Опубликовано Оставить комментарий

Когда страдание это образ жизни.

Когда страдание это образ жизни.Из сегодняшней консультации: — Мне бывает даже стыдно за то, что я не страдаю. Во время беременностей токсикоза не было — часто слышу: «Разве ж это беременность без токсикоза?» — Рожала — не больно было. Рассказываю подружкам — реакция такая: «Ну, тогда ты не знаешь, что такое рожать!» — Купила робот-пылесос — мама комментирует: «Да, это ж удобно…. Не надо на коленках ползать и убираться. Конечно, проще же кнопочку нажать…» Надо ли говорить, что в этих словах звучит упрек?

 

Общество, окружающие словно требует, чтобы человек страдал, причем — человек любого пола и возраста. Сейчас я буду говорить в основном о страдании женщины. Причем, не о страдании привнесенном извне, а о страдании как образе жизни. Причем, такая жизнь и считается единственно правильной, достойной. Итак, страдание как образ жизни — но выбранное почти не осознанно, усвоенное без критического осмысления. Труд должен быть обязательно изнурительно тяжелым, по крайней мере, не любимым. Только так можно получать деньги — тогда они «кровно заработанные». У «Наутилуса» есть замечательная песня «Круговая порука». «Здесь мерилом работы считают Усталость…» Не процесс, не результат, даже не заработок. Усталость есть мерило работы.

 

Все верно. Кстати, это одна из точек непонимания, расхождения во взглядах между поколениями. Знакомый упрек от родителей: «Да что там твоя работа? Подумаешь, сидишь в кабинете, в компьютер смотришь и разговоры разговариваешь…Вот я в твои годы….(сталь варил, полы мыла, землю копала…)»…То есть, предполагается, что труд обязательно должен быть процессом нелюбимым, мучительным, изматывающим.» Если женщина любит свою работу, увлечена ей, если у нее все получается — она рискует прослыть «карьеристкой», «плохой хозяйкой», «не настоящей» женщиной. То же касается и домашней работы. Ну как можно сделать ее простой? Я знаю примеры, когда женщина отказывалась стирать постельное белье в стиральной машине, и упорно стирала его руками в ванной, мотивируя тем, что так будет чище. На самом деле, здесь работает, скорее, динамический стереотип — так легче прочувствовать сам процесс и ощутить утомление.

 

Итак, тяжелая и нелюбимая работа. И к ней — обязательно трудности в личной жизни. Муж, который будет оскорблять, возможно, драться. Муж, который изменяет. Пьющий муж. И все это будет длиться долго — иногда всю жизнь, просто потому что: — все так живут, — жизнь — она полосатая, — все мужики…известно кто, — ну, и конечно: «Бьет — значит, любит.» Доходит до того, что женщину, которая довольна своим браком, подруги могут считать неискренней. Скрывает, наверное, что-то. Одна из моих клиенток рассказывала, что вспоминая эпизоды жесточайшего насилия в семье, она злиться не столько на отца — источника насилия, но на мать, которая до сих пор упивается собственными страданиями, охотно рассказывает о них всем, кто готов ее слушать….но ничего не делает, чтобы ситуация хоть как-то изменилась. «Ну все ж так живут!»

 

Работа должна быть тяжелой, семейная жизнь — сложной, а дети…дети — с детьми все ужасно. Дети должны быть сначала «светом в окошке», надеждой…а потом — еще одним источником страдания: неблагодарные, непутевые, словом…это еще одна причина для страдания. Особый случай — это проживание тяжелых жизненных ситуаций, утрат. Да, человек, переживший смерть близких людей, действительно, достоин сострадания и уважения. Но я сейчас пишу о случаях, когда страдание становиться этаким «знаком отличия», который «дает право…» Таким людям «весь мир теперь должен». Вспоминаю женщину, которая почти в каждом серьезном разговоре с гордостью повторяла «у меня мать умерла на руках…» — и это воспоминание, как ни странно, наполняло ее уверенностью в себе и…чувством, что она имеет право на помощь, сочувствие, понимание и так далее. Точно так же люди могут словно «хвалиться» своими болезнями. «Да что там твой артрит! У меня вот давление — 220! И ничего, хожу!»

