопека со стороны старших.
4. Холодность внутрисемейных отношений и отчуждение.
5. Материально-бытовая неустроенность.
Знает ли человек о своих психологических травмах? Одного знания оказывается недостаточно. Люди обращаются за психологической помощью относительно своих негативных переживаний или неконструктивных способов поведения, но не связывают свое нынешнее состояние с психологическими травмами, особенно детскими. В большинстве случаев психотравмирующее воздействие носит неявный, скрытый характер. Речь идет, как правило, о неспособности ближайшего окружения, прежде всего матери, обеспечить для ребенка атмосферу доверия и эмоциональной защищенности. Травмирующая ситуация может скрываться за внешне вполне благополучной домашней обстановкой, в частности, за ситуацией гиперопеки и гиперпротекции, когда никто даже и не подозревает о том, что в отношениях родителей с детьми не хватает очень важных чувственных и поведенческих компонентов. Значимые родительские фигуры часто сами страдают различными формами личностных расстройств, постоянные конфликты в семье, напряженные отношения, признаки домашнего и психологического насилия препятствуют полноценному эмоциональному взаимодействию в семье и, как следствие, – нормальному психическому развитию потомства.
Известный психолог Эрик Берн предложил идею о «жизненных сценариях», которые диктуют нам наши поступки и наше поведение в целом. Это бессознательный жизненный план, который мы позаимствовали у родителей, и который создает нам иллюзию контроля над ситуацией и жизнью. Обычно к 7 годам этот сценарий уже заложен, и в дальнейшем человек строит свою жизнь во многом обусловленный влиянием этого бессознательного сценария. Решая свои жизненные проблемы, человек вынужден решать проблемы своих родителей, своих бабушек и дедушек. Нужно понимать, что это не детальная точная копия родового сценария, но общее направление и постоянная работа над ошибками, своими и своих предков.
Эта ситуация усугубляется в девстве директивными посланиями родителей своему ребенку, когда родители из «благих намерений» внушают своему чаду установки как нужно жить.
Директива – это скрытое приказание, неявно сформулированное словами или действиями родителя, за неисполнение которого ребенок будет наказан. Не явно (поркой или подзатыльником, молчаливым шантажом или руганью), а косвенно — собственным чувством вины перед родителем, давшим эту директиву. Причем истинные причины своей вины ребенок не может осознать без посторонней помощи. Ведь именно исполняя директивы, он чувствует себя “хорошим и правильным”. Главной директивой, в которую можно было бы включить все остальные, является: “Не будь самим собой”. Человек с этой директивой постоянно неудовлетворен собой. Такие люди живут в состоянии мучительного внутреннего конфликта. Остальные приведенные ниже директивы поясняют это. Вот краткие примеры таких директив (их можно насчитать десятки и очень подробно разбирать каждую из них):
“Не живи”. Как много проблем ты нам принес, появившись на свет.
“Не верь самому себе”. Мы лучше знаем, что тебе нужно в этой жизни.
“Не будь ребенком”. Будь серьезным, не стоит радоваться. И человек, став взрослым, никак не может научиться полноценно отдыхать и расслабляться, так как чувствует вину за свои “детские” желания и потребности. Ко всему прочему, у такого человека стоит жесткий барьер в общении с детьми.
“Не чувствуй”. Это послание может передаваться родителями, которые сами привыкли сдерживать свои чувства. Ребенок приучается “не слышать” сигналы своего тела и души о возможных неприятностях.
“Будь самым лучшим”. Иначе ты не сможешь быть счастлив. А так как невозможно быть самым лучшим во всем, то и не видать этому ребенку счастья в жизни.
“Никому нельзя верить, – уж вы мне поверьте!”. Ребенок приучается к тому, что окружающий мир является враждебным и выживает в нем только хитрый и вероломный.
