Olga Juntunen — Страница 136 — Жизни

Опубликовано 01.03.2023 от Olga Juntunen — Оставить комментарий

В библиотеку

обзор книги Tedeshi, R.G., & Calhoun, L.G. (2004). Posttraumatic Growth: Conceptual Foundation and Empirical Evidence. Philadelphia, PA: Lawrence Erlbaum Associates.
подготовлен Дарьей Кутузовой

Травматические события приносят человеку много страдания и боли. Однако не следует забывать и о том, что вследствие преодоления травмирующих обстоятельств жизнь человека может меняться к лучшему. Подобные изменения в психологии принято называть «посттравматическим ростом». Посттравматический рост описывает переживания и опыт людей, чье развитие, по крайней мере, в некоторых областях, после травмы превзошло то, что было до травмы. Человек не просто выжил, но в его жизни возникли значимые с его точки зрения позитивные изменения, вышедшие за пределы имевшегося положения вещей. Это не возвращение к прежней жизни, к тому, как все было до травмы, это глубоко значимое преображение жизни.

Пересмотр мировоззрения и дистресс

Чаще всего посттравматический рост возникает тогда, когда травмирующее событие заставляет человека существенно пересмотреть свое мировоззрение. Чем сильнее событие угрожает мировоззрению человека, тем больше вероятность посттравматического роста. Каждая из сфер посттравматического роста включает в себя парадоксальный элемент: «теряя что-то, что-то обретаешь». Посттравматический рост не возникает без переживания потрясения, распада устоев мира; однако крайне высокая интенсивность травмирующих переживаний может оказаться больше, чем человек может вынести, и результатом становится не развитие, а сумасшествие или самоубийство. Для того, чтобы посттравматический рост имел место, у человека с самого начала должны быть определенные навыки успешного совладания с негативными эмоциями и психической напряженностью, иначе человек оказывается сломлен событиями.

Посттравматический рост возникает параллельно попыткам приспособиться к тяжелым жизненным обстоятельствам и высокому уровню психологического дистресса. Ранее считалось, что основными и практически неизбежными реакциями на тяжелые жизненные обстоятельства являются нарушения психического здоровья, но позже выяснилось, что подобные выводы делались на основе исследований, проведенных на выборках людей, которые обращались за помощью в психиатрическую клинику. Те, кто пережил травму, но к психиатру не обращался, обследованы не были. Количество людей, переживших травму и испытавших посттравматический рост, существенно больше, чем количество людей с психиатрическими нарушениями, возникшими вследствие травмы.

Травма как психическое «землетрясение»

«Сейсмические» психологические обстоятельства – потрясения – бросают серьезный вызов, противоречат или даже обнуляют то, каким образом человек понимал различные явления, причины и следствия событий, общий смысл и предназначение существования человека. Метафора «землетрясения» позволяет представить себе последствия травмирующего события как: разбор завалов после обрушения зданий; спасение выживших; похороны погибших; оценку того, что выстояло в результате землетрясения, а что – нет; что осталось сохранным; что нуждается в ремонте; что необходимо снести вовсе, а грунт специально укрепить, чтобы на этом месте вообще можно было бы что-то строить, а в каких местах лучше вообще не строить ничего, потому что там точно тряхнет еще раз.

Задача совладания, с которой сталкивается человек, переживший травму, просто огромна. Требуется не только продолжать совершать повседневные действия в мире, который кажется теперь чуждым и угрожающим, но требуется перестроить внутренний мир, создать его заново, сделать жизнеспособным и удобным. Новые убеждения должны признавать реальность опыта пострадавшего, но при этом давать ему основу для того, чтобы жить, не будучи захваченным полностью чувствами тревоги и уязвимости. Некоторые люди не справляются с этим. Но для большинства непосредственное переживание ужаса, случайности, неподконтрольности, бессмысленности, злобности и угрозы со стороны мира со временем уступают место менее абсолютистским, более сложным системам представлений.

В процессе создания нового внутреннего мира человек движется как бы между Сциллой и Харибдой. Сцилла – это искушение попробовать воссоздать то мировоззрение, то мироощущение, которое было до травматического опыта. Харибда – это искушение поверить, что мир полностью злобен, недружелюбен и неподконтролен. Задача вышившего – создать такой внутренний мир, который правдоподобен и в котором уютно жить.

Вскоре после травмы доминирующей историей жизни человека оказывается история о враждебности и неподконтрольности мира. Успешность совладания, успешность перестройки и выживания зависит от того, насколько человек способен осознавать тот опыт, который не включен в данную доминирующую историю, и выстраивать альтернативные истории, более широкие по сравнению с историей травмы.