 

Страдание становиться «фундаментом личности», на котором строится все — самооценка, самоуважение, восприятие окружающих, как страдавших больше или меньше. Наконец, страдание становиться смыслом и образом жизни. Это означает, что переработка травматических переживаний в опыт не происходит, драгоценный опыт не накапливается, человек застывает в одной-единственной роли из всего богатства ролевого репертуара — в роли «страдальца». Этой роли — страдальцу — неизменно сочувствуют окружающие. Но его же и сторонятся, а частенько используют как фон для сравнения : «Как Вы чувствуете себя? Спасибо, по сравнению с Бубликовым, не плохо!» В эту роль легко войти. Но очень не просто выйти — слишком сильно искажается восприятие реальности.
В работе со «страдальцами» обычно начинаем со старой притчи:

Однажды по пыльной дороге шел путник и за поворотом, на самом солнцепеке, в пыли, увидел человека, тесавшего огромный камень. Человек тесал камень и очень горько плакал… Путник спросил у него, почему он плачет, и человек сказал, что он самый несчастный на земле и у него самая тяжелая работа на свете. Каждый день он вынужден тесать огромные камни, зарабатывать жалкие гроши, которых едва хватает на то, чтобы кормиться. Путник дал ему монетку и пошел дальше. И за следующим поворотом дороги увидел еще одного человека, который тоже тесал огромный камень, но не плакал, а был сосредоточен на работе. И у него путник спросил, что он делает, и каменотес сказал, что работает. Каждый день он приходит на это место и обтесывает свой камень. Это тяжелая работа, но он ей рад, а денег, что ему платят, вполне хватает на то, чтобы прокормить семью. Путник похвалил его, дал монетку и пошел дальше. И за следующим поворотом дороги увидел еще одного каменотеса, который в жаре и пыли тесал огромный камень и пел радостную, веселую песню. Путник изумился. «Что ты делаешь?!!» – спросил он. Человек поднял голову, и путник увидел его счастливое лицо. «Разве ты не видишь ? Я строю храм!»www.b17.ru
 
 
Опубликовано Оставить комментарий

Джон Цилимпарис. Экзистенциальное отчаяние: к чему приводит отсутствие целей в жизни.

Экзистенциальное отчаяние: к чему приводит отсутствие целей в жизниБлаженное ничегонеделанье обычно подразумевает, что мы занимаемся тем, чем хочется. А что происходит с нашей психикой, если мы и правда ничего не делаем, не ставим перед собой никаких задач и ни к чему не стремимся? И, главное, как выбраться из этого страшного состояния? Отвечает психотерапевт Джон Цилимпарис.

Если бы каждого человека временно лишили его повседневных обязанностей — необходимости ходить на работу, улаживать бытовые дела, заботиться о детях, — весь мир бы вскоре погрузился в кошмар. Большинство людей погрязло бы в навязчивых размышлениях на совершенно ненужные темы. Они доводили бы себя до исступления, задаваясь вопросами, на которые нет ответов.
К примеру, бесплодными рассуждениями о жизни и смерти — о том, что все мы рождаемся из некой темной и неясной пустоты, а после смерти возвращаемся в нее же. Эти тяжкие раздумья неизменно приводят к тому, что человек начинает задаваться вопросами вроде «Кто я?» и «Зачем я здесь?», загоняя себя в интеллектуальный тупик.
Лишившись всех жизненных целей, люди оказались бы в такой экзистенциальной пустоте, что тревога просто выбила бы их из равновесия. Наш разум не терпит безделья, воспринимает его как сущее наказание.
Переживая «экзистенциальное отчаяние», мы сталкиваемся лицом к лицу с собственной смертностью, невыносимым осознанием конечности нашего бытия.

