Опубликовано Оставить комментарий

Психосоматика: как душевная боль становится болезнью тела.

https://psy-practice.com/upload/iblock/283/81_main.jpgНаши тело и психика очень тесно связаны с друг другом. И то, что происходит в нашей эмоциональной жизни напрямую отражается на нашем теле. Это базовое положение телесно-ориентированной терапии и психосоматики – сферы на стыке медицины и психологии, изучающей расстройства, вызванные в первую очередь не нарушениями в работе организма, а эмоциональными факторами или особенностями личности самого человека. В народе это иллюстрируют поговоркой «Все болезни от нервов.» На самом деле, конечно же, не все – есть состояния, к которым психология не причастна, но, когда анализы и медицинские осмотры ничего не обнаруживают, а у человека есть жалобы на свое состояние, можно говорить о психосоматическом заболевании.
 

Формирование психосоматических заболеваний
На телесном уровне наши эмоциональные переживания проявляются в виде гормональных изменений и расслабления/напряжения мышц. Например, когда вы злитесь, в кровь выбрасываются гормоны адреналин и норадреналин, а мышцы напрягаются, чтобы вы были готовы сражаться со своим обидчиком. Только вот мы крайне редко реализуем такого рода импульсы – не бить же начальника каждый раз, когда он предлагает поработать сверхурочно! И эмоциональные переживания проходят, а телесное напряжение остается, если его не выразить соответствующим образом (через тело или словами). Многократное повторение этого цикла приводит к «консервации» этих эмоций в зажатых мышцах – так возникают зажимы, с которыми работает в последствии телесно-ориентированная терапия.
Однако, если зажимы остаются в теле, так или иначе они начинают создавать нагрузку на нашу опорно-двигательную систему – и возникают различные боли, которые не вызваны ни воспалениями, ни травмами; они мешают нормальному кровоснабжению тканей – и нарушается работа органов, хотя физиологически все в порядке. В добавок к этому, некоторые органы в нашем теле сами являются мышечными – вся сердечно-сосудистая система и ЖКТ, например. Они непосредственно реагируют на гормональные изменения и под действием эмоций изменяют свою работу.

Таким образом тело помогает нам справляться с эмоциями, которые мы не можем полностью прожить. Оно как бы решает: «Ага, сейчас эта эмоция не к месту. Подержу-ка я ее, чтобы она не натворила дел.»
И чем больше мы пользуемся телом как контейнером для эмоций, тем легче это становится. И в какой-то момент эмоции просто перестают доходить до осознания, сохраняясь лишь в виде телесной реакции.
А психика, привыкшая привязывать эмоции к неприятным телесным импульсам, концентрируется именно на них, и возникают мучительные переживания, лишь ухудшающиеся тем, что медики разводят руками, говоря, что не находят никаких причин для плохого самочувствия, или назначают медикаменты, которые лишь частично помогают снять симптомы, но не приводят к выздоровлению. Или происходит так, что как только была вылечена одна проблема, сразу же возникает другая – и так по кругу.

 

Роль психотерапии в лечении психосоматических заболеваний
Медицинский подход оказывается недостаточно эффективным, потому что он уделяет внимание только одному аспекту психосоматических проявлений – телесному – и игнорирует аспект психологический, который и является причиной. Поэтому предпочтительным подходом к работе в таком случае является комбинация медицинского воздействия, если в нем есть необходимость, и психологической работы.
Так или иначе, с психосоматикой работают во многих психотерапевтических подходах, начиная с классического психоанализа, гештальт-терапии и заканчивая поведенческим подходом. Однако, раз речь идет о телесности, эффективным является применение именно телесно-ориентированных методов работы.
К тому же, классические терапевтические методы требуют очень длительной работы, чтобы добраться к корню проблемы и разрешить ее на уровне психики. Но в ситуации, когда телесное реагирование стало основным, это может быть достаточно сложно, и не всегда у клиента есть ресурс и мотивация на такую глубинную работу.