Проявления посттравматического роста

Посттравматический рост проявляется в том, что меняется отношение человека к самому себе, к другим людям, меняется общая жизненная философия. В результате преодоления травмирующей ситуации и ее последствий человек начинает чувствовать себя одновременно более уязвимым и более сильным, чем раньше. Иногда ему открываются новые возможности в жизни, о которых он раньше не подозревал. Меняется отношение к жизни – она воспринимается не как данность, нечто само собой разумеющееся, а как дар, нечто, чем следует воспользоваться с толком. Столкновение с серьезным жизненным кризисом может переживаться также как испытание, «проверка на прочность». «Худшее, что я мог вообразить, — то, чего я больше всего боялся, — уже случилось со мной; что бы ни уготовила мне судьба дальше, я знаю, что справлюсь». Люди, пережившие экстремальные, чрезвычайные ситуации часто сравнивают с ними последующие жизненные трудности. «Ха! Видала я такие проблемы, по сравнению с которыми эти – сущие пустяки!»
Очевидно, что во время серьезных жизненных испытаний отношения между людьми могут пострадать или даже вовсе разрушиться. Однако иногда бывают и позитивные изменения. Пережив трагедию или утрату и получив поддержку и помощь от близких, а иногда даже и незнакомых людей, человек может почувствовать большую связь с другими, доверие, близость, сопричастность, свободу быть собой и сострадание. Сострадание ведет к актам помощи и альтруистическим поступкам.

В результате серьезных жизненных испытаний у людей часто меняются ценности и приоритеты, при этом более привилегированное положение начинают занимать так называемые «простые вещи» — то, что не модно, не стоит больших денег, не престижно, но доставляет человеку истинное удовольствие и ощущение осмысленности жизни: краски заката или улыбка ребенка. Одним из изменений в рамках посттравматического роста является изменение переживания повседневной жизни. Выжившие чувствуют себя очень «везучими». Обычно мы ценим не обыденное, но чрезвычайное. Чтобы что-то ценить, мы должны сконструировать это как нечто особенное, выдающееся. Но для человека, который больше не воспринимает жизнь как нечто само собой разумеющееся, жизнь становится особой, не обыденной, просто во многом потому, что она может оказаться больше недоступной. Мы ценим то, что боимся потерять.

Травматическое событие встряхивает жизнь людей, выбивает их из сытой созерцательности повседневной жизни и в результате люди становятся чрезвычайно чувствительными к самому жизненному процессу. Они начинают осознавать, что для них важно, иначе расставлять приоритеты, делать сознательный выбор о том, как им жить свою жизнь, которую они так недавно начали ценить. Люди знают, что им неподконтрольны какие-то серьезные повороты жизни, например, травматические жизненные события, но при этом им действительно подконтрольны те выборы, которые они делают каждый день. Люди становятся привержены жизни, берут на себя добровольные обязательства, берут на себя ответственность за свою жизнь. Хрупкость и мимолетность жизни придает ей больше ценности. В результате чего человек начинает более творчески и ответственно относиться к постановке целей и совершению выбора.

Люди, пережившие травму, выбирают для себя такие занятия, которые они действительно ценят и считают достойными вложения сил и времени. Исследования личных проектов показали, что те роды занятий, которые люди в целом («человечество») считают наиболее осмысленными – это какие-то межличностные и духовные проекты, подразумевающие достижение цели близости или общности, и альтруистические занятия, например, работа на благо сообщества и так далее. После травматических жизненных событий, когда выжившие тщательно выбирают, чему они готовы отдавать свою свободную жизнь, неудивительно, что они тоже ставят особый акцент на эти важные жизненные сферы – общение с друзьями, общение с семьей, создание и поддержание сообщества, локальной культуры, и духовную практику. Эти занятия не только обеспечивают структуру и источники идентичности, но также дают ощущение направления и смысла жизни. Таким образом, выжившие после травмы создают свои собственные ценности.

Переоценка ценностей приводит людей к переживанию смысла и цели в жизни, им становится ясно, что они действительно любят, а что пытается им навязать реклама и культура потребления в целом, с кем они хотели бы общаться, а на кого не стоит тратить время своей жизни. В результате люди становятся в целом счастливее, проживают жизнь во всей полноте, несмотря на то, что страдание, причиненное травмирующим событием и его последствиями, не исчезает полностью и тоже присутствует в их жизни.

Готовность встретить грядущие трудности

Р. Янофф-Бульман утверждает, что посттравматический рост может создать специфическую «готовность к действиям» («подготовленность»), позволяющую пережившим травму преодолевать последующие тяжелые события более спокойно и уверенно. Если человек пережил серьезную травмирующую ситуацию и перестроил свой жизненный мир так, чтобы включить в него этот опыт и потенциальную возможность горя, утраты, трагедии и т.д., то трудности, с которыми он сталкивается в дальнейшем, уже не выступают как существенный разрыв жизненной истории и не требуют всей той работы по осмыслению, которая была необходима в первом случае. У последующих горестей и невзгод будут негативные последствия, но человек уже умеет с ними справляться и не будет воспринимать эти обстоятельства как «травму». Они не приведут к трансформации восприятия себя, отношений с другими людьми и жизненной философии. Подобная «готовность» в чем-то сходна с «жизнестойкостью» — психологическим понятием, которое описывает способность возвращаться к прежней форме после травмирующих обстоятельств или сопротивляться их влиянию. Чтобы достичь посттравматического роста, люди должны отказаться от определенных целей и базовых жизненных убеждений, и в то же самое время – намеренно и настойчиво выстраивать другие жизненные принципы, цели и смыслы. Изменение представлений о жизни, изменение целей создают такое сочетание, которое дает человеку возможность чувствовать, что он движется по направлению к собственным целям, насколько это возможно. Ощущение продвижения по направлению к собственным целям является ключевым для удовлетворенности жизнью.