Экзистенциальное отчаяние подкрадывается незаметно и вынуждает нас постоянно анализировать прошлое

Благодаря им мы сохраняем равновесие и не пускаемся в бесконечные размышления о нашем эфемерном, а возможно и бессмысленном, существовании.
Одна бывшая пациентка как-то сказала мне, что, несмотря на мучившую ее тревогу и депрессию, она была вынуждена думать о будущем из-за своих двух детей. Каждый выпускной вечер, который она посещала, каждый футбольный матч, каждая музыкальная репетиция, каждая новая веха в жизни детей, — все это заставляло ее смотреть в будущее с надеждой, а не со страхом.
Чем старше мы становимся, тем важнее для нас дети и внуки. Они позволяют нам сосредоточиться на их молодости, а не на собственном старении. Для этой женщины материнство на какое-то время стало смыслом жизни. Оно помогало ей держать себя в руках и справляться с психологическими проблемами.
Если же человек с возрастом продолжает жить бесцельно и неорганизованно, скорее всего, он начнет все чаще мысленно обращаться к прошлому. Его будут мучить навязчивые раздумья о былых ошибках, потерях, неудачных решениях. Экзистенциальное отчаяние подкрадывается незаметно и вынуждает нас постоянно анализировать прошлое, хотя это ничего нам не дает.

Полная погруженность в себя

Всепоглощающее отчаяние может подтолкнуть человека к солипсизму — полному погружению в себя, в свои желания, страхи и переживания. У него возникает необоснованное убеждение, что его «я» — единственное мерило истины. Это неадекватное, искаженное эгоизмом восприятие реальности.
Неопределенность, бесконтрольность и непредсказуемость просто невыносимы для человека, который полностью погружен в себя. Эгоцентричный ум часто бывает враждебен ко всему новому, и выход из зоны комфорта становится практически невозможным.
Важно помнить, что нас пугает не будущее, а наша неспособность его контролировать. Погружаясь в себя, мы попадаем в бесконечную карусель невротических переживаний о будущем, которые вызывают постоянную тревогу.
Погружаясь в себя, мы начинаем преувеличивать собственную значимость. Начинает казаться, что наши личные проблемы важнее, чем проблемы остальных жителей планеты, и поэтому все окружающие постоянно наблюдают за нами и критикуют наши действия. Или нам кажется, что мы совершенно уникальны, и никто в мире не страдает так же сильно, как мы. Или что сам Бог ополчился против нас лично и специально делает нашу жизнь невыносимой. Знаете что? Вы не настолько важная персона, и точка.
Итак, мы пришли к выводу, что бесцельность и неорганизованность повседневной жизни могут быть опасны для психики. Когда мы живем бесцельно, наш ум пребывает в безделье, не получая никаких задач, заставляющих его работать.

Я столкнулся с осознанием того, насколько ограничены мои возможности и как краткосрочно мое пребывание в этом мире

Несколько месяцев назад я один пошел в небольшой поход по горам в Санта-Монике к западу от Лос-Анджелеса. Я почему-то особенно остро ощущал одиночество, начал немного жалеть себя. Когда я дошел до высшей точки маршрута и посмотрел вниз на открывшийся передо мной роскошный вид, у меня словно что-то переключилось в голове.
Стоя в тишине на вершине горы, словно изолированный от всего мира, я прослезился и ощутил какую-то толику отчаяния. Это было очень неприятное чувство — тяжелое и печальное. Все жизненные тревоги показались мне гораздо более серьезными, чем раньше, — от обычного страха перед старостью до сомнений по поводу того, выключил ли я кондиционер, уходя из дома. Казалось, будто это новое отчаяние пожирает меня изнутри.
Эта резкая перемена в сознании выбила меня из колеи и совершенно дезориентировала. Но было во всем этом и что-то комичное. Словно фоном звучали скрипки и виолончели, в то время как меня затягивало в какое-то болото абсурда.
Эти переживания заставили меня остановиться и задуматься. Теперь уже я сам столкнулся лицом к лицу с осознанием того, насколько ограниченны мои возможности и как краткосрочно мое пребывание в этом мире. А на прошлой неделе, играя в теннис, я получил травму — разрыв икроножной мышцы. Мне пришлось отменить все встречи с пациентами на ближайшие несколько дней. Я носил ортопедическую обувь и передвигался по дому на костылях.
Временно лишившись своих повседневных обязанностей и выбившись из привычного режима, оставшись наедине с костылями, я снова ощутил то самое отчаяние. И оно сподвигло меня написать эту статью.
Экзистенциальное отчаяние: к чему приводит отсутствие целей в жизни