 

Оптимальным вариантом в этом случае будет сочетание краткосрочных методов, направленных на достижение расслабления и снятие острых симптомов (к примеру, метода биосуггестивной терапии), и более долгосрочных методов телесно-ориентированной терапии, чтобы сформировать новые, более здоровые связи тела и психики человека.Источник: https://psy-practice.com/publications/psikhicheskoe-zdorove/psikhosomatika-kak-dushevnaya-bol-stanovitsya-boleznyu-tela/?fbclid=IwAR2LB5LRbSWEQ3iTzktRzyXdVK0MuazGNKjmkcZNXEaaPSnRQSXIFXgSJCg РїСЂРё копировании материалов, ссылка РЅР° источник обязательна В© psy-practice.com
Опубликовано Оставить комментарий

Побочные действия психотропных препаратов.

Материал подготовлен совместными усилиями просветительского проекта «Психиатрия & Нейронауки» и Клиники психиатрии и наркологии Доктор САН.

 

Скачать (PDF, 5.24MB)

Понос, гипермоторика кишечника, запор

 
Общие рекомендации. Жидкий стул может наблюдаться в начале лечения серотонинергическими антидепрессантами или как часть синдрома отмены при резком прекращении приема этих препаратов. Жидкий стул – преходящее явление и с ним можно справиться консервативными методами (например, восполняя потерю жидкости и принимая такие лекарства как лоперамид или субсалицилат висмута).
 
Серотонинергические антидепрессанты могут вызывать гипермоторику желудочно-кишечного тракта, обычно в начале лечения. Симптомы, как правило, проходят со временем. Как сообщается в информационных материалах производителей, в ходе регистрационных испытаний СИОЗС понос наблюдался в 6-20 % случаев, самая высокая частота наблюдалась при приеме вилазодона (28 %). У СИОЗСиН (например, дулоксетин, десвенлафаксин) более низкие показатели (~10 %), а самые низкие показатели в группе антидепрессантов (1-2 %, без отличий от плацебо) у бупропиона XL, миртазапина и венлафаксина XL.
 
Сильный или непрекращающийся понос во время приема лития или дивальпроекса может быть признаком токсического воздействия препаратов. Прием пароксетина, сертралина и карбамазепина связывают с микроскопическим колитом, который проходит после прекращения приема этих лекарств.
 
Запор относится к числу наиболее распространенных побочных эффектов препаратов, обладающих антимускариновыми антихолинергическими свойствами (например, многие антипсихотики второго поколения, ТЦА, бензатропин и некоторые СИОЗС, в особенности, пароксетин). В информационных материалах производителей сообщается, что в ходе регистрационных испытаний СИОЗС, СИОЗСиН, бупропиона и миртазапина запор наблюдался в 3-16 % случаев. Врачам следует, насколько это возможно, свести к минимуму антихолинергический эффект приема лекарств. В качестве консервативного лечения первого линии рекомендуется краткосрочный прием слабительных средств, а для оказания добавочного воздействия можно использовать препараты, стимулирующие перистальтику.
 

Желудочно-кишечное кровотечение

 
Общие рекомендации. СИОЗС, особенно в комбинации с нестероидными противовоспалительными препаратами или аспирином, могут увеличивать риск кровотечения в верхних отделах желудочно-кишечного тракта. Пациентам, принимающим СИОЗС, с язвенной болезнью или желудочно-кишечным кровотечением в анамнезе целесообразно назначить гастропротекторную терапию (например, ингибитор протонного насоса).
 
Прием СИОЗС связан с приблизительно двукратным повышением риска кровотечения в верхних отделах желудочно-кишечного тракта, случающимся с частотой 1 кровотечение на 8000 выписанных рецептов. К механизмам, которые, как предполагается, лежат в основе этого явления, относят снижение агрегации тромбоцитов вследствие ингибирования захвата серотонина, а также непосредственное влияние на секрецию желудочной кислоты.
 
СИОЗС (но не ТЦА) повышают риск развития язвенной болезни в 1,5 раза, при этом риск снижается на 24 %, если параллельно принимаются ингибиторы протонного насоса (например, омепразол, лансопразол или пантопразол).
 
