Опубликовано Оставить комментарий

Биполярное расстройство: от мании к депрессии.

Как диагностируют биполярное расстройство, что чувствуют люди с БАР и можно ли от него излечиться
Биполярное аффективное расстройство (сокращенно БАР) — это психическое расстройство, при котором чередуются маниакальные и депрессивные состояния. В фазе мании у человека невероятно хорошее настроение, он энергичен, жизнерадостен и при этом легко раздражается. Во время депрессии взгляд на жизнь становится резко негативным, появляются суицидальные мысли, ненависть к себе.
В последнее время многие публичные люди рассказывают о том, что у них диагностировано БАР, и делятся своим опытом терапии. Это, с одной стороны, уменьшает стигму психических расстройств в обществе, помогает принять решение обратиться к специалисту в случае каких-то проблем. Но в некоторых случаях люди начинают заниматься самодиагностикой и принимать препараты в соответствии со своими взглядами, без консультации с врачом, отчего их состояние только ухудшается.

Изучение биполярного расстройства

Еще в Древней Греции врачи выделяли меланхолию и манию и заметили, что у некоторых пациентов эти состояния чередуются. Их пытались лечить: например, римский врач греческого происхождения Соран Эфесский (II век нашей эры) применял для этого воду из определенных минеральных источников. Оказалось, что после этого состояние больных улучшалось. По всей видимости, эта вода содержала соли лития. Ионы лития активно воздействуют на нервную систему, а психотропные препараты на их основе успешно используются для лечения маниакальных состояний и профилактики аффективных расстройств и в наши дни.
Вновь к описанию биполярного расстройства обратились только в середине XIX века. Два французских ученых, Жюль Байярже и Жан Фальре, в одно время независимо друг от друга описали под разными названиями одно и то же заболевание — «циркулярный психоз» или «помешательство в двух формах» — чередование меланхолии и мании. В конце XIX века основоположник немецкой психиатрической школы Эмиль Крепелин предложил разделить расстройства настроения и шизофрению. В понятие расстройств настроения были включены как монополярные формы, то есть только депрессия без обратной фазы, так и биполярные формы — маниакально-депрессивный психоз — то, что мы сегодня называем БАР. Учение Крепелина находилось в оппозиции работам Клейста и Леонгарда, которые пытались отделить биполярные расстройства и описать их отдельно. Концепция Крепелина господствовала до середины XX века, когда в работах Ангста, Перриса и Винокура было проведено окончательное разделение на биполярные и монополярные расстройства.
После этого биполярное расстройство стали активно изучать. Были описаны состояния гипомании и смешанные состояния, начался поиск и изучение эффективных лекарственных средств для лечения биполярного расстройства. В 1980 году термин «маниакально-депрессивный психоз» был заменен на термин «биполярное аффективное расстройство». Потом исследователи заметили, что биполярное расстройство бывает неоднородным, и в 1994 году в американской классификации появились БАР I типа и БАР II типа. В классификации МКБ-10, применяемой в России и Европе, биполярное расстройство II типа до сих пор отдельно не выделяется, а только находится в подрубрике «другие биполярные расстройства», для него даже не указаны диагностические критерии. В связи с этим в России правильная диагностика БАР II затруднена. В утверждаемой в настоящее время классификации МКБ-11 планируется исправить это несоответствие. Новую классификацию стремятся привести в соответствие с вступившей в силу американской классификацией DSM-5, поэтому есть надежда, что врачи смогут ставить этот диагноз по МКБ-11, не сталкиваясь с формальными проблемами.