10 советов, которые помогут избежать экзистенциального отчаяния

  1. Найдите для себя цель. Любую. Не обязательно благородную или интеллектуальную. Пусть это будет что-то, что вам нравится делать для себя или для других. Погрузитесь в выбранное дело с максимальной самоотдачей и непреклонной решимостью. Если вам не нравится нынешняя работа, ищите другие возможности для трудоустройства. Не бойтесь браться за новые проекты, вызывающие у вас неподдельный энтузиазм.
  2. Не позволяйте себе длительных периодов безделья. Разумно планируйте время. Для здоровья ума и психики очень важна регулярная умственная нагрузка. В жизни нет пульта дистанционного управления, «переключать» каналы придется самому. Не валяйтесь бездумно на диване.
  3. Сосредоточьтесь на тех сферах жизни, где вы действительно можете сделать что-то полезное: отношения с супругом или партнером, воспитание детей, отношения с родственниками, работа, здоровый образ жизни и т.д.
  4. Каждый день ставьте цели и бросайте себе вызов. Иногда полезно разобраться с конфликтом, которого вы избегали многие годы. Полезно также преодолевать себя, пробуя что-то новое — то, что вас пугает.
  5. Не ждите гарантий. Некоторая неопределенность относительно будущего неизбежна и нормальна.
  6. Не откладывайте все на потом. Действуйте. Будьте готовы принимать решения и придерживаться их.
  7. Не изолируйтесь от мира. Старайтесь хотя бы раз в день с кем-то общаться по душам. Помните, что большинство людей плохо переносят одиночество. Поговорите с кем-то, поддержите добрым словом и улыбкой друга или знакомого, которому тяжело.
  8. Не мучайте себя глобальными философскими вопросами, на которые нельзя дать простой ответ. Вам не нужно разгадывать секреты вселенной прямо сейчас. Будьте пытливы и любопытны, но в то же время учитесь справляться с неизвестностью и неопределенностью.
  9. Напоминайте себе, что вы — не жертва обстоятельств и тяжелой судьбы. Вы не можете изменить все, но можете изменить свою реакцию на происходящее.
  10. Не думайте, что все происходящие с вами события имеют прямое отношение именно к вашей жизни — это далеко не всегда так. Вы не настолько важная персона в мировом масштабе. Примите этот факт.

Как когда-то сказал один из основоположников экзистенциализма, философ Жан-Поль Сартр: «Изначально жизнь не наделена смыслом. Лишь мы можем придать ей смысл и создать для себя какие-то ценности».

Джон Цилимпарис

Об авторе

Джон Цилимпарис – психотерапевт из Лос-Анджелеса, регулярно публикуется в Huffington Post и других изданиях, часто выступает с комментариями по радио и на телевидении. Его сайт.
http://www.psychologies.ru
 
Опубликовано Оставить комментарий

Ирина Млодик. Созидатели личных катастроф или как позволить себе счастье.