К факторам риска желудочно-кишечных кровотечений у пациентов, принимающих СИОЗС, относится прием нестероидных противовоспалительных препаратов, аспирина или антиагрегантов (с повышением риска в 8-28 раз), а также печеночная недостаточность или цирроз, в то время как параллельный прием ингибиторов протонного насоса может уменьшить риск кровотечения. О повышении риска кровотечения в нижних отделах желудочно-кишечного тракта во время приема СИОЗС сообщений нет.
 
Некоторые авторы предлагают назначать ингибиторы протонного насоса или другие гастропротекторные средства (например, блокаторы H2-гистаминовых рецепторов) тем принимающим СИОЗС пациентам, у кого в анамнезе есть  кровотечение в верхних отделах желудочно-кишечного тракта или язвенная болезнь, однако в этом нет необходимости из-за низкого абсолютного риска кровотечения в верхних отделах желудочно-кишечного тракта. Другие специалисты рекомендуют прекращать прием СИОЗС перед хирургическими вмешательствами в том случае, если у пациента в анамнезе есть кровотечение в верхних отделах желудочно-кишечного тракта, но эта рекомендация не получила статус универсальной и общепринятой.
 

Печеночная недостаточность и трансаминаземия

 
Общие рекомендации. При печеночной недостаточности большинство психотропных препаратов нужно назначать в пониженной дозировке, но в то же время достаточно мало препаратов абсолютно противопоказаны для пациентов с нарушениями функции печени. Хотя многие противосудорожные препараты, некоторые антидепрессанты и антипсихотики второго поколения могут изредка повышать уровень печеночных ферментов, регулярный лабораторный мониторинг, как правило, не так полезен как наблюдение за симптомами, свидетельствующими о гепатотоксичности.
 
Для оценки функций печени измеряется уровень печеночных ферментов (АЛТ и АСТ), других ферментов (например, щелочная фосфатаза), белков, вырабатываемых печенью (например, альбумин), а также таких показателей как общий белок, общий билирубин, протромбиновое время. Соотношение АСТ:АЛТ равное 2:1 или 3:1 часто указывает на гепатотоксическое влияние алкоголя. Подтвердить факт недавнего употреблению алкоголя в больших дозах можно, оценив уровень углеводдефицитного трансферрина, высокоспецифичного, хотя и не очень чувствительного, маркера приема алкоголя.
 
Гамма-глутамилтранспептидаза – фермент, синтезируемый печенью, является неспецифическим маркером нарушений функции печени, что иногда используется для определения употребления алкоголя даже в умеренном количестве или для выяснения причин повышения уровня щелочной фосфатазы. Повышенный уровень гамма-глутамилтранспептидазы может наблюдаться при застойной сердечной недостаточности или других состояниях, связанных с повреждением печени и сам по себе не указывает на причину нарушения функции печени.
 
Гепатотоксическое действие лекарств часто проявляется повышением уровня АЛТ, превосходящим повышение уровня АСТ. У лиц с избыточным весом, подверженных риску развития метаболического синдрома, легкая форма трансаминаземии (при которой уровни АЛТ и АСТ обычно не превышают верхнюю границу нормы более чем в 4 раза) может свидетельствовать о неалкогольном стеатогепатите, воспалительном процессе в печени, который может привести к гепатоцеллюлярным повреждениям, фиброзу и циррозу.
 
Прием многих психотропных препаратов, в том числе дивальпроекса, карбамазепина, ТЦА, СИОЗСиН, антипсихотиков второго поколения, может быть связан с умеренным повышением уровня ферментов печени. Например, трансаминаземия встречается у 5-15 % больных эпилепсией, принимающих карбамазепин, хотя за несколько лет наблюдений в этой группе пациентов было зафиксировано лишь несколько случаев значительного нарушения функции печени.
 
Есть сообщения о гепатотоксическом эффекте карбамазепина, дивальпроекса, дулоксетина и нефазодона. Повышение уровня печеночных ферментов могут вызвать многие непсихотропные препараты, включая ацетаминофен, нестероидные противовоспалительные препараты, статины, ингибиторы АПФ, омепразол, аллопуринол, некоторые антибиотики и оральные контрацептивы. Официальных рекомендаций производителей или клинических руководств, касающихся мониторинга уровня печеночных ферментов при приеме психотропных препаратов (за исключением дивальпроекса и карбамазепина) нет, если не считать рекомендации при появлении клинических признаков заболеваний печени (желтушное окрашивание склер и кожи, изменение цвета стула).
 