Важно сказать, что несмотря на то, что многие люди позитивно оценивают достижения, связанные с посттравматическим ростом, они заявляют также о том, что если бы могли, то, ни секунды не сомневаясь, променяли бы все эти достижения на восстановление жизни в том виде, в каком она была до трагедии.

Негативные навязчивые мысли и рефлексивное размышление

Посттравматический рост возникает в результате произвольного рефлексивного размышления о происшедшем. Подобные размышления сильно отличаются от негативных навязчивых мыслей о событии, которые имеют место вскоре после самой трагедии. Типы размышлений, ведущие к худшим исходам – это сосредоточение на прошлом, сожаление о целях, которые не были достигнуты, а теперь и не могут быть достигнуты, а также размышления о том, что надо было бы сделать, но не получилось, чтобы избежать травмы. Негативных навязчивых мыслей человек пытается избежать; он переходит к произвольному рефлексивному размышлению, когда у него появляется безопасный контекст, нечто вроде защищенной территории, стоя на которой, человек может рассматривать то, что он испытал.

Очень важным фактором, делающим посттравматический рост возможным, является самораскрытие, возможность рассказать – устно или письменно – о пережитом, поделиться этим с благожелательно настроенными слушателями или читателями. Люди, пережившие травму, скорее раскрываются и рассказывают о том, что с ними произошло, тем, кто «тоже там побывал», потому что этим людям больше доверия.

Отклик слушателей на рассказ пострадавшего

Очень важен отклик так называемой «первичной референтной группы» на рассказ человека. Под первичной референтной группой понимается круг тех, кто оказывает непосредственное влияние на человека. В состав этой группы может входить семья, друзья, религиозная конгрегация, спортивная команда, соседи, преступная банда, коллеги по работе. С ними человек постоянно взаимодействует, с ними он разделяет определенные мировоззренческие позиции, предположения и убеждения. В литературе часто можно встретить выражение, что человек с этой группой «идентифицируется» или «отождествляется». Отклик членов первичной референтной группы с высокой вероятностью повлияет на поведение человека и на него самого. Важно, что эти близкие люди думают о том, может ли травматический опыт приводить к развитию, и если да, то при каких условиях, а если нет, то почему, — и то, соотносятся ли их представления с представлениями самого человека, пережившего травму. Следует отметить, что если человек в результате травмы не переживает рост, а в его ближайшем окружении есть ожидания, что он должен расти, человек может испытывать более высокую степень дистресса.

Принадлежность к той или иной более широкой культуре также оказывает влияние на то, будет ли у человека посттравматический рост и в какой форме. В культуре имеются истории, притчи, пословицы, поговорки, традиции и пр., которые могут задавать возможные траектории посттравматического роста. Например, изменения приоритетов, нахождение новых путей в жизни может подразумевать уровень гибкости и независимости, специфический для современного западного общества, которое подчеркивает примат индивидуализма над коллективизмом.

Когда люди рассказывают другим подобные истории, раскрываются эмоциональные аспекты переживания событий человеком, в результате чего возникает иногда поразительное чувство близости со слушателями. В группах поддержки для переживших травму члены группы часто говорят, что группа – это их семья, потому что там они могут больше рассказать о себе и чувствуют больше принятия, чем в других межличностных отношениях. Рассказы о травме и росте могут иметь эффект распространения так называемого «вторичного посттравматического роста», когда люди меняются не оттого, что они сами пережили травму, а оттого, что они доверительно пообщались с кем-то, кто пережил травму. Истории о травме и росте могут выйти за пределы жизни отдельных людей и изменить общество в целом, запустив положительные изменения.

Умения и навыки, способствующие посттравматическому росту

Больше вероятность преодоления травмирующей ситуации по типу посттравматического роста, а не посттравматического стресса, у тех, кто способен произвольно концентрировать внимание, и даже в самой катастрофической ситуации отмечать моменты, которым можно порадоваться, какие-то сферы и области жизни, не затронутые проблемой. «У меня может болеть тело, не быть денег, я могу потерять близких и т.п., но при этом я могу не потерять умение наслаждаться прекрасным закатом». Когда таких исключений достаточно много, это дает возможность укрепить позиции для осмысления травматического опыта. Важно также умение выделять существенное в ситуации и оценивать, что на данный момент поддается контролю человека, а что нет, на что ему стоит направлять свои силы, а что следует пока перетерпеть. Чем лучше человек справляется сразу после травмы, чем более активным и компетентным он себя чувствует, тем больше вероятность, что в дальнейшем у него произойдет посттравматический рост. Готовность воспринимать травмирующую ситуацию как в определенном смысле учебную из которой можно извлечь урок, и напоминание себе о том, чему в ситуации удалось научиться, — важный фактор посттравматического роста.

https://narrlibrus.wordpress.com/

Опубликовано 28.02.202320.02.2023 от Olga Juntunen — Оставить комментарий

Депрессия: причины и симптомы.