На изображении может находиться: один или несколько человек и текстЕй кажется, что она крепко держит штурвал и уверенно ведет корабль своей жизни, осознанно выбирая тот или иной маршрут, предугадывая и предотвращая попадание корабля в возможные бури и мели. Она убеждена, что свободна в выборе и всегда поступает так, как лучше для нее… Только почему-то раз за разом на протяжении уже более чем тридцати лет она попадает в одни и те же ситуации: ее предают друзья, мужчины расстаются с ней после третьего свидания, а начальство всегда сваливает на нее всю работу и при этом у него всегда находятся поводы для недовольства и критики. Все это она объясняет вопиющей несправедливостью, традиционно жалуется на судьбу, обвиняет всех вокруг и продолжает надеяться, что с приходом нового мужчины или нового начальника все будет по-другому…
Удивительно часто повторяющаяся история. Приходят клиенты, один за одним, меняются пол, возраст, обстоятельства. Но у каждого есть что-то, что повторяется раз за разом с удручающим постоянством, и они негодуют, расстраиваются, болеют, жалуются и никак не могут понять, почему же у них все происходит именно так. Просто когда-то, возможно очень давно, все это с ними случилось в первый раз.
Все, что происходит с нами, изменяет нас. Ранняя травма – это то, что произошло с нами, когда мы были детьми. Событие или ряд эпизодов, изменивших нашу психологическую структуру, определивших то, как будет дальше строиться наша взрослая жизнь, даже если сама травма уже давно забыта и похоронена под спудом новых, как бы совсем не связанных с ней событий.
У ранней психологической травматизации есть свои законы
  1. Она всегда неожиданна. К ней нельзя подготовиться. Она застает врасплох. Она, как правило, погружает ребенка в ощущение беспомощности, неспособности защититься. Очень часто в момент травмы он впадает в эмоциональный ступор, не испытывая сильных чувств, не имея возможности позлиться или дать отпор. Он замирает и даже не знает, как к этому относится. Лишь позже эмоциональность включается, и ребенок может пережить боль, ужас, стыд, страх и т.д. Сильная, не перевариваемая психикой травма может быть вытеснена и не вспоминаться годами. Но ее постдействие продолжает работать и определять поведение человека в его уже взрослой жизни.
  2. Она произошла в ситуации, когда ребенок мало, чем мог управлять. В момент травмы ребенок внезапно теряет контроль над ситуацией, потому что вся власть и контроль в этот момент, как правило, у взрослого, который, так или иначе, имеет отношение к травме. Ребенок оказывается совершенно беззащитным перед теми переменами, что привносит в его жизнь травма. И с тех пор, он практически не переносит возможной непредсказуемости, старается организовывать свой мир, тщательно продумывая возможные шаги и последствия, почти всегда отказывается от малейшего риска и болезненно реагирует на любые перемены. Тревога становится его вечным спутником, желание контролировать мир вокруг – насущной необходимостью.
  3. Детская травма меняет мир. Ребенок до травмы считает, что мир устроен определенным образом: он любим, его всегда защитят, он – хороший, его тело чисто и прекрасно, люди ему рады и т.д. Травма может внести свои жесткие коррективы: мир становится враждебным, близкий человек может предать или унизить, своего тела надо стесняться, он глуп, некрасив, недостоин любви…
    Например, до травмы ребенок был убежден, что папа его любит и никогда не причинит боль, но после того, как выпивший отец поднимает на дочь руку, мир становится иным: в нем мужчина, который любит, может обидеть тебя в любой момент, и тебе будет страшно, и ты ничего не сможешь сделать. Или другой случай: маленькая девочка весело крутится, от чего ее юбочка кружится вокруг маленьких ножек красивыми волнами, и она чувствует себя такой легкой, летящей, волшебно-красивой. Мамин окрик: «Прекрати юбкой мотать! Постыдилась бы перед всем миром трусами сверкать!» — все необратимо меняет. Теперь ей всегда будет невозможно вести себя хоть сколько-то сексуально и привлекательно, потому что теперь в ее мире женская привлекательность под строжайшим запретом во избегания невыносимого стыда, который она даже не помнит, откуда взялся.