В литературе встречается указание на то, что во время приема  противосудорожных препаратов следует проводить регулярный лабораторный мониторинг уровня печеночных ферментов или других параметров, говорящих о функциональности печени (например, протромбиновое время, активированное частичное тромбопластиновое время, уровень белка); однако более важным для контроля безопасности является умение распознавать клинические проявления печеночной недостаточности (например, тошнота, рвота, анорексия, вялость, желтуха).
 
В обычной ситуации большинство препаратов с печеночным клиренсом можно продолжать принимать, если уровень печеночных ферментов не превышает верхнюю границу нормы в 3 раза. Существующие к началу приема психотропных препаратов заболевания печени (например, гепатит, алкогольная болезнь печени) не являются противопоказанием для психотропных препаратов, метаболизируемых в печени. Для оценки степени печеночной недостаточности используется классификация Чайлда-Пью, учитывающая уровни общего билирубина, альбумина, наличие асцита, протромбиновое время и наличие печеночной энцефалопатии.
 

Гипераммониемия

 
Общие рекомендации. Если у пациентов, принимающих дивальпроекс или карбамазепин, резко изменяется психический статус, необходимо измерить уровень аммиака в крови, чтобы определить возможное наличие гипераммониемии. Если любой из этих препаратов является предполагаемой причиной гипераммониемии, нужно прекратить их прием и рассмотреть возможность назначения L-карнитина по 1000 мг два раза в день и/или лактулозы для ускорения выведения аммиака из крови Бессимптомная гипераммониемия, вызванная дивальпроексом или карбамазепином, не требует вмешательства.
 
Референсные значения при лабораторной оценке уровня аммиака в крови могут варьироваться, но обычно клинически значимым повышением считается уровень выше 70 мкг/дл у взрослых. Гипераммониемия может быть связана с печеночной энцефалопатией и требует проведения дифференциальной диагностики у пациентов с резким изменением психического статуса при заболеваниях печени (например, цирроз, гепатит, синдром отмены алкоголя). Оценивая возможность печеночной энцефалопатии нужно обратить внимание на рвоту, астериксис и другую очаговую неврологическую симптоматику (например, гиперрефлексия).
 
В начале 1980 гг. стали появляться сообщения о случаях бессимптомной гипераммониемии, а также о гипоаммониемической энцефалопатии у детей и взрослых с эпилепсией, принимающих дивальпроекс. Позднее были опубликованы исследования о бессимптомной гипераммониемии (аммиак в крови >97 мкг/дл) с нормальным уровнем печеночных ферментов у 51 % взрослых пациентов психиатрических стационаров, принимающих дивальпроекс, для ослабления которой достаточно было лишь снизить дозу дивальпроекса. Примечательно, что четкой корреляции между бессимптомной гипераммониемией и уровнем вальпроата в крови обнаружено не было. Клиническое значение бессимптомной гипераммониемии, вызванной дивальпроексом, если таковое вообще есть, неизвестно.
 
О гипераммониемии также сообщается как об идиосинкратическом феномене, возникающем в связи с приемом карбамазепина, при отсутствии лабораторных показателей печеночной недостаточности, и ослабевающем после орального приема лактулозы и прекращения приема карбамазепина. К другим возможным причинам гипераммониемии относится прием барбитуратов, опиатов, диуретиков, курение сигарет, а также гемолитические процессы (например, кровотечение в желудочно-кишечном тракте), сниженный клиренс аммиака из-за молниеносной печеночной недостаточности (например, после передозировки ацетаминофена), врожденные нарушения обмена веществ как у детей, так и у взрослых. Избыточная физическая нагрузка или судороги также могут увеличивать производство аммиака в организме.
 