Смена состояний при биполярном расстройстве

Маниакальная и депрессивная фазы при БАР могут сменяться как по щелчку, за один день, без провоцирующих факторов. Например, накануне все было хорошо, а утром пациент просыпается с плохим настроением, ему ничего не хочется, ничего не интересно, хочется только остаться в кровати и отвернуться от всех, ничего не делать. Это типичная картина депрессивной фазы. Сложно выполнять даже элементарные действия, следить за собой, приготовить себе еду. Нарушается сон — как в сторону бессонницы, так и в сторону повышенной сонливости. Аппетит может полностью пропасть либо, наоборот, повыситься, особенно склонность к сладкому. Появляются мысли о собственной ничтожности, снижается самооценка, будущее рисуется только в мрачных тонах. Иногда появляются суицидальные намерения. В некоторых случаях при депрессии может проявляться психотическая симптоматика: пациент думает, что из-за него происходят все катастрофы в мире или что он уже умер, но почему-то остается на земле и у него сгнили все органы — это уже крайние случаи тяжелой депрессии.
Состояние мании наступает так же внезапно. У пациента неожиданно снижается потребность во сне, он спит по три-четыре часа, при этом бодр, активен, весел, общителен. У него появляется огромное количество планов, проектов. Он перескакивает с одного на другое, но ничего не может завершить. Нарушается способность критически оценивать происходящее и социальный контроль. Пациенты в состоянии мании могут совершать опрометчивые поступки, тратить огромные суммы денег на малополезные вещи, брать кредиты и вступать в беспорядочные половые связи, поскольку сексуальное влечение тоже существенно возрастает. Могут попасть в ДТП, так как водят автомобиль с огромной скоростью. Они говорливы и напористы, при этом их настроение может быть как радостным, приподнятым, и тогда такой пациент заражает всех своим весельем, так и озлобленным — и в этом случае окружающим тяжело выносить этого человека. Пациент может вести себя агрессивно, на пике мании возможны галлюцинации и бред.
В других случаях развитие очередной фазы происходит медленно и постепенно, ему предшествуют провоцирующие факторы (триггеры): психотравмирующая ситуация, употребление психоактивных веществ, перелет со сменой часовых поясов и так далее.
При классическом течении БАР фазы разделены: после мании или депрессии человек возвращается в норму и может находиться в ней годами, и следующая фаза наступит совершенно неожиданно. При другом типе течения фазы сдвоенные: пациент сразу переходит из мании в депрессию. Учащение фаз и формирование быстрой цикличности (четыре и более фаз в год) считается плохим прогностическим фактором и существенно ухудшает состояние пациента и качество его жизни.
Нейрохимические процессы, происходящие в мозге пациента с БАР, остаются не до конца изученными. При данном заболевании нарушается баланс между «возбуждающими» и «тормозными» нейромедиаторами, особенного в зонах мозга, отвечающих за эмоции и когнитивный контроль. Предполагается, большую роль здесь играют нейротрансмиттеры: дофамин, норадреналин, серотонин, ГАМК, глутамат и ацетилхолин. Считается также, что существенную роль могут играть нейропептиды: эндорфины, соматостатин, вазопрессин и окситоцин. Гипоталамо-гипофизарная система, функция щитовидной железы, а также биологические циркадианные ритмы также играют значительную роль в развитии заболевания.

БАР I и II типа

При БАР I типа имеются как развернутые депрессивные состояния, так и развернутые маниакальные состояния. При БАР II типа преобладают депрессивные фазы, тогда как периоды подъема — небольшие, короткие гипомании (легкая степень мании), которые пациентами и их окружением не воспринимаются как болезненные. Течение БАР II типа больше напоминает течение рекуррентной (монополярной) депрессии, но разделять эти расстройства крайне важно, поскольку при них требуется разное лечение. Пациенты с рекуррентной депрессией хорошо отвечают на терапию антидепрессантами, они могут применять их годами. При биполярном расстройстве антидепрессанты не только не всегда эффективны, но даже могут вызывать инверсию фазы в гипоманию, что ухудшает течение заболевания. Фазы сменяются чаще и протекают тяжелее, могут возникать смешанные состояния. Поэтому для эффективной терапии крайне важно диагностировать БАР II типа.
БАР I типа сложно не заметить: активно проявляются мании, вследствие чего существенно нарушается нормальное функционирование, пациенты часто попадают либо в больницу, либо в милицию, а депрессия настолько выражена, что ее невозможно игнорировать. При БАР II типа депрессивные эпизоды могут быть выражены в разной степени. Пациенты склонны обвинять себя, считать себя лентяем, неудачником. Если вовремя не начать терапию, человеку будет становиться все хуже и хуже.