“Не делай”. В результате ребенок боится принимать какие-либо решения самостоятельно. Не зная, что безопасно, испытывает трудности, сомнения и чрезмерные опасения в начале каждого нового дела.
Но насколько сильно влияют психологические травмы на сегодняшнюю жизнь?
Я лишь приведу два примера, которые подтверждены научными исследованиями, хотя исследований гораздо больше. Всемирная организация здравоохранения провело исследование среди людей, у которых в детстве были какие-либо психологические травмы. Оказалось, что таким людям гораздо труднее сделать карьеру, чем тем, у кого в детстве не было сильных эмоциональных потрясений.
Оказывается, расстройства психики в детстве приводят к замедлению социального развития человека – ему становится сложнее заводить друзей, адаптироваться к новым коллективам и уживаться с людьми. По словам доктора Норито Каваками из университета Токио, возглавлявшего научную группу, которая проводила исследование, ученые нашли четкую взаимосвязь между случавшимися в детстве депрессиями, недостатком внимания, пережитыми случаями физического или психического насилия и низким уровням достатка во взрослой жизни. Результаты эксперимента справедливы и для мужчин, и для женщин. В ходе исследования были опрошены почти 40 000 человек из 22 стран, в возрасте от 18 до 64 лет. Ученые собирали информацию об уровне дохода, общественном положении, образовании каждого респондента, и при этом уточняли данные о состоянии психического здоровья опрошенных, начиная с рождения. Действительно, детские горести рождают желание замкнуться, отгородиться от мира, а успешную карьеру в большинстве случаев невозможно сделать в затворничестве…
Другое исследование проведенное специалистами из центра здоровья «BioMed Central» и опубликованное в журнале «Substance Abuse Treatment, Prevention, and Policy». Так в исследовании, проведенном под руководством доктора Тары Штрайн (Tara Strine) показано, что неблагоприятные события детства эмоциональные, физические или сексуальные травмы, могут стать причиной развития никотиновой зависимости. И в этом случае, лечение сигаретной аддикции необходимо начинать с терапии детских травм.
В исследовании приняло участие больше чем 7000 человек, приблизительно 50% из которых – женщины. Принимая во внимание ранее выявленные факторы риска, такие как употребление алкоголя и курение родителей, физические и эмоциональные травмы, произошедшие в детстве, достоверно заняли первое место в группе риска. Однако подобная картина наблюдалась только в женской выборке. Так женщины, в анамнезе которых, были выявлены травмирующие события детства, в 1,4 раза чаще подвержены данному пристрастию. У мужчин же, как полагают исследователи более широкий диапазон защитных и компенсаторных механизмов, которые еще только предстоит изучить. Результаты исследования показывают, что механизмом, провоцирующим связь между детскими травмами у женщин и тягой к табаку, является психологический стресс. Особенно велик риск у тех, кто пережил эмоциональное или физическое насилие.
Что же делать с детскими психологическими травмами?
Все мы родом из детства, поэтому несем в себе большое количество болезненных переживаний и неосознанных ран, которые всячески будут препятствовать здоровому гармоничному развитию личности человека. Эти переживания могут быть самыми разными и сопровождаться различными чувствами: вины, стыда, тревоги, страха, неполноценности, потерянности, недоверия, бессмысленности своего существования и пр. Чувство боли «защищает» от осознания этих травм, и человек искренне считает это своей особенностью характера. Потому что осознание приведет к необходимости пересмотра и переоценки слишком многих вещей в своей жизни. Здесь появляется страх, который сознательно и бессознательно препятствует излечению, блокирует его. Волевым усилием не избавиться от подобного страха, потому что расплатой за подобное усилие будет служить усиление контроля, и потеря своей витальности и жизненной энергии.