Много факторов предрасполагают к развитию гипераммониемии во время приема дивальпроекса, в их числе алкоголизм, высокий уровень азота в пище вместе со сниженной калорийностью питания, расстройства цикла мочевины у детей, комбинирование противосудорожных препаратов у больных эпилепсией. Важно отметить, что дивальпроекс может напрямую повышать уровень аммиака в крови, сокращая запасы карнитина в организме, аммонийного соединения, синтезируемого в печени из незаменимых аминокислот метионина и лизина, и необходимого для β-окисления жирных кислот. Измерение уровня карнитина в крови считается неинформативным при оценке его биодоступности в печени, потому что он хранится главным образом в мышцах. Применение пероральной лактулозы обычно показано тем пациентам с гипераммониемией, у кого проявляются клинические признаки энцефалопатии.
 
В сообщениях о клинических случаях говорится о том, что пищевая добавка L-карнитин (1 г дважды в день) может предотвратить появление признаков летаргии и замедления умственной деятельности во время лечения дивальпроексом. В настоящее время не существует консенсуса по вопросу о необходимости регулярного мониторинга уровня аммиака в крови у пациентов без признаков летаргии или других признаков энцефалопатии, а также по вопросу об использовании L-карнитина в виде пищевой добавки. Есть мнение, что, учитывая относительную редкость гипераммониемии с симптомами и сомнительное клиническое значение ее бессимптомной формы, в регулярном измерении уровня аммиака во время лечения дивальпроексом нет необходимости, но такое исследование необходимо провести, если у пациента, принимающего дивальпроекс, резко изменяется психический статус. В таких случаях улучшение может принести прием L-карнитина (1 г дважды в день).
 

Мальабсорбция

 
Общие рекомендации. Некоторые противосудорожные препараты могут влиять на поглощение или метаболизм витамина В12 и фолиевой кислоты. Беременным во время приема противосудорожных препаратов обычно рекомендуются пищевые добавки с фолиевой кислотой для минимизации риска развития дефекта нервной трубки. Однако скрининг или прием пищевых добавок при проведении противосудорожной терапии у пациентов, которые не болеют эпилепсией, обычно не назначаются, если нет клинических признаков дефицита витамина В12 и фолиевой кислоты.
 
Пониженный уровень витамина В12 и фолиевой кислоты у взрослых пациентов с эпилепсией связаны с приемом ряда противосудорожных препаратов, включая карбамазепин, дивальпроекс, габапентин, окскарбазепин и топирамат (но не ламотриджин или зонисамид). Одной из причин может быть нарушение всасывания в кишечнике, хотя есть и другие объяснения этого феномена, включая нарушение связывания с плазмой крови, нарушение почечной секреции и (по крайней мере, в случае с карбамазепином, окскарбазепином или топираматом) ускоренный метаболизм за счет индукции микроферментов.
 
Из-за того что фолиевая кислота и витамин В12 необходимы для преобразования гомоцистеина в метионин, их недостаток может привести к повышению уровня гомоцистеина в крови, что в свою очередь предрасполагает к повреждению эндотелия сосудов, сердечно-сосудистым или цереброваскулярным заболеваниям. Низкий уровень витамина В12 или фолиевой кислоты также может вызвать пернициозную анемию, нейропатию, когнитивный дефицит, остеопороз, помимо других нарушений метаболизма и гомеостаза.
 
Хорошо известно, что снижение уровня фолиевой кислоты в крови из-за приема противосудорожных препаратов приводит к дефектам нервной трубки. Некоторые специалисты выступают за проведение лабораторного мониторинга уровня фолиевой кислоты и витамина В12 в крови при использовании большинства противосудорожных препаратов во время лечения женщин (независимо от наличия беременности) и мужчин, а также за назначение пищевых добавок (например, 1 мг/д фолиевой кислоты или 1000-2000 мкг/д витамина В12), однако официальных рекомендаций Американского эпилептического общества и Американской академии неврологии, поддерживающих эту точку зрения нет (на момент выхода первого издания книги “Managing the Side Effects of Psychotropic Medications” в 2012 г.).
 