Диагностика БАР

Сегодня биполярное расстройство диагностируется только клинически и обязательно врачом-психиатром. У психических расстройств, как и у других расстройств, есть критерии, которые прописаны в классификациях. Не любое снижение настроения соответствует критериям депрессии, как и не любое повышение настроения соответствует критериям мании или гипомании. Должны наблюдаться фазы настроения с конкретной длительностью. Для диагностики депрессии необходимо, чтобы состояние длилось как минимум две недели, для мании — хотя бы неделя, для гипомании — четыре дня. Должен присутствовать определенный набор симптомов, чтобы пациент соответствовал критериям диагностики.
Диагностика усложняется, если у пациента смешанное состояние, то есть одновременно присутствуют симптомы депрессии и мании. Например, настроение снижено, присутствуют идеи самообвинения и суицидальные мысли, но при этом мыслительные и двигательные процессы не замедлены, как при депрессии, а, наоборот, ускорены. Эти пациенты особенно подвержены риску суицида. Терапия смешанных состояний сложна, потому что классические препараты при них действуют не так быстро и эффективно.
Еще в XIX веке было установлено, что биполярное расстройство не может сочетаться с шизофренией, однако при нем могут присутствовать психотические симптомы. От правильной и своевременной дифференциальной диагностики зависит тактика лечения, прогноз и качество жизни пациента, поэтому крайне важно обращать внимание на присутствие нарушений настроения, особенно циклических, при наличии любой психотической симптоматики.
Как правило, БАР I типа развивается в возрасте от 15 до 25 лет, для II типа возрастная планка несколько выше — примерно до 35 лет, хотя описаны случаи и с более поздним началом. Часто первые эпизоды случаются в подростковом возрасте. В США биполярное расстройство могут диагностировать у детей уже в возрасте 5–6 лет, что с позиции классической психиатрии необоснованно рано.

Распространенность биполярного расстройства

Данные по распространенности существенно колеблются в зависимости от того, что оценивают исследователи: БАР I типа или БАР обоих типов вместе, поэтому цифры несколько различаются. Считается, что биполярным расстройством I типа страдает от 0,5 до 2% населения, а БАР II типа поражает до 5% населения. В расширенной концепции расстройств биполярного спектра цифра может достигать 8%. Если сравнивать БАР с шизофренией, которой неизменно страдает 1% населения, распространенность оказывается значительно выше. БАР I типа одинаково часто встречается у мужчин и женщин, а БАР II типа более распространено среди женщин.
В России за последние два десятилетия эпидемиологические исследования не проводились, а по имеющейся статистике эти цифры составляют примерно 0,01% населения, то есть они в сто раз отличаются от мировой статистики. Это означает, что наши врачи редко выявляют БАР и вместо него диагностируют у пациентов шизофрению либо депрессию. В результате больные долгое время получают неправильную терапию антидепрессантами или классическими нейролептиками, в том числе и долгими курсами, что нарушает качество их жизни.
Существует наследственная предрасположенность к БАР. Нельзя говорить, что есть один определенный ген, который обуславливает развитие БАР, это полигенное наследование. У тех, кто генетически предрасположен к нему, биполярное расстройство проявляется в основном на фоне психологических или физиологических стрессовых факторов. Кроме того, проявлению расстройства нередко способствует употребление психоактивных веществ, особенно наркотиков стимуляторного ряда.
Биполярное расстройство часто сочетается с другими психическими расстройствами, прежде всего тревожными. Пациенты с БАР часто злоупотребляют психоактивными веществами, занимаясь своего рода самолечением в попытках облегчить свое состояние, вместо этого усугубляя его. Часто БАР сочетается с расстройствами личности, в том числе с пограничным расстройством. Такие случаи особенно трудно диагностировать и лечить, потому что нужно, с одной стороны, медикаментозно лечить серьезное психическое заболевание, а с другой — вести психотерапию пациента с расстройством личности.
При сочетании биполярного расстройства и, например, расстройства личности приоритет отдается более тяжелому регистру — в данном случае это БАР. В первую очередь нужно компенсировать психическое расстройство, а затем заниматься психотерапией коморбидного расстройства личности.
БАР — это комплексное мультисистемное заболевание, оно не только влияет на функционирование мозга, но и приводит к сопутствующим соматическим патологиям, таким как сердечно-сосудистые заболевания, сахарный диабет, нарушение иммунитета и эндокринной системы.