Многие виды психотерапий (в том числе гештальт-терапия)занимаются тем, чтобы человек развивал свою спонтанную способность к жизни, преодолевал барьеры и стереотипы, заложенные в прошлом. Характерной психологической особенностью славянского менталитета является то, что люди у нас терпят «до последнего». Что бы не случилось, мы будем «мужественно» терпеть, сносить, держать в себе до конца. В. Маяковский писал о таких людях: “Гвозди бы делать из этих людей! В мире бы не было крепче гвоздей”!!! На приеме у психолога или в психологической группе можно встретить молодых женщин, сломленных своими психологическими травмами, с блеклыми лицами, пустыми глазами и опущенными плечами. Некоторые из них выглядят совершенно безжизненно, раздавлено, обескровлено. Другие же напротив – настолько беспокойны и невротически возбуждены, что неспособны сосредоточиться на актуальном состоянии. Но все они помнят себя другой, не похожей на теперешнюю и не понимают как они стали такой. Внутренний психологический комфорт является сегодня одним из определяющих понятий современной жизни. Оказывается “ухаживать” за собой нужно не только снаружи, но и внутри. И достижения современной психологии достаточно легко и быстро позволяют делать это (это то, чего мы были лишены вплоть до 90х годов 20 века). К сожалению, многие люди у нас в стране относятся к этому с непониманием и недоверием, предпочитая терпеливо мучиться и страдать, полагая, что всё пройдёт само, думая, что к психологам, психотерапевтам и психоаналитикам только “психи” ходят лечиться. Но сегодня к психологам обращаются современные, умные люди, которые испытывают определенное личностно-психологические проблемы. Сегодня с помощью хорошего специалиста можно полностью освободить свой внутренний мир от нежелательных, мучительных последствий:
— любой эмоционально-душевной травмы,
— любой психотравмирующей ситуации, имевшей место в жизни (независимо от срока давности),
— любых тяжёлых или острых психоэмоциональных переживаний или воспоминаний,
— любых эмоционально-шоковых потрясений.
оригинал тут
Рубрика: Депрессия
Сезонное аффективное расстройство: миф или реальность?
Последние исследования психологов пошатнули представления о том, что сезонное аффективное расстройство (САР) действительно существует. Публикуем перевод статьи из Scientifican American и развенчиваем мифы, которые за последние 30 лет сложились вокруг САР.
К марту некоторые из нас с удовольствием смотрят на небольшие сугробы на обочинах и радостно ждут, что весна вот-вот удивит нас своим приходом. Всё это связывается с выходом из так называемой «зимней хандры», в состояние которой каждого из нас могут вогнать эти длинные зимние дни и мёртвые деревья. Но в 1980-е годы исследования Национального института психического здоровья США привели к признанию формы депрессии, ныне известной как сезонное аффективное расстройство, если коротко — САР. Чтобы показать его более изнурительный характер, чем у простой «зимней хандры», сезонное аффективное расстройство было категоризировано как разновидность настоящей депрессии, характеризующаяся ежегодными повторениями. Упоминание САР в исследованиях и книгах достигло своего пика в 1990-х годах, и сегодня это явление считается расстройством, которое можно диагностировать (оно даже страхуется). Лечение варьируется от психотерапии до антидепрессантов и светотерапии (большие коробки, заполненные лампочками, становятся «соляриями» для вашего лица).
Тем не менее, недавнее исследование (1) ставит под сомнение существование сезонной депрессии как таковой. Каждый год Центры по контролю и профилактике заболеваний США (англ. Centers for Disease Control and Prevention, CDC) проводят большие кросс-групповые исследования среди населения. Несколько учёных решили использовать результаты CDC независимо, чтобы выяснить, насколько меняется количество случаев депрессии в зависимости от сезона. Версия исследования CDC 2006 года включала ряд вопросов, которые обычно используются для скрининга депрессии. Анализируя ответы, которые поступили от 34000 взрослых в течение года, исследователи могли бы обнаружить промежутки вспышки сезонного аффективного расстройства — например, увидеть всплески депрессии в зимнее время. Как отмечает один из исследователей, профессор психологии Стивен ЛоБелло:
«Честно говоря, мы изначально вовсе не ставили под сомнение диагноз [сезонное аффективное расстройство]. Цель заключалась в том, чтобы выяснить фактическую степень изменения количества депрессий в зависимости от сезона».