Тошнота и дискомфорт в животе

 
Общие рекомендации. Тошнота часто встречается как преходящий побочный эффект серотонинергических антидепрессантов, которые неизбирательно стимулируют серотониновые рецепторы типа 5-HT3, и может быть минимизирована приемом препаратов с едой, использованием субсалицилата висмута или безрецептурных антигистаминных средств. Такие препараты как триметобензамид или прометазин могут быть полезны в тех случаях, когда сильная тошнота сохраняется долгое время.
 
Серотонинергические препараты обычно вызывают тошноту из-за афинности к рецепторам 5-НТ3. Соответственно, психотропные средства, блокирующие постсинаптические рецепторы 5-НТ3 (в особенности, миртазапин или оланзапин) вызывают тошноту с меньшей вероятностью, чем неселективные агонисты этих рецепторов, и могут обладать противорвотными свойствами.
 
Во время приема большинства психотропных препаратов тошнота и дискомфорт в животе обычно проходят сами. Антипсихотики в большинстве случаев не вызывают тошноту, а некоторые предлагаются на рынке как противорвотные средства (например, такие фенотиазины как прохлорперазин или метоклопрамид), правда, с высоким риском развития экстрапирамидных побочных эффектов.
 
Жалобы пациентов на тошноту следует оценивать не только в контексте привыкания к новому лекарству, но также и как вероятный признак недостаточной приверженности лечению с частыми пропусками приема и состоянием похожим на синдром отмены.
 
Есть отдельные сообщения о том, что дженерики серотонинергических антидепрессантов могут с большей вероятностью вызывать тошноту и дискомфорт в животе, по сравнению с лекарствами-оригиналами. Что касается лития, то препараты длительного действия, которые по большей части абсорбируются в дистальных отделах желудочно-кишечного тракта (например, эскалит CR), или цитрат лития могут реже вызывать дискомфорт в верхних отделах желудочно-кишечного тракта, но зато чаще вызывать расстройства в нижнем отделе (например, жидкий стул или понос).
 
Иногда целесообразно провести дополнительную фармакотерапию для ослабления тошноты, хотя важнее определить, является ли тошнота проявлением более серьезного побочного эффекта (например, панкреатит из-за дивальпроекса) или токсического воздействия лекарства (например, повышенный уровень лития). Неврологические симптомы (например, атаксия, тремор) или симптомы, связанные с желудочно-кишечным трактом (например, спазмы в животе), у пациентов, принимающих литий, указывают на то, что тошнота может быть проявлением токсического действия препарата, а не просто безобидным побочным эффектом, поддающемся симптоматическому лечению.
 
Антигистаминные препараты с противорвотным действием, такие как триметобензамид (300 мг трижды в день, по необходимости) или прометазин (12,5-25 мг дважды в день, по необходимости), являются, пожалуй, наиболее надежными и безопасными препаратами для лечения преходящей тошноты. Прохлорперазин и метоклопрамид также эффективны, но они могут вызывать двигательные расстройства, обусловленные их антидофаминовым действием, что ограничивает возможности долговременного применения.
 

Панкреатит

 
Общие рекомендации. Пациентов с симптоматикой “острого живота” необходимо немедленно осмотреть. Пациентов, принимающих дивальпроекс, или, что встречается реже, некоторые антипсихотики второго поколения (например, кветиапин, оланзапин, клозапин) нужно обследовать на предмет ятрогенного панкреатита, проведя физикальную диагностику, измерение уровня липазы и амилазы, и, возможно, рентгенографию. Если развился острый панкреатит, прием вышеупомянутых препаратов следует отменить и не возобновлять.
 
В редких случаях прием дивальпроекса (вне зависимости от типа высвобождения) связан с острым панкреатитом. Как объяснить эту связь, пока еще непонятно. В 1979-2005 гг. во всем мире было зарегистрировано 90 случаев, хотя реальная заболеваемость может быть выше. Сообщалось о случаях заболевания как у тех, кто начал прием препарата недавно, так и у тех, кто принимал его долговременно, через 19 лет после начала приема. Мониторинг уровня липазы или амилазы у тех, кто принимает дивальпроекс, не рекомендуется и не является оправданным при отсутствии клинических проявлений острого панкреатита (симптоматика “острого живота”).
 