Терапия биполярного расстройства

В первую очередь обязательным является медикаментозное лечение. Оно состоит из нескольких этапов. Пациент попадает к врачу в какой-либо из фаз, в депрессии или мании, и первичные действия направлены на купирование этой фазы. Важно не усугубить течение самого заболевания, и от этого зависит группа используемых препаратов.
Психотерапия применяется уже в фазе ремиссии. В первую очередь это психообразование — информирование о самой болезни, о том, что нужно делать, чтобы предотвращать последующие приступы. Также могут использоваться методы когнитивной терапии, интерперсональной терапии и терапии социальными ритмами. В последнее время ведутся исследования диалектической поведенческой терапии и тренингов навыков эмоциональной регуляции.
Биполярное расстройство — хроническое заболевание, поэтому медикаменты, как правило, приходится принимать длительное время, часто на протяжении всей жизни. Не всегда удается с первого раза подобрать такую терапию, которая бы полностью остановила приступы, хотя именно это является целью лечения. Для предотвращения развития фазы используется особая группа препаратов: нормотимики (стабилизаторы настроения) и некоторые атипичные антипсихотики. Применение антидепрессантов при БАР остается дискуссионной темой, в любом случае они не должны назначаться без препарата с нормотимическим действием. В некоторых случаях целесообразно проведение электросудорожной терапии (ЭСТ), которая отнюдь не является средством карательной психиатрии, а позволяет преодолевать резистентность к медикаментам. ЭСТ проводится с использованием миорелаксантов и под наркозом и является эффективной и безопасной альтернативой медикаментозному лечению, например, при беременности. В Австралии и Новой Зеландии ЭСТ активно используют и в качестве профилактической терапии.
Вопрос об отмене лечения может быть поставлен по инициативе пациента не ранее чем через пять лет отсутствия каких-либо симптомов заболевания.
Психообразование и психотерапия в первую очередь направлены на то, чтобы пациент учился выявлять ранние признаки обострения. В таких случаях можно вовремя скорректировать медикаментозную терапию таким образом, что пациент останется в интермиссии и не свалится в одну из фаз. Также проводится обучение нормальному режиму сна и бодрствования, труда и отдыха, выявлению и предотвращению запускающих фазы триггеров.
На сегодняшний день продолжается активное изучение различных аспектов БАР. Проводятся многочисленные исследования в области нейробиологии: ученые ищут объективные биологические маркеры, которые могли бы помочь клинической диагностике выявлять риск заболевания до того, как оно проявилось. Генетические исследования позволяют выявлять группу риска людей, у которых может возникнуть это заболевание, чтобы относиться к ним более внимательно. Также продолжаются исследования нейрохимических и метаболических процессов в мозге, в том числе с использованием высокотехнологичного оборудования (функциональная МРТ, PET), роли воспалительных факторов и даже влияния микрофлоры кишечника на течение заболевания. Продолжаются исследования лекарственных средств, поскольку даже при существующем достаточно широком арсенале препаратов не у всех пациентов удается добиться полноценной ремиссии. Проводится поиск и адаптация наиболее эффективных методик психотерапии и реабилитации с учетом специфических потребностей пациентов с этим заболеванием.

Анна Ушкалова
кандидат медицинских наук, врач-психиатр, Медицинский центр «Гранат»
Опубликовано Оставить комментарий

Вечное сияние серотонина.

Сегодня у нас очень простая картинка дня. Просто флуоресценция серотонина в выращенном в культуре нейроне улитки. И улиткам нужен «гормон счастья». Подробнее о серотонине и его рецепторах вы можете прочитать в наших статьях серии «Нейронауки для всех»: здесь — про серотонин, а здесь  — про его рецепторы. А про то, как устроены нейроны  — в отдельной статье.
 

Опубликовано Оставить комментарий

Светлана Бардина. Расстройство ненормально, но человек с расстройством — вполне нормален.