Могли возникнуть и другие модели. Например, обнаружиться общее увеличение числа зарегистрированных депрессивных симптомов в северных широтах — там, где наблюдается низкая освещенность, что приводит к циклу депрессии. В конце концов, свет вполне может быть ключом к этой проблеме. Разработка искусственной световой терапии для пациентов с САР опиралась на связь (2) между увеличением света и повышенным настроением. Для тех, кто живет с САР, и сезон, и широта должна иметь значение, так как депрессивные симптомы зависят от уровня света.
Меган Траффанстедт и доктор ЛоБелло в сотрудничестве с доктором Шейлой Мехта исследовали результаты опроса Центров по контролю заболеваемости для того, чтобы подтвердить связь между высокими оценками степени депрессии и отдельными сезонами или широтами. Исследователи также надеялись увидеть, действительно ли «высокие» широты в сочетании с зимним сезоном влияют на увеличение частоты депрессивных ответов больше, чем отдельно «высокие» широты или только зимний период. Количество часов солнечного света в данном месте и в конкретные даты были доступны благодаря Военно-морской обсерватории США, поэтому исследователи даже проанализировали связи между степенью депрессии и количеством часов солнечного света в день, когда был проведён опрос. Если свет отвечает за сезонное аффективное расстройство, значит, учитывание часов солнечного света должно быть чувствительным методом для обнаружения людей с САР среди населения в целом, как думали учёные.
Однако исследования CDC не показали никаких доказательств существования сезонного аффективного расстройства. Психологи были очень осторожны и внимательны, когда изучали САР-тенденции среди огромного количества людей, у которых ранее не было диагностировано сезонное аффективное расстройство, поэтому они повторно проанализировали ответы от группы людей, которые были классифицированы как «депрессивные» во время обследования. Опять никаких признаков САР. Нет сезонных или светозависимых увеличений, проявлявшихся в степени/размере депрессии. Мы могли бы задаться вопросом, а вдруг что-то пошло не так с телефонными опросами, но другие хорошо установленные тенденции появились в данных обследования — например, более высокий уровень депрессии у женщин и безработных. Колебания в депрессии, связанной с САР, либо отсутствовали, либо их невозможно было обнаружить.
Как и следовало ожидать, другие исследователи также задались вопросом, как САР разыгрывается в зависимости от сезона, и насколько оно распространено в странах, находящихся на разных широтах. Результаты получились неоднозначные (3), и эти исследования сталкиваются с двумя проблемами. Одна проблема заключается в задаваемых вопросах. Вопросы, которые, как правило, используются для скрининга САР, являются одновременно очень конкретными и наводящими. Представьте, что вы отвечаете на ряд вопросов о том, как ваше настроение, вес, аппетит колеблются в течение года, а затем заполняете таблицу, чтобы сравнить свои привычки в течение нескольких сезонов. Вам будет предложено рассмотреть, в какое время года вы набираете или теряете вес, спите и едите меньше. Используя эту стандартную оценку для САР, в конечном счёте вы сами можете прийти к выводу, есть ли у вашего настроения годовой цикл. Но телефонный опрос CDC не включал обычные вопросы для выявления САР, а опирался на восемь вопросов (4), обычно используемых для скрининга большой депрессии. Эти вопросы о темах, не включенных в стандартные САР-оценки: о безнадежности, отсутствии удовольствия в деятельности, проблемах с концентрацией внимания и беспокойстве за последние две недели, а не за прошлые пятьдесят две. Гораздо легче воспроизвести, что вы чувствовали в недавнем прошлом, чем вспомнить, как вы чувствовали себя в октябре прошлого года. Наши воспоминания могут запятнаться и поблекнуть за долгое время, особенно, если мы ожидаем, что нас будут спрашивать по шаблону.