  4. В последующей жизни такого человека происходит постоянная ретравматизация. То есть ребенок, даже вырастая, бессознательно «организует» и воспроизводит события, повторяющие эмоциональную составляющую травмы. Если в детском возрасте он был отвергнут сверстниками, то в своей последующей жизни в каждом коллективе он будет так влиять на поле вокруг него, что непременно вызовет отвержение окружающих, и сам же снова будет от этого страдать. Девочка, битая выпившим отцом, с большой степенью вероятности может «организовать» себе пьющего или бьющего мужа или партнера. И будет снова… жаловаться на судьбу.
    Я это называю «подставлять драный бок». Неосознанное желание, совершенно не желая того, подставлять миру свою незаживающую травму, по которой ничего не подозревающий мир непременно ударит кулаком, или сковырнет пальцем с трудом нарастающую корочку. Удивительно, до чего бывшие травмированные дети от этого страдают, и с каким упорством они организуют свою жизнь именно так, чтобы было все также больно.
  5. Травмированные дети, уже вырастая, не могут позволить себе быть счастливыми. Потому что счастье, стабильность, радость, успех – это то, что было с ними до того, как травма случилась. Они были радостны и довольны, как внезапно их мир меняется, и меняется он катастрофичным образом для их детского сознания. С тех самых пор счастье и покой для них – это ощущение неминуемо надвигающейся катастрофы. Они могут не любить праздники, морщиться на чьи-то комплименты и уверения в любви, не верить тем, кто интересуется ими с лучшими намерениями, разрушать семейную идиллию, доводя все до скандала… Как только на горизонте их жизни начинает светить солнце, они непременно все сделают так, чтобы разразилась грандиозная драматичная буря. При чем очень часто буря, устроенная даже не их руками: неожиданно напивается муж перед долгожданной поездкой, заболевают все дети, бросают любимые, происходят сокращения на работе и т.д. Все происходит как бы без их прямого участия, но с удручающей закономерностью. Весь мир бросается на помощь: им нужно во чтобы то ни стало воспроизвести травму, только при этом все подсознательно взять под свой контроль, теперь они уже не позволят, чтобы все случалось внезапно, как когда-то, когда это было в первый раз. Теперь они убеждены, что когда все хорошо, всегда случается что-то страшное. И оно непременно случается, потому что мир всегда идет им навстречу…
  6. Травма – это не всегда одно ключевое событие. Это может быть постоянное психологическое давление на ребенка, попытка его переделать, критика, в которой он живет день от дня, его ощущение ненужности родителям, постоянное чувство вины за то, что он есть и все, что он делает. Часто ребенок вырастает с каким-то иногда плохо осознаваемым посланием: «я должен угождать», «все вокруг ценней, чем я», «никому нет до меня дела», «я всем мешаю, зря копчу небо» и любыми другими, калечащими его психику и создающими ретравматизирующую действительность. Работать с такими посланиями, которые во взрослой жизни прочно встроились в психический каркас непросто. Еще и потому, что нет даже памяти о том, как жить без этих посланий, нет опыта жизни до травмы.
  7. Трудно не согласиться с Фрейдом, который высказывал предположение о том, что чем более ранняя травма, тем труднее процесс излечения. Ранние травмы плохо помнятся, рано встраиваются в психологические конструкты ребенка, меняя их и задавая новые условия, на которых эта психика потом функционирует. Такая ранняя «инвалидизация» приводит к тому, что мир кажется именно таким, каким его с самого раннего детства воспринимал ребенок. И невозможно просто найти и выдернуть кривой или травмирующий конструкт из психики, не подвергнув риску обрушения всей психической конструкции. Хорошо, что у клиентов есть психологические защиты, которые в значительной мере защищают психику от подобных операций. Поэтому работа с ранней травмой скорее похожа на археологические раскопки, чем на хирургическую операцию.