Картинки по запросу Светлана Бардина. Расстройство ненормально, но человек с расстройством — вполне нормален.В середине сентября в издательстве «АСТ» выходит книга философа Светланы Бардиной «Это бред! Как и для чего философы исследуют психические расстройства». Исследовательница объясняет, зачем нужно осмыслять опыт шизофреников или людей с маниями и как психически здоровым могут помочь свидетельства больных о своих переживаниях. В преддверии выхода книги в интервью «Инде» Светлана Бардина рассказывает о зыбкости психической нормы, изучении бреда и значимости феномена множественной личности для здоровых людей.

Как и для чего философия изучает психические расстройства?

Наша дисциплина может предложить иные способы понимания психических расстройств, нежели те, что есть сейчас у медицины. К примеру, одна из основных характеристик расстройств пищевого поведения — в частности анорексии — это нарушение восприятия формы и веса собственного тела. Психиатрия не располагает средствами, чтобы описать опыт пациента, а философия иногда может сделать его более понятным. Например, отдельные переживания пациентов хорошо вписываются в модель феноменологии Жана-Поля Сартра. Сартр описывает ситуацию подслушивающего под дверью человека: если он думает, что его не видят, он ощущает свое тело так же, как и всегда, но как только человек понимает, что его заметили, его ощущения меняются — он будто бы смотрит на себя и свое тело со стороны и видит его иначе. То же ощущение описывают в рамках медицинских исследований некоторые больные анорексией — с той лишь разницей, что в их случае искажение восприятия происходит не в одно мгновение, а постоянно.
То есть первая цель философии в изучении расстройств — это сделать опыт психически больных людей понятным другим. Возможно, в дальнейшем это может помочь в психиатрической практике.

Получается, сейчас ваши исследования никак не применяются в медицине?

Какого-то конкретного философского исследования, которое напрямую повлияло бы на медицину, пока нет. Хотя врачи могут учитывать наши изыскания при формировании терапии. Кроме того, философские дискуссии иногда влияют на изменение критериев, по которым диагностируют расстройства.

Получается, для философов психические расстройства — скорее повод поговорить о чисто философских категориях вроде сознания и реальности, нежели попытка как-то повлиять на способы их лечения?

Конечно, мы надеемся, что в перспективе наши знания конвертируются в практику, но изначально у философии психиатрии немного другая цель. Нам важно, что некоторые психические расстройства ставят под сомнение глобальные философские категории. Например, можем ли мы говорить о единой реальности, если есть феномен галлюцинаций? И что нам сообщает о сознании опыт больных шизофренией? Изучая болезни и ставя под сомнение существующие концепты, мы выходим за пределы того, что уже известно.

Философия психиатрии

Во введении своей книги вы говорите о том, что у психического расстройства есть содержание. Значит ли это, что философы пытаются рационализировать или хотя бы структурировать галлюцинации, бред и другие проявления болезней? Как это делается и что это дает медикам и обществу?

Да, философы действительно пытаются осмыслить, в какой-то степени рационализировать бред. Британский психолог и философ Джон Кэмпбелл, например, предлагает во время разбора бредовых высказываний обращаться к моделям научных революций. Так, при смене научной парадигмы в физике термин «масса» приобрел совершенно иное значение. Слова, которые употребляются пациентом в бреде, тоже приобретают совершенно другие значения по сравнению с тем, к каким мы привыкли. В нашей модели мира они оказываются бессмысленными. Понять бред еще труднее, чем новую научную картину мира, потому что смена значения слов происходит исключительно в сознании пациента. Однако, с определенными оговорками, установки пациента и изменение значения привычных слов можно анализировать. Что это дает? Во-первых, новую модель понимания бреда (которую обсуждают и сами психиатры). Кроме того, это может стать для нас поводом задуматься о том, что бред и новые идеи имеют между собой что-то общее.

Кто из ученых занимался ментальными расстройствами до того, как психиатрию выделили в отдельную дисциплину?

Психиатрия — дисциплина относительно новая (термин появился в начале XIX века; тогда же, по сути, начали работать первые врачи-психиатры), но психиатрические практики существуют очень давно. Душевные расстройства, бред, помутнение сознания описывают ученые, философы, религиозные деятели с античных времен, а некоторые даже пытались найти свои пути их лечения. Ментальные расстройства не всегда считались сферой ведения медицины, поэтому методы были разными: изоляция, обряды экзорцизма. То, что мы сейчас связываем с проявлениями психических болезней, в античности могли трактовать как философские откровения, а в средневековье объясняли с точки зрения религии — например, как проявление одержимости.