Психолог Мария Падун о причинах и проявлениях депрессии, состоянии апатии и фазах смены настроения

Депрессия — расстройство настроения, то есть комплекс психических нарушений, связанных прежде всего с эмоциональной сферой. Это расстройство характеризуется различными эмоциональными нарушениями, при которых люди испытывают тоску, тревогу, чувство вины, ангедонию, то есть утрату способности переживать удовольствие, или апатию — состояние, когда человек не испытывает ни негативных, ни позитивных эмоций. Кроме того, депрессия характеризуется определенными нарушениями в сфере мышления. Например, людям с депрессией бывает сложно сосредоточиться, выполнять целенаправленную умственную деятельность, которая связана с концентрацией внимания. В депрессивном состоянии люди с трудом принимают решения. У них присутствуют мрачные мысли о самих себе, об окружающем мире, о людях.

У депрессии есть такие физиологические проявления, как нарушения сна, функций кишечника, сексуальных потребностей. У больных депрессией нарушается общий энергетический тонус, они чувствуют утомляемость. При соматизированной депрессии человек переживает неприятные ощущения в теле. Если смотреть на такого человека, то в его поведении можно наблюдать пассивность, избегание контактов с людьми, отказ от развлечений. Депрессии часто сопутствует увеличивающееся злоупотребление алкоголем или другими психоактивными веществами, которые используются с целью улучшения настроения.

Исследования депрессии

Проявления меланхолии были описаны еще в Античности. Гиппократ ввел термины «мания» и «депрессия». В конце XIX века немецкий психиатр Эмиль Крепелин, родоначальник школы Крепелина, впервые описал маниакально-депрессивный психоз. Позднее стали различать униполярную и биполярную формы депрессивного расстройства. В современных представлениях маниакально-депрессивный психоз называется биполярным расстройством. Помимо этого, можно говорить о так называемой невротической депрессии, которой могут быть подвержены люди, не страдающие психическим заболеванием, но имеющие психологические сложности, предрасполагающие к депрессии. Маниакально-депрессивный психоз был описан давно, и сейчас это понятие считается устаревшим. В современном мире больше распространен диагноз «депрессивный эпизод», который может иметь различные степени тяжести.

Причины депрессии

Современные представления о депрессии описываются в рамках биопсихосоциальных моделей. Причины депрессии никогда не бывают однозначными. Биологические факторы депрессии подтверждены генетическими исследованиями, но вклад генетических факторов в целом невысок. Нейрохимические исследования показывают, что у людей, склонных к депрессии, есть нарушения в обмене нейромедиаторов, которые вносят вклад во взаимодействие между нервными клетками и прохождение электрических импульсов.

Психологические причины депрессии можно обобщить в двух основных направлениях. Прежде всего, это нарушения самооценки и самоуважения — интроективные варианты депрессии, при которых человек имеет определенное представление о собственном «Я» как о недостойном любви и уважения. В связи с этим формируются различные варианты компенсаторного поведения. Например, это может выражаться в такой личностной черте, как перфекционизм. При таком раскладе человек может принять себя только тогда, когда он идеален, другие люди оценивают его идеально, а продукты его деятельности не имеют изъянов. Если жизнь и активность человека направлены на то, чтобы подтвердить хорошее отношение к себе, наступает депрессия истощения. То есть если вся активность направлена на то, чтобы достигать результатов, человек теряет психическую энергию, которая образуется за счет переживания позитивных эмоций: радости, удовольствия, интереса. Такие механизмы депрессии чаще свойственны мужчинам.

Другое направление в понимании психологических причин депрессии — это проблемы в близких отношениях. Когда человек нуждается в другом человеке, чтобы почувствовать себя живым и способным адаптироваться к реальности, он склонен к слиянию с другим человеком и максимальному сокращению дистанции. В таких случаях человек переживает себя через другого человека. Эта склонность зависеть в отношениях чревата депрессией. В таких отношениях партнер часто чувствует себя задушенным. Ему не оставляют пространства, к нему слишком близко склоняются. Такие отношения часто распадаются, и человек, который нуждается в этом слиянии, ощущает это как утрату себя. Это переживание люди характеризуют следующим образом: «Как будто бы меня нет, если другой меня покинул». Такая зависимость часто ведет к депрессии, потому что у человека нет силы эго, которая позволяет ему жить автономно.