Работа с ранней травмой
Не любая травма остается в психике надолго и меняет потом психологические конструкты. Только та, что не была прожита должным образом. Из практики мной было замечено, что это происходило в тех случаях, когда:
  • ребенок был незащищен, ему не оказали поддержку, он переживал острое чувство незащищенности и бессилия;
  • ситуация была явно конфликтной (например, унижает или причиняет вред тот, кто должен защищать и любить) и у ребенка возник эмоциональный и когнитивный диссонанс, который никто не помог ему разрешить;
  • ребенок не мог защитить себя сам, не смог проявить, а иногда даже позволить себе почувствовать агрессивные чувства к травмирующему его объекту;
  • сработало вытеснение из-за сильной опасности для психики ребенка, либо он может помнить о ситуации, но «пропускать» некоторые эмоции и чувства, которые слишком тяжелы были для проживания в тот момент;
  • ребенок, не имея возможности обсудить ситуацию травмы, «сделал выводы» о том, как устроен мир, и неосознанно выстроил защиты от этого мира, сделав его глобально травмирующим.
Если мы имеем дело с только что полученной детской травмой, то соответственно мы работаем с ребенком и, по возможности, его семьей. Нам важно, разговаривая с ребенком на его языке, использовать средства, соответственно возрасту: игрушки, рисование, проигрывание, сказки, поговорить с ребенком о травмирующей ситуации. В возрасте до 10 лет, можно использовать недирективные методы работы с ребенком: организовать ему пространство и возможность проигрывать ситуацию на символическом уровне. В большинстве случаев, дети используют эту возможность, и травма начинает проявлять себя в рисунках, играх, разговорах. Нам остается только быть чуткими и поддерживать его в проявлении чувств и тех процессов, что начинают протекать в нашем кабинете.
«Свежая» травма, как правило, легко выходит на поверхность, как только ребенок начинает чувствовать доверие, принятие его терапевтом и безопасность. Важно акцентировать внимание на том, какие чувства ребенок избегает проживать, каким он воспринимает мир, и как оценивает свое участие в травмирующей ситуации, а также действия тех, кто причинил ему вред.
Если мы работаем со взрослым, получившим в детстве травму, нам важно иметь ввиду:
  1. Травма надежно «похоронена» и контейнирована, и зачастую вы не сможете получить к ней «прямой доступ», даже если вы убеждены, что она была и даже понимаете, какого она рода, и какие нарушения она принесла вашему клиенту. Клиент может долгое время отрицать наличие в его прошлой жизни хоть какого-то значимого травмирующего события. Клиент давно привык считать свои «драные бока» нормой, в которой он живет. И ему часто не очевидна связь его нынешних проблем с травмой, наличие которой вы подозреваете.
  2. Психическая конструкция взрослого клиента довольно устойчива. И несмотря на то, что она давно уже привносит в жизнь клиента немалые огорчения, страдания и трудности, он не будет спешить от нее отказываться. Потому что она долгие годы служила ему «верой и правдой», и к тому же когда-то защитила от тяжелой и труднопереносимой ситуации.
  3. Клиенту страшно даже приближаться к тем чувствам, что были пережиты (а, скорее всего, даже не до конца пережиты) им когда-то, и поэтому сопротивление по мере приближения к травматической прошлой ситуации будет резко расти. Часто именно по его наличию и силе можно предположить, что мы где-то близко.
  4. Поэтому работа с ранней детской травмой у взрослого клиента не может быть краткосрочной, поскольку требуется пройти несколько стадий, которые у каждого клиента (в зависимости от характера травмы, степени нарушений, особенностей выстроенных после нее защит) будут занимать свое малопредсказуемое время.
Этапы работы с ранней детской травмой у взрослого клиента:
  1. Формирование крепкого рабочего альянса, доверие, безопасность, принятие. На этом этапе клиент, как правило, рассказывает о своих проблемах в жизни, предпочитая не углубляться, но подсознательно он проверяет психотерапевта на безоценочность и принятие. Невозможно даже почувствовать в себе трудные переживания рядом с человеком, которому вы не доверяете, и который тщательнейшим образом не проверен вами, особенно если прежде вы были травмированы.