Как со временем менялось научное определение психической нормы?

Понимать норму можно в принципе по-разному. Самый простой вариант — статистический, когда нормально то, что присуще большинству. Но мы понимаем, что этот метод неидеален: например, высокий интеллект, который встречается у меньшинства людей, ненормальным никто не назовет. Часто норма понимается социально: то есть нормально то, что считается нормальным в конкретных обстоятельствах в конкретном обществе. Психическая норма в узком смысле — это отсутствие симптомов какого-либо психического расстройства. Но она очень тесно связана с социальным контекстом. В справочнике Американской психиатрической ассоциации оговаривается, что в некоторых культурах галлюцинации религиозного содержания — например, когда человек слышит голос Бога, — это «нормальная часть религиозного опыта», а не свидетельство психического расстройства. То есть одни и те же вещи могут быть нормальными или нет в зависимости от контекста.
Вопрос о психической норме был проблематизирован в начале ХХ века, когда социальные и антропологические исследования показали, что разные сообщества по-разному ее понимают. Тогда стало ясно, что психическая норма — скорее культурный, чем чисто медицинский феномен. К середине ХХ века в социальных науках сложилось течение, согласно которому патологическим признается то, что считается ненормальным с точки зрения данного общества (сегодня психиатрия тоже отчасти учитывает проблему культурной относительности нормы). Но сейчас, мне кажется, такое понимание несколько устаревает, потому что понятия «норма» и «здоровье» расходятся. К примеру, у меня близорукость. В некотором смысле быть близоруким ненормально, но это свойство не распространяется на меня лично. То есть расстройство — ненормально, а человек с расстройством — вполне нормален. Получается, сегодня даже наличие психического расстройства не всегда является достаточным основанием, чтобы признать человека ненормальным.

Из МКБ-11 (новый проект международной классификации болезней; на данный момент в мире действует МКБ-10. — Прим. «Инде») исключили все расстройства, связанные с трансгендерностью. Это решение тоже можно объяснить феноменом расхождения «нормы» и «здоровья»?

Да, но в расстройствах полового предпочтения даже в те времена, когда они считались диагнозом, определяющим было не само расстройство, а то, что гомосексуал или трансгендер не мог нормально жить в обществе. То есть «болезнь» вела к нарушению социальных взаимодействий «больного». И дискуссия вокруг этого вопроса была сосредоточена не на самом «расстройстве», а на том, что оно влечет за собой социальный стресс и страдания.

Как менялось научное понимание психических расстройств?

Психические расстройства всегда изучались с двух сторон — биологической и социальной (духовной, метафизической — название зависит от периода истории). Один подход без другого не дает полной картины, и эта двойственность, наверное, будет сохраняться всегда. В ХХ веке, с одной стороны, биологическая психиатрия достигла больших успехов: возникла психофармакология, стали использоваться методы нейронаук. С другой — возникла мощная традиция социальной критики, в том числе появились исследования, демонстрирующие, что «норма» — зыбкое понятие. Это противостояние так или иначе сохраняется. Например, на сегодняшний день существуют достаточно эффективные методы физиологического лечения депрессии. Возникает логичный вопрос: а зачем тогда нужны «альтернативные» исследования, которые акцентируют внимание на опыте пациента, социальных условиях его жизни? Сторонники социальных объяснений диагноза указывают на то, что применение лекарств устраняет лишь внешние симптомы депрессии, тогда как реальные причины расстройства лежат в социальной плоскости. Решить проблемы, которые в действительности привели к депрессии, медикаменты не могут. В этом смысле они работают примерно как обезболивающие — облегчают страдание, но не лечат болезнь. Поэтому «биологический» подход, несмотря на то что он позволяет достичь значимых результатов, вряд ли может быть единственным.

Как изменение понимания психических расстройств влияет на методы их лечения?