Кроме того, у депрессии есть социальные механизмы. Существует определенное культурное влияние, которое воздействует на выраженность депрессии в той или иной культуре. В северных культурах заболеваемость депрессией выше, чем в южных и восточных. Здесь на первый план выходит культ успеха, рациональности, благополучия, который насаждается через средства массовой информации и воспитание родителей. В процессе взросления люди интроецируют, то есть принимают вглубь, в свое мировоззрение, представления о том, что им нужно иметь определенный перечень достижений, чтобы быть хорошими. Активируются механизмы социального сравнения, и, когда человек сравнивает себя с другими людьми, а сравнение оказывается не в его пользу, это чревато депрессией. Кроме того, люди обращают много внимания на достижения в отношении собственной телесности: каким должно быть тело, чтобы оно было социально приемлемым, и что с этим телом надо делать, чтобы его принимали в социуме.

Проявления депрессии

Тоска может ощущаться физически, в виде сдавливания в каких-то частях тела. Чаще всего люди говорят о сдавливании в груди. Есть понятие витальной тоски, когда человек чувствует, что что-то плохо, но не понимает, что конкретно. Он не переживает утрату, не страдает от разлуки с близким человеком, но переживает состояние жизненной тоски. Больные с таким симптомом часто говорят, что им просто плохо, жалуются на подавленное настроение.

Тревога — это ощущение внутреннего напряжения, ожидание чего-то негативного. Тревога часто сопровождает депрессию, но может проявляться и самостоятельно. При депрессии тревога может возникать в дополнение к тоске и подавленному настроению.

Чувство вины и вообще склонность к самообвинению свойственны людям с невысокой самооценкой. Здесь прослеживается связь низкой самооценки и депрессии. Чувство вины, как правило, связано с персонализацией, то есть с ошибкой мышления, при которой человек часто принимает плохие события на свой счет, а хорошие события считает следствием внешних причин.

Ангедония — это состояние, в котором человек не может испытывать удовольствие от того, что раньше его радовало. Например, пациент с депрессией говорит, что раньше полжизни бы отдал за поездку на рыбалку, а сейчас даже думать об этом не хочет. Это следствие ангедонии, отдаления от всего, что раньше трогало.

Апатию люди чаще всего переживают через собственную пассивность. Апатия — самое тяжелое проявление депрессии, потому что это состояние сложно лечить психологическими методами. При апатии человека ничего не трогает эмоционально ни в плохом, ни в хорошем смысле. В состоянии апатии человеку хочется лежать в постели, у него нет эмоций, его ничто не побуждает, нет мотивов. При этом у человека есть долженствования. Например, он говорит себе, что должен встать, приготовить завтрак, покормить детей, но это переживается как давление, долженствование, а не как цель или желание. Чаще всего люди понимают, что у них апатия, когда ничего не хотят, кроме как оставаться в постели.

Сон и аппетит. Эмоции — это психологические явления, которые имеют большой физиологический, соматический компонент. У них есть когнитивный компонент на уровне переживания: прежде чем что-то почувствовать, мы интерпретируем то, что происходит. Когда эмоциональное состояние неблагополучно, нарушаются функции вегетативной нервной системы, которая управляет внутренними органами. Человек переживает самые разные физиологические симптомы: нарушения аппетита в ту или другую сторону, нарушения сна. Внутренние напряжения делают сон поверхностным или препятствуют вхождению в сон.

Поведение. На уровне поведения депрессия проявляется в пассивности, избегании контактов, отказе от развлечений, постепенной алкоголизации или злоупотреблении психоактивными веществами.

Кроме того, эмоции влияют на мышление. С другой стороны, мышление влияет на эмоции. У некоторых людей депрессия развивается в связи с биохимическими механизмами, которые не зависят от его личности. Например, человек с детства знает, что с утра у него хуже настроение, а после обеда настроение улучшается. Когда человек чувствует тяжелое эмоциональное состояние, у него возникает неосознанная потребность обосновать это состояние когнитивно. У человека возникает потребность думать о плохом. Мышление тоже может влиять на эмоции. Механизмы когнитивной терапии депрессии основаны на том, что при помощи психотерапевта человек работает над этими ошибками мышления, которые присущи депрессивному мышлению. Он начинает осознавать эти ошибки на когнитивном уровне.

Формы депрессии

Одна из форм депрессии — биполярное расстройство. Оно проявляется как расстройство настроения, которое протекает с фазовым течением. Фазы — это промежутки времени, которые длятся неделями или месяцами. При этом при биполярном расстройстве фазу мании сменяет фаза депрессии. Мании свойственно позитивное настроение. В этом состоянии человек полон планов, мало спит, не анализирует препятствия, совершает необдуманные поступки.

При биполярном расстройстве наблюдаются значительные коэффициенты генетического вклада. При невротической депрессии генетический вклад ниже, и более значительную роль играют психосоциальные факторы. При таком расстройстве не бывает фазы мании, нарушений мышления и тестирования реальности, бреда или галлюцинаций. Лечение невротической депрессии в большей степени зависит от психотерапевтических процедур.

Другая форма депрессии — униполярная депрессия, то есть депрессивный эпизод. Он может иметь три степени тяжести: легкую, умеренную и тяжелую. Это состояние длится не меньше двух недель. Если депрессивный эпизод повторяется, то диагноз меняется с депрессивного эпизода на рекуррентное депрессивное расстройство, то есть на периодически всплывающую депрессию. Человек может перенести депрессию один раз в жизни, а может страдать ею два раза в год.