  2. Постепенное обучение клиента осознанности и привычке смотреть на свои проблемы не только с точки зрения «что мир не так делает со мной», но и с точки зрения «что я делаю с миром, что он так со мной». Развитие в нем способности видеть свое авторство в формировании тех моделей, по которым он теперь живет.
  3. Вместе с ним исследовать то, когда и каким образом эти модели сформировались. Какова была жизнь нашего клиента, что у него возникли именно эти взгляды на мир, установки, способы контактировать с миром, строить и разрушать отношения.
  4. Увидеть и принять свою «инвалидизацию», например, невозможность вырасти в любви, иметь тех родителей, которые бы понимали и поддерживали, невозможность так верить в себя, как делают это люди, у которых никогда не было этих травм и проблем, неспособность доверять, любить самим или относится к миру так, как это делают «здоровые» люди.
  5. Раз за разом переживать сильные чувства по поводу все-таки обнаруженной травмирующей ситуации и ее последствий: печаль, горечь, гнев, стыд, вину и т.д. Терапевту важно замечать, какие чувства клиенту трудно позволить себе переживать. Очень часто клиентам трудно переживать злость по отношению к «насильникам», которые одновременно были ему близкими людьми, родителями, братьями, сестрами.
  6. Освободиться от вины (или ее части), разделив (или передать ее полностью) ответственность с теми, кто был участником или источником детской травмы. Поняв и разделив страдания того ребенка, который подвергся тогда своего рода насилию и был совершенно беспомощен и «безоружен». Внутренний ребенок, подвергшийся насилию и получивший травму, продолжает жить внутри уже взрослых людей и продолжает страдать. И задача наших клиентов: его принять, защитить и утешить. Очень часто взрослые относятся к своему внутреннему травмированному ребенку не с пониманием, а с осуждением, критикой, стыдом, что только усиливает разрушительное действие травмы.
  7. Травма во многом сформировала психологическую «инвалидность» в силу того, что ребенка не защитили те, кто были призваны защищать. Наша задача – научить взрослого клиента защищать своего внутреннего ребенка и быть всегда на его стороне. Это позволит ему избегать травм в будущем и убережет его от последующих ретравматизаций.
  8. Постепенно вместе с клиентом перестраивать привычный каркас из его психологических конструктов и установок, показывая ему, как помогли ему и сработали те конструкты, что он имел в детстве, и как они же не работают, не адаптивны или деструктивны сейчас, в его взрослой жизни, особенно когда это единственный способ реагировать на происходящее. Вместе с клиентом находить его собственные ресурсы и возможности для того, чтобы переносить непредсказуемость и строить свою жизнь без тревожного ожидания и бесконечного воспроизводства травмы. Для этого клиенту также важно ощутить собственную власть над своей жизнью, которая когда-то была травматично отнята теми, кто был призван заботиться и обучать ею пользоваться.
Таким образом, взрослый клиент, проработавший свою раннюю детскую травму, получает широкий спектр возможностей строить свою жизнь. У него всегда остается прежняя, взятая из детства, способность реагировать (замыкаться в себе, или пытаться всех очаровать, или быть очень послушным, или нападать в защитных целях). Но к прежнему способу добавляется еще и другие, многие из которых могут значительно удачнее подходить к той или иной ситуации.
Взрослый клиент перестает неосознанно «теребить» старые раны. Они аккуратно обработаны, перебинтованы, и постепенно рубцуются, оставляя после себя шрамы, которые уже не так болят. Клиент понимает, где и как он ранен, и относится к своим бедам с уважением, вниманием и не позволяет другим снова доставлять ему боль. И он, наконец, позволяет себе жить успешно и счастливо, переставая контролировать весь мир вокруг в тревожном созидании личной катастрофы