Мне все же кажется, это работает наоборот: методы лечения влияют на понимание расстройства. В частности, успех психофармакологии повлиял на само представление о природе расстройств. По крайней мере, ряд исследований по социологии психиатрии показывает, что многие врачи неявным образом стали определять расстройства иначе. В одной работе приводится такой случай. Врачи затруднялись поставить диагноз — колебались между шизофренией, обсессивно-компульсивным расстройством и деменцией (все это — очень разные расстройства). В итоге определяющим критерием стала реакция на медикаментозное лечение (упрощенно говоря, раз сработало определенное лекарство, значит, расстройство было таким, от которого оно помогает). До эры психофармакологии расстройство определялось в основном через поведенческие симптомы.
Впрочем, есть и примеры, о которых вы спрашиваете. В ХХ веке под влиянием социальных исследований произошла гуманизация психиатрии — от наиболее жестоких и «объективирующих» методов «лечения», включая лоботомию, отказались.

Понятие бреда в психиатрии и философии

Коль скоро единственно верной нормы нет, насколько этично вообще лечить душевнобольного — то есть в конечном итоге нормализовать его?

Психиатр и один из основателей антипсихиатрии Роналд Лэйнг приводит такой пример: если вы увидите, что десять самолетов летят в одну сторону, а один в другую, вам будет казаться, что именно он, отбившийся от строя, движется в неверном направлении. Хотя не исключено, что все ровно наоборот. В глобальном плане дела с пониманием нормы обстоят так же. Но если мы спустимся на уровень конкретных бытовых примеров, то почти всегда сможем однозначно сказать, что нормально, а что нет. Как по-вашему — нормально ходить с завязанными шнурками или с развязанными? Ответ очевиден. В этом плане лучше научить пациента ходить с завязанными шнурками, чем не делать ничего.

Всегда ли врачи могут распознать заболевание?

Разумеется, нет. В 1973 году американский психолог Дэвид Розенхан и его коллеги провели следующий эксперимент. Группу добровольцев отправили в разные психиатрические клиники. На приеме они должны были симулировать болезнь (говорить, что слышат голоса, чувствуют себя подавленно и прочее), но как только они поступали на лечение в больницу, они переставали это делать. По результатам эксперимента, во-первых, ни один врач не смог вычислить симулянта, во-вторых, все обычные действия, которые псевдопациенты совершали в клинике, считывались персоналом как признаки болезни. К примеру, то, что несколько пациентов заранее пришли на обед, описывалось как признак расстройства — якобы они очень сильно зациклены на еде (на самом деле пациенты пришли в столовую заранее просто потому, что в клинике нечем заняться).
У эксперимента было продолжение. Врачам объявили, что к ним отправят группу симулянтов, но на самом деле никого не отправили. В итоге количество «разоблачений» на приемах резко возросло. Эксперимент показал, что у врачей того времени не было достаточных инструментов для понимания того, кто действительно болен, а кто здоров. Но у эксперимента есть и более важный вывод: сама психиатрическо-врачебная ситуация создает такую оптику, при которой нормальные проявления человеческого поведения расцениваются как патология. Актуальны ли выводы эксперимента сейчас? Сказать непросто, потому что прошло 50 лет и методы психиатрии прогрессировали. Но мой прогноз — если мы повторим эксперимент сегодня, результаты будут похожи. Я как-то разговаривала с врачом-психиатром и спросила, какой бы он диагноз поставил мне прямо сейчас. Он ответил: «Вы вряд ли шизофреник, но то, как вы облизываете губы, наталкивает на мысли об этом».

Можем ли мы сказать, что сейчас понятие нормальности расширяется и многие психические расстройства тоже перестают считаться патологией?