Кроме того, есть такие формы нарушений настроения, как циклотимия и дистимия. Это скорее характеристики личности, чем болезнь. Дистимия — свойство человека пребывать в мрачном настроении, иметь пессимистическую картину мира, но при этом функционировать всю жизнь, ни разу не обращаясь к психиатрам. Интенсивность депрессивных признаков у дистимиков невысока, но продолжается годами.

Циклотимия — это дистимия с наличием фаз, при которых дистимическая фаза сменяется фазой хорошего настроения и так далее. Отличие от биполярного расстройства в том, что это характеристика, связанная с мировоззрением человека и его личностью. Можно говорить о циклотимическом или дистимическом характере личности. Такая депрессия занимает всю жизнь, если человек специально над этим не работает. И это радикально не ограничивает его в жизнедеятельности. Но когда имеет место настоящая клиническая депрессия, человек ограничен в жизнедеятельности. Часто он не может работать в связи с тем, что не может сконцентрироваться, встать с постели, у него нет психического тонуса, но есть сильная тоска.

Лечение депрессии

Существует несколько психотерапевтических направлений лечения депрессии. В частности, с депрессией работают психоаналитики. Они в большей степени ориентированы на анализ ранних утрат, травм. Одной из самых эффективных является когнитивно-поведенческая терапия депрессии, автор которой — Аарон Бек. Концепция Бека называется когнитивной терапией депрессии. Основная теоретическая предпосылка состоит в том, что у человека есть негативные базисные убеждения, представления о себе, мире, своем будущем, которые держат его внутри депрессивной ямы.

Человек следует компенсаторной стратегии поведения в том, что он должен всем нравиться и не должен ошибаться. Эти стратегии поведения ведут к истощению или разочарованию. В когнитивной терапии существует ряд техник, которые направлены на то, чтобы корректировать эти базисные убеждения. Сначала корректируются более поверхностные убеждения. Человек учится распознавать эти ошибки мышления. Когда он апробирует это в жизни, то постепенно начинают корректироваться базисные убеждения тоже. Он начинает в большей степени принимать себя таким, какой он есть, перестает зависеть от мнения и оценки других, разрешает себе делать ошибки и адекватно к ним относиться. Убеждения корректируются, и жизненная ситуация начинает интерпретироваться через призму других убеждений и мировоззрение, которое более адаптивно.

Кроме того, депрессию лечат медикаментозно. Известно, что половина жителей США принимает антидепрессанты. В России такая практика тоже распространена, но гораздо меньше людей обращается к психиатрам. История отечественной психиатрии советского периода довольно репрессивная. В сознании людей есть предубеждения.

Депрессия должна лечиться комплексно. Если человек лечит депрессию антидепрессантами, у него не вызревают механизмы психологического совладания с эмоциями. В результате рано или поздно он наступает на те же грабли.

Частота заболеваний депрессией

Согласно статистическим данным, у женщин депрессия возникает чаще, чем у мужчин. Это обусловлено тем, что у женщин в целом более тонкая нервная организация и присутствуют циклические гормональные изменения. Наиболее уязвимый возрастной интервал — после 45 лет. В пожилом возрасте депрессия сопряжена с тревогой. Есть прогнозы, что уже в XXI веке депрессия займет второе место после сердечно-сосудистых заболеваний по причинам инвалидности. В целом в западных странах это действительно является социальным бедствием.

Влияние депрессии на физическое здоровье

Есть два механизма влияния депрессии на физическое здоровье. Во-первых, имеет место соматизация, при которой речь идет не о физическом здоровье, а о симптомах, которые человек переживает как нарушения физического здоровья. Часто при депрессии у человека бывают так называемые психалгии, то есть болезненные ощущения в разных частях тела. При этом медицинские исследования не приводят к каким-то результатам. Но человек систематически страдает телесно: у него может сильно болеть голова или, например, колено; кроме того, бывают желудочные или сердечные боли.

Другой механизм — это влияние депрессии на здоровье, на изменения в тканях организма, которые связаны с депрессией. Сама по себе депрессия не вызывает повреждений внутренних органов. Но человек, находящийся в депрессивном состоянии, часто ведет нездоровый образ жизни. Имея мрачный взгляд на положение вещей в жизни, он может не обращаться к врачам или, наоборот, обращаться слишком часто. Физиологические, биохимические компоненты депрессии до конца не изучены. Что касается психологии, то здесь тоже много белых пятен, в частности в описании семейных и культурных механизмов депрессии. Ученые пытаются понять, почему, например, в южных странах больных депрессией меньше, чем в северных, но при этом в Индии больше, чем во всем мире.

Мария Падун

кандидат психологических наук, старший научный сотрудник лаборатории психологии посттравматического стресса Института психологии РАН, практикующий психолог, психотерапевт

https://postnauka.ru/

Опубликовано 27.02.202320.02.2023 от Olga Juntunen — Оставить комментарий

Суицидальные и антисуицидальные факторы.