Прием некоторых антипсихотиков второго поколения (например, кветиапин, оланзапин, клозапин), по непонятным причинам, связан с острым панкреатитом, вне зависимости от гиперлипидемии или гипергликемии.
 
Многие непсихотропные препараты также могут вызывать острый панкреатит; к ним относятся эстроген, кальций, антихолинэстеразные средства, тиазидные диуретики, пентамидин, ингибиторы АПФ, фуросемид, тетрациклин, метронидазол, изониазид, рифампин, сульфаниламиды, циклоспорин, аспарагиназа, винкаалкалоиды и другие противоопухолевые препараты. Следует с вниманием отнестись к другим факторам, повышающим риск острого панкреатита, в числе которых злоупотребление алкоголем или алкогольная зависимость (часто присутствующие как коморбидные состояния у пациентов, принимающих дивальпроекс или антипсихотики второго поколения, например у пациентов с биполярным расстройством или импульсивной агрессией), а также гиперлипидемия. При остром панкреатите прием дивальпроекса или вышеупомянутых антипсихотиков второго поколения следует отменить и не возобновлять.
 
Автор перевода: Филиппов Д.С.
 
Редакция: Касьянов Е.Д.
 
Источник: Joseph F. Goldberg, Carrie L. Ernst. Managing the Side Effects of Psychotropic Medications. American Psychiatric Association, 2012 pp. 187-199
 
http://psyandneuro.ru
 

Опубликовано Оставить комментарий

Связь между расстройствами сна и употреблением психоактивных веществ.

Наиболее распространенные психические расстройства – от депрессии и тревоги до ПТСР – связаны с нарушением сна. Расстройства сна, связанные со злоупотреблением ПАВ, не являются исключением. Эта связь может быть сложной и двунаправленной: с одной стороны употребление ПАВ вызывает проблемы со сном, но с другой стороны бессонница (или недостаточный сон) также могут быть факторами риска употребления наркотиков и алкоголя. Признавая важность этого несколько упущенного из виду фактора, исследователи уделяют повышенное внимание сну и его нарушениям и ищут способы целенаправленного воздействия на симптомы инсомнии при лечении и профилактике расстройств, связанных с употреблением ПАВ.
В настоящее время NIDA (Национальный институт по борьбе со злоупотреблением наркотиками) во главе с Dr. Nora Volkow финансирует несколько проектов по изучению различных расстройств злоупотребления ПАВ и сна, а также нейробиологических механизмов работы системы вознаграждения и ее связи с циркадными ритмами. Это сфера представляется высокопотенциальной как в целях предотвращения употребления ПАВ, так и в целях лечения одного из самых стойких и тягостных побочных эффектов, связанных со злоупотреблением ПАВ и алкоголем.
 
Известно, что большинство ПАВ резко нарушают регуляторные механизмы сна в головном мозге, влияя на время, необходимое для засыпания, продолжительность и качество сна. Люди, употребляющие ПАВ и алкоголь, также испытывают бессонницу во время абстиненции, которая усугубляет тягу к наркотикам и может стать причиной срыва. Кроме того, из-за центральной роли сна в механизмах долгосрочной памяти и консолидации новой информации, плохое качество сна может затруднить освоение новых навыков совладания и саморегуляции, необходимых для поддержания ремиссии.
 
Одним из важнейших нейробиологических механизмов, связывающих последствия употребления большинства ПАВ и нарушения сна, является обмен дофамина. Прямое или косвенное стимулирование дофаминовых путей вознаграждения наркотическими препаратами объясняет их аддиктивные свойства; но дофамин также модулирует активность, бдительность и участвует в регуляции цикла сон-бодрствование. Дофаминергические препараты уже давно используются для лечения таких состояний, как нарколепсия. Кокаин и амфетаминоподобные наркотики являются одними из самых мощных дофаминовых агонистов, и их повторное введение может привести к серьезному недосыпанию.
 