И да, и нет. К примеру, с депрессией происходят одновременно и нормализация, и денормализация. С одной стороны, все больше людей понимают, что депрессия — не просто эфемерная грусть, а диагноз. С другой — из-за распространенности информации о диагнозе люди могут в своем обычном поведении разглядеть патологию. И обладателей этого диагноза уже не стигматизируют как «психов». То есть на деле не норма расширяется, а между нормальностью и патологией появляется градиент: «Да, у меня депрессия, и я не совсем здоров, но я не псих, которого нужно изолировать от общества».
Мы видим, что множество психических расстройств перестают считаться заболеваниями, но это не говорит о сокращении числа известных медицине патологий. В арсенале врачей начала ХХ века мы найдем всего несколько душевных расстройств. Когда психические расстройства впервые появились в Международной классификации болезней, эта группа насчитывала всего два наименования: dementia praecox (шизофрения) и «другие формы душевной болезни». Нынешняя классификация намного более разветвленная и включает в себя под сотню различных диагнозов. Какие-то исчезают из медицинских справочников, а какие-то пополняют их. Например, в МКБ-11 игровую зависимость признали болезнью, а в США ведутся разговоры о том, чтобы признать расизм психическим расстройством (пока не признали).

Восприятие психического больного обществом тоже нормализуется. В чем причины этой тенденции?

В Новое время основным методом «лечения» психических расстройств была изоляция человека от общества. Сегодня стационарное лечение не считается единственно возможным, сфера гуманизируется и границы «миров» — больничного и обычного — становятся более проницаемыми. Психиатрия меняет свой фокус, и благодаря работе врачей с так называемой «малой психиатрией» (депрессией, ранними симптомами психических расстройств) больного перестают воспринимать как «иного». Кроме того, люди со всевозможными расстройствами становятся видимыми (мы чаще встречаем их на улице или читаем о них в интернете). Все это ведет к тому, что нормальными становятся разные типы поведения. Нормализация восприятия происходит и за счет совершенствования технологий лечения — само понимание, что эффективное лечение возможно (и оно не обязательно должно быть стационарным), делает ситуацию более обыденной. Из неочевидных причин — коммерциализация сферы. Если раньше реклама препаратов от психических расстройств была направлена только на врачей-специалистов, то сейчас она адресована потенциальным пациентам и создана с расчетом на то, что они займутся своего рода «самодиагностикой». То есть производители медикаментов заинтересованы в том, чтобы обнаружение симптомов психического расстройства воспринималось не как катастрофа, а как ситуация, которая требует рутинного вмешательства.

В России отношение общества к людям с психиатрическими диагнозами тоже нормализуется?

Не могу говорить за все российское население; насколько я знаю, эмпирических исследований об отношении к психически больным во всероссийском масштабе не было. Тут многое зависит от слоя общества. Где-то и вправду произошли изменения, а где-то до сих пор на вопрос о том, что такое психическое расстройство, слышишь ответы, из которых следует, что это нечто очень опасное и далекое, то есть то, что никогда респондента не коснется.

В книге вы пишете, что для Декарта безумие — это универсальная антитеза разума, через которую он его и определяет. Сейчас в философии психиатрии так же?

Нет, безумие определенно потеряло это значение. Во времена Декарта «безумие» воспринималось как самостоятельная категория. Сейчас диагноз «безумие» не ставится, он разделился на множество расстройств, и даже само слово отчасти утратило связь с психиатрической проблематикой. Оно ушло из дискурса о нормальном и ненормальном, разумном и неразумном. Наверное, сейчас мы чаще говорим «безумие» в значении «безумные идеи», «да это безумие!», чем как характеристики психиатрических случаев.

Какова роль психических расстройств в современной культуре? Какие тенденции вы наблюдаете?

Интересная тенденция связана с проблемой множественной личности. Диссоциативное расстройство (оно же «множественное расстройство личности») начали массово диагностировать только в 1980-е годы, и образ множественной личности стал очень популярен в культуре. Книга Дэниела Киза «Множественные умы Билли Миллигана», основанная на реальной истории пациента, у которого было несколько десятков личностей, приобрела большую известность. То же расстройство лежит в основе сюжета книги и фильма «Бойцовский клуб». Мне кажется, популярность этих сюжетов в культуре (а может быть, даже и сам рост случаев заболевания) может быть отчасти связана с тем, что проблема множественной идентичности приобретает все большую значимость и для современных людей — даже для тех, кто не имеет никакого психиатрического диагноза. Это и проблема мультикультурной идентичности, и ситуации, когда человек проживает как бы несколько жизней (реальную, на личной странице в соцсетях, в фейковых аккаунтах и так далее). Описание расстройства в культуре — хорошая возможность порефлексировать на эту тему.

 
inde.io