Психолог Илья Плужников о предрасположенности к суициду, проблемах с самооценкой и религиозных убеждениях как антисуицидальном факторе

Когда мы говорим о суицидальном поведении, мы всегда должны понимать, что любой поведенческий акт — это система сдержек и противовесов. И когда мы говорим о таком сложном на первый взгляд феномене, как уход из жизни, мы также должны выделять эту систему сдержек и противовесов: суицидальные факторы, то есть факторы, которые предрасполагают к суицидальной активности, и антисуицидальные факторы, то есть те, которые подавляют такого рода активность.

Начнем с суицидальных факторов — это те личностные особенности, наличие которых предрасполагает к суицидальному решению проблемы в случае попадания человека в какой-то конфликт. Какие это могут быть конфликты? Это могут быть межличностные конфликты, внутриличностные конфликты, то есть конфликт между долгом и чувством, семейные конфликты, производственные конфликты. Это могут быть какие-то очень сильные фрустрации, то есть ограничения, когда человек не может реализовывать себя по причине, например, тяжелого соматического заболевания, онкологического заболевания, по причине травли в коллективе и так далее. То есть такого рода ситуаций достаточно много, и на самом деле, с моей точки зрения, относительно бессмысленно их классифицировать. С точки зрения психологии важно классифицировать именно эти психологические факторы — суицидальные и антисуицидальные.

Суицидальные факторы — это личностные особенности, индивидуально-психологические особенности характера человека, которые в случае попадания его в нестабильную ситуацию, в какой-то конфликт вызывают и активируют у него различные формы суицидального поведения.

Что же это за факторы? Во-первых, это сниженная толерантность к эмоциональным нагрузкам — это люди сенситивные, про которых едва ли можно сказать, что они толстокожие или действительно какие-то пробивные. Они очень ранимые, очень хрупкие, и про них можно сказать так. Во-вторых, у них зачастую наблюдаются особенности когнитивной сферы: интеллектуальная сфера у них структурирована определенным образом. Это люди, которые склонны к черно-белым оценкам («все или ничего», «плохо — хорошо»), к категоричности своих суждений, которые не могут находить каких-то оттенков, нюансов отношений, ситуаций, эмоциональных проявлений. Для них существуют только две категории, и эти категории всегда полярны: он колеблется между «плохо» и «хорошо», между «я уродлив» и «я прекрасен», между какими-то такими характеристиками. Это общая черта для них. У них может наблюдаться недостаточная развитость коммуникативных способностей, и нейропсихологические данные об этом тоже говорят. При нейропсихологическом тестировании пациентов, которые совершили попытку самоубийства, было показано, что у них снижен параметр, который на английском языке называется verbal fluency (словесная беглость) — скорость, с которой человек может как можно больше произнести слов на определенную букву или из определенной категории.

Оказалось, что по сравнению с людьми, которые никогда ничего не совершали, никаких такого рода поступков, у них эта способность снижена. Отсюда авторы такого исследования делают вывод, что на базовом уровне у них страдает коммуникативная компетентность. На более высоком уровне, когда проводили уже не нейропсихологические исследования, которые изучали дефицитарность определенных мозговых структур, а именно социально-психологические исследования, было показано, что пациенты, которые совершили суицидальную попытку, могут войти в коммуникацию, могут поддержать коммуникацию хуже. О чем это говорит? О том, что они — и это самое главное — не могут попросить о помощи. А суицидальное поведение — это всегда крик о помощи, но очень специфический. Пациенты действительно всячески пытаются показать то, что у них возникают такого рода вещи, что они страдают от этого, что у них есть душевная боль. (На научном языке душевная боль ведь так и называется — психалгия. Не кардиалгия, когда сердце болит, не невралгия, когда нервы болят, а психалгия, то есть острая душевная боль.) Они пытаются об этом сообщить, но в связи с недостаточностью коммуникативных навыков они не могут это правильно сделать, и поэтому, не получая обратной связи, они тоже попадают в группы риска, которые могут действительно совершить самоубийство.

Безусловно, у таких людей неадекватная самооценка. Она может быть заниженной, как при депрессии — депрессивные пациенты или просто люди, у которых наблюдается высокий уровень депрессивности, у которых депрессивность еще не достигла уровня депрессивного расстройства, склонны к суицидальной активности. У них ограниченный репертуар стратегий совладания со стрессом, у них есть недостаточности такого рода, как социальная поддержка, чувство юмора, возможность как-то переосмыслить ситуацию, взглянуть на нее со стороны — такое стереоскопическое мышление. Такого рода сложные стратегии совладания со стрессом им недоступны.

Конечно, у них очень примитивные защитные механизмы. Опять же, как только возникает стресс, у них актуализируется это черно-белое мышление, они трактуют стресс как что-то катастрофическое, что может действительно их убить, и принимают решения о том, что раз это может убить, то лучше не ждать мучительной смерти, а принять решение о том, чтобы уйти из жизни каким-то более простым способом.