Это вводит еще одну проблему традиционных исследований САР: ожидания. Даже слух о «зимней хандре» в популярной культуре может породить склонность к подтверждению своей точки зрения (confirmation biases), побуждая потенциальных пациентов (или исследователей) находить доказательства САР — существует оно или нет. Наши предубеждения всегда мешают работе (5), поэтому данные обследования, собранные без какого-либо упоминания о сезонных аффективных расстройствах, являются более безопасным выбором — во избежание предвзятости. Человеку, испытывающему больше эпизодов депрессии в зимний период, возможно, требуется терапия САР или ему нужно лечение, которое поможет справиться со стрессом, возникающим на выходных.
Другие исследования, в частности, проведенное в Норвегии (6), также ставят под сомнение методы, которыми измеряется сезонная депрессия. Если изменения в солнечном свете или других особенностях зимы способны спровоцировать сезонную депрессию, то почему норвежская зима с сильно укороченным днём (7) не возглавляет рейтинги исследований? Возможно, норвежская культура помогает предотвратить негативные последствия зимы, или всё же САР — не то, что мы думаем о нём.
Масштабный телефонный опрос относительно депрессии в США – ценная возможность отслеживать распространённость САР среди населения, но недостаток подтверждений проявления САР не доказывает того, что его не существует. Мы знаем, что свет сильно влияет на наше здоровье. Мелатонин и другие гормоны, безусловно, реагируют на свет, и есть часть мозга, которая принимает от глаз сигналы не для того, чтобы видеть, а для того, чтобы сохранять циркадный ритм. Вполне возможно, что сезонное аффективное расстройство является чрезвычайно редким и трудно обнаружимым заболеванием на уровне популяции -некоторые доказательства этого можно найти в опросе 1998 года (8), который проходил в США. Также возможно, что случаи САР являются расстройствами настроения, которые имеют мало общих симптомов с депрессией. Вполне понятно, что люди, которые считают, что они страдают САР, будут сомневаться в сказанном выше, особенно среди тех, кто видит улучшение после светотерапии. Если световые короба или световые козырьки способны облегчить расстройства настроения без каких-либо серьезных побочных эффектов, исследования световой терапии, а также других специфических методов лечения САР будут проводиться и дальше. Однако, на данный момент мы не можем вполне подтвердить, что стабильность национального настроения зависит от сезонного аффективного расстройства.
monocler.ru
Скотт Барри Кауфман. Счастье или смысл: в чём мы больше нуждаемся?
Почему мы стремимся к счастью? Приносит ли нам радость обретение смысла жизни? Что говорит современная психология о связи этих понятий и значении для каждого из нас? На страницах Scientific American вышел хороший материал известного психолога Скотта Барри Кауфмана, в котором учёный разбирается, что такое счастье и смысл жизни и может ли быть между ними компромисс. Моноклер перевёл статью Кауфмана и публикует этот краткий экскурс в психологию с зарисовками несчастной, но содержательной жизни и счастливого, но бессмысленного существования.
Люди могут напоминать других существ в их стремлении к счастью, но поиск смысла жизни является тем, что делает нас человеком.
— Рой Баумейстер.
Стремление к счастью и смыслу – два центральных мотива в жизни каждого. Множество исследований (1) в области позитивной психологии показывают, что счастье и смысл, на самом деле, являются основными составляющими хорошего самочувствия. Эти два понятия сильно коррелируют (2) и часто подпитывают друг друга. Чем больше смысла мы находим в жизни, тем счастливее мы чувствуем себя, и чем больше мы испытываем счастья, тем более мы воодушевляемся на поиск новых смыслов и целей.
Но не всегда.