Сокращение часов сна, в свою очередь, согласно работе Wiers, C. E., с соавт.  [1] опосредует низкий уровень активности D2-рецепторов у людей, злоупотребляющих кокаином, что связано с более высоким риском компульсивного употребления наркотиков. Пониженная регуляция дофаминовых рецепторов D2 в стриатуме также была связана с нарушениями функции префронтальных областей, необходимых для осуществления самоконтроля и других исполнительских функций. Так, в исследовании Dr. Nora Volkow с соавт. [2] было показано, что у взрослых людей, лишенных сна, наблюдается пониженная доступность D2-дофаминовых рецепторов в зоне вознаграждения – вентральном стриатуме. Авторы предполагают, что для компенсации дофаминового дефицита эти люди становятся более подвержены рискованному поведению, включая прием ПАВ.
 
Помимо прямого воздействия на дофаминовую систему, некоторые ПАВ оказывают действие на регуляцию сна через другие фармакологические звенья. Например, препараты каннабиса взаимодействует с эндоканнабиноидной системой организма, которая, помимо прочих своих функций, также участвует в регуляции цикла сон-бодрствование. Проблемы со сном – распространенный симптом отмены марихуаны, о котором сообщают более 40% тех, кто пытается бросить наркотики [3], причем трудности засыпания считаются одним из самых неприятных симптомов (также респонденты сообщали о ночных кошмарах). Каждый десятый человек, возобновляющий прием каннабиса, причиной этому называет проблемы со сном.
 
Опиоидные препараты взаимодействуют с эндогенной опиоидной системой организма, связываясь преимущественно с мю-опиоидными рецепторами (МОР); эта система также играет важнейшую роль в регуляции сна. Природные и синтетические опиаты могут вызывать сонливость, но они также могут выражено нарушать архитектуру сна, увеличивая переходы между различными фазами сна. Одним из мучительных проявлений опийной абстиненции, помимо прочих, является и стойкая бессонница. Также опиоиды могут подавлять центры дыхания в стволе головного мозга и при приеме их в больших дозах могут стать причиной остановки дыхания во время сна.
 
Зависимость от ПАВ и проблемы со сном могут иметь сложные и непредсказуемые пересечения. В работе, опубликованной в журнале Science Translational Medicine в 2018 году, Thannickal TC с соавт. из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе[4] изучали роль нейропептида орексина в регуляции бодрствования и исследовали посмертные образцы мозга человека. При обнаружении мозга с повышенным количеством орексин-продуцирующих клеток, они выяснили впоследствии, что этот человек был зависим от героина. В дальнейшем ученые решили проанализировать более крупные образцы гипоталамической ткани головного мозга у лиц с героиновой зависимостью и выявили, что у этих людей орексин-продуцирующих клеток на 54% больше, чем у тех, кто не употреблял героин. Причем введение морфина вызывало аналогичные эффекты и у грызунов.
 
Дальнейшие исследования пересечений между нейрохимическими механизмами, ответственными за реакции вознаграждения и регуляцию сна, могут помочь понять индивидуальные различия в склонности к формированию аддикции и расстройств сна. Это может оказаться очень полезным в клинической практике, когда нацеленное решение проблемы со сном может стать одним из аспектов успешного лечения зависимости. Например, NIDA в настоящее время финансирует исследования по изучению эффективности суворексанта у людей с опийной зависимостью. Этот препарат, одобренный FDA для лечения бессонницы, действует как антагонист рецепторов орексина.
 
Причинно-следственная связь между нарушением сна и злоупотреблением ПАВ может быть и обратной. Люди, страдающие бессонницей, находятся в группе риска употребления таких ПАВ, как, например, алкоголя, бензодиазепинов, которые они могут принимать в качестве самолечения.  Или же они могут использовать стимулирующие препараты, чтобы компенсировать повышенную дневную усталость, вызванную бессонницей. Диссомнические расстройства могут увеличить риск употребления ПАВ также и за счет косвенных механизмов, например снижения когнитивных функций.
 
Таким образом, нарушения сна, а также другие факторы, ведущие к недосыпанию, являются важными аспектами в профилактике болезней зависимости. Так, например, в последние годы широко обсуждается вопрос о более позднем начале занятий в школе, поскольку подростки особенно уязвимы к многочисленным последствиям недосыпания. В