Таким образом, при столкновении со стрессом человек, который, обладая такого рода индивидуально-психологическими особенностями, попадает в такую проигрышную позицию, находится в ситуации тупика. И действительно, при тех ограничениях, которые я назвал, у него фактически не остается другого выхода, потому что в культуре эта тема достаточно прописана. И он опирается на эти культурные способы реагирования, когда он понимает, что он в тупике, как были в тупике те персонажи, которые описаны в литературе, искусстве.

Теперь поговорим об антисуицидальных факторах — это та система, которая сдерживает. И первое, что должен сделать психолог, к которому попадает человек с суицидальными мыслями, — это диагностировать наличие этих антисуицидальных факторов, задав себе вопрос: что сейчас этого человека держит в этой жизни? И это в действительности самая главная работа психолога. Что же может удерживать человека от самоубийства? Конечно, это интенсивная эмоциональная привязанность к значимым другим, наличие каких-то родительских обязанностей, любовь — к детям, к партнеру, к родителям. Иными словами, с одной стороны, эмоциональные привязанности как эмоциональный фактор, а с другой стороны, наличие обязанностей как более рациональный фактор — осознание обязанностей, что если меня не будет, то со значимыми другими что-то пойдет не так: родительские обязанности, обязанности ухода за пожилыми родителями, выраженное чувство долга; обязательность, если даны какие-то обещания; если это связано с работой и так далее.

Безусловно, одним из самых сильных антисуицидальных факторов являются религиозные убеждения — убеждения о том, что самоубийство — это грех. Неважно, какие представления идут о том, что я попаду в ад, или это некое такое абстрактное убеждение, что это грех, значит, неважно, какие последствия меня ждут, — этого просто не надо делать. Такого рода поведение вообще должно присутствовать в моем сознании, его нужно от себя гнать. Парадоксально, но у нерелигиозных людей тоже есть такого рода фактор — это фактор философский. Приведу пример: когда я спрашивал у одного из моих пациентов, у которого были суицидальные мысли, есть ли у него какая-то такого рода религиозная подоплека, почему ему не нужно совершать самоубийство, то он говорил, что он не верит в Бога, но, будучи философом по образованию, он использовал категорический императив Канта, для того чтобы отогнать от себя суицидальные мысли. Согласно этому императиву, любая максима моей души должна стать всеобщим законом: если в этом смысле я буду совершать самоубийство, то это будет всеобщим законом; как только я сталкиваюсь с каким-то стрессом, как только я начинаю страдать, я заканчиваю жизнь самостоятельно — общество перестанет существовать, поэтому это неприемлемо. С его точки зрения, все было очень просто.

Еще один фактор — представление о неиспользованных жизненных возможностях, то есть умение видеть перспективу, видеть себя в этой перспективе, понимать, что можно достичь чего-то другого, что может в будущем стать тем, что будет удерживать, хотя это сейчас не удерживает; наличие каких-то творческих планов, когда они уже начаты или есть шанс их реализовать.

И наконец, два критерия, о которых обычно как-то умалчивают, считают, что об этом не нужно говорить, но это очень важно. Во-первых, это боязнь, страх боли, особенно когда речь идет о том, что человек принимает решение уйти из жизни и понимает, что он не может никак уйти из жизни, как только через боль, например сбросившись с крыши или через повешение, и это может его остановить. Во-вторых, парадоксальный критерий (всегда, когда он называется, он вызывает какое-то недоумение: «Как такого рода вещи могут быть критерием?») — это эстетический критерий. Это нежелание даже после смерти выглядеть неприглядным образом. Это тоже останавливает человека. Все прекрасно знают (в последнее время это достаточно широко распространено), что повешение, например, сопровождается и мочеиспусканием, и дефекацией, это выглядит не очень хорошо, даже внешний вид, и на самом деле не существует какого-то такого способа самоубийства, который бы в полной мере удовлетворял каким-то эстетическим критериям.

Все эти факторы и держат человека, удерживают его от принятия решения совершить самоубийство. И конечно, если психолог сталкивается с пациентом, у которого есть такие факторы, он должен взвесить их. Если перевес в сторону суицидальных факторов, то психолог принимает какие-то специальные психотерапевтические решения (есть специальные интервенции), но, конечно, важно, чтобы пациент находился под врачебной опекой, где был бы контроль над тем, чтобы он ничего с собой не совершил.

Конечно же, эти критерии используются в судебно-психиатрической экспертизе, в комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизе, при принятии экспертного решения о том, что действительно ли человек, который найден мертвым, находился в таком эмоциональном состоянии и обладал определенными индивидуально-психологическими особенностями, которые бы сподвигли его к самоубийству. Действительно ли это самоубийство, или это убийство, или это доведение до самоубийства? Это уже следствие вместе с экспертами принимает решение. Такого рода процедура называется «психологическая аутопсия» — психологическое вскрытие, которое проводят психологи в рамках судебно-психологической экспертизы.

Илья Плужников

клинический психолог, кандидат психологических наук, ведущий научный сотрудник Научного центра психического здоровья, заведующий кафедрой нейро- и патопсихологии взрослых Московского института психоанализа.