Возросшее количество исследований по этой теме (3) показывает, что между стремлением к счастью и поиском смысла жизни могут быть как компромиссы, так и разногласия. Вспомнить хотя бы «парадокс родительства»: молодые люди часто сообщают, что были бы счастливы иметь детей, но родители, которые живут с детьми, как правило, дают очень низкую оценку своей удовлетворенности и ощущения счастья. Создается впечатление, что воспитание детей может негативно сказаться на счастье, но увеличить смысл. Или посмотрим на революционеров, которые на протяжении нескольких лет могут терпеть жестокость и насилие ради великой цели, что в конечном счёте приводит их к большему удовлетворению и ощущению смысла своей жизни и жизни других.
В своей восхитительной книге «Смыслы жизни» («Meanings of Life») Рой Баумейстер использует подобные примеры, чтобы доказать: люди стремятся не только к счастью, но и к обретению смысла жизни. Об этом же говорил выдающийся австрийский психиатр Виктор Франкл, когда описывал свой трагический опыт жизни в концлагере во время Холокоста, и утверждал, что людям свойственна «воля к смыслу» (по этому поводу можно также посмотреть публичную лекцию доктора философских наук Наталии Кузнецовой о теориях счастья — от Аристипа и Эпикура до Канта и Шопенгауэра. — Е. Т.).
В последние годы ряд экспериментов подтверждает эти тонкие различия между счастьем и смыслом. В рамках одного из исследований (4) Баумейстер и его коллеги обнаружили, что такие факторы, как ощущение связи с другими, ощущение продуктивности, нахождения не в одиночестве и отсутствие скуки способствовали появлению как ощущения счастья, так и смысла происходящего. Тем не менее, ученые также нашли некоторые важные различия в нашем отношении к этим сторонам человеческого бытия:
- Определение своей жизни как лёгкой или трудной было связано с ощущением счастье, а не смысла;
- Здоровое состояние чаще связывают со счастьем, а не со смыслом;
- Хорошее настроение также вызывало счастливые переживания, а не ощущение смысла;
- Нехватка денег больше влияла на ощущение счастья, чем на ощущение смысла;
- Люди, чья жизнь была наполнена смыслом, соглашались, что «отношения дороже достижений»;
- Помощь нуждающимся людям была связана с вопросом смысла жизни, не счастья;
- Глубокие размышления крепко связаны с осмысленностью, а не со счастьем;
- Счастье было больше связано с позицией получателя, а не дарителя, в то время как осмысленность больше коррелировала с позицией дающего, а не получающего;
- Чем больше люди ощущали, что их деятельность была совместима с важными для них темами и их ценностями, тем больший смысл они вкладывали в свою активность;
- Видение себя мудрым, творческим и даже тревожным было связано с вопросами смысла и не имело никакого отношения к счастью (в некоторых случаях даже показывало отрицательную связь).
Похоже, что счастье больше связано с удовлетворением потребностей, получением того, что вы хотите, и общим хорошим самочувствием, в то время как наделение чего-либо смыслом связано с уникальной внутренней работой человека – поиском и освоением собственной идентичности, самовыражением и осмыслением своего прошлого, настоящего и будущего опыта.
Подтверждение этой идеи можно найти в недавно вышедшем лонгитюдном исследовании (5) Джо Энн Айб о влиянии счастья и создании смысла. Её работа преодолевает некоторые ограничения предыдущих исследований из этой сферы, например, опору на опросники участников и оценку счастья и смысла в определённый момент времени.
Эйб анализирует меру счастья и ощущение присутствия смысла в жизни людей, основываясь на еженедельных журналах, которые писались в течение одного семестра. Участникам была предоставлена свобода писать, о чём им хочется, с детальным анализом их мыслей и чувств. Таким образом, данное исследование позволило людям анализировать свои эмоции и осмысливать свой опыт на протяжении времени.
После этого журналы были проверены с помощью компьютерной программы (6), анализирующей текст, которую разработал Джеймс Пеннебейкер с коллегами. Счастье оценивалось по частоте слов, описывающих положительные эмоции (смеяться, рад и т.д.).
Со смыслом немного сложнее. Существует точка зрения (7), что «смысл» состоит по меньшей мере из двух компонентов: когнитивной обработки, включающей осмысление и интеграцию опыта, и компонента цели, который является более мотивационным и включает активное преследование долгосрочных целей, таких как поиск собственной идентичности и преодоление узких эгоистических интересов. Эйб оценивала когнитивный компонент смысла, анализируя частоту причинных слов («например», «потому что», «причина») и слов, связанных с пониманием («например», «понять», «осознать»). Целевой компонент смысла оценивался с помощью анализа частоты использования местоимений третьего лица, которые могли бы указывать на отдаленные перспективы и планы на будущее этого третьего лица.
Что нашла Эйб? Во-первых, результаты показали, что частота положительных эмоций была очень мало связана с оценкой адаптивного поведения испытуемых на стадии реализации их планов (время которого варьировалось от полугода до 7 лет). По факту, положительная эмоциональность была чаще связана с подавлением эмоций впоследствии. Этот вывод согласуется с другими исследованиями, показывающими, что даже если создание смысла связано с отрицательными эмоциями на раннем этапе, это может способствовать большей гибкости и благополучию в долгосрочной перспективе.
Это открытие также демонстрирует потенциальную темную сторону безмятежного счастья. В то время как счастье способно заставить нас чувствовать себя хорошо в данный момент, со временем избегание негативных мыслей и чувств может остановить рост личного развития. В конце концов, для развития личности необходим весь спектр эмоций (8, 9). Существуют также исследования, которые показывают, что долго длящееся счастье порождает в конце концов повышенное чувство одиночества (10) и снижение ощущения благополучия (11).
В противоположность этому, измерения смысла (когнитивных процессов и целей), так или иначе присутствующего в текстах, показали положительную связь с большей адаптированностью экспериментируемых. В частности, склонность к когнитивной обработке коррелировала с твёрдостью характера (страстью и упорством в достижении долгосрочных целей), а самодистанцирование было прочно связанно с благодарностью и хорошим самочувствием и отрицательно — с подавлением эмоций. Более того, взаимодействие между когнитивной обработкой и самодистанцированием дополнительно связаны со степенью адаптации. Есть основания полагать, что создание смысла наиболее влияет на адаптацию, если о будущих перспективах мыслить в категориях третьего лица (он сделает, у него получится и т.д.).
Это исследование уточняет некоторые положения активно формирующейся науки смысла (3). При изучении смысла и его сходства и различия со счастьем важно использовать различные методы. В дополнение к письменному самоанализу и написанию журналов другие исследователи используют аналоги оценок (12) и геномные методы (13). Чтобы получить более полную картину, мы должны смотреть на общие данные, которые мы получаем с помощью всех этих методов.
Хотя это исследование было сфокусировано на различиях между счастьем и смыслом, следует отметить, что оптимальное состояние человека часто зависит от обоих факторов. Как отметил Тодд Кашдан с коллегами, «годы исследований психологии благополучия показали, что люди чаще счастливы, когда они вовлечены в значимые занятия и деятельность, приносящую благо». Действительно, когда мы вовлечены в работу, которая соответствует нашим лучшим сторонам (нашему лучшему «Я»), мы часто отмечаем самые высокие уровни удовлетворенностью жизнью.
На мой взгляд, дальнейшее исследование сходства и различия между счастьем и смыслом может внести существенный вклад в наше понимание заветной точки эмоционального благополучия: этой кажущейся магической комбинации счастья и смысла, основанной на значимости и благе, которая в конечном счёте может привести нас к лучшей жизни. Это было бы действительно значимо.
Об авторе:
Скотт Барри Кауфман — психолог, автор книг, руководитель научного направления Института воображения при университете Пенсильвании.
monocler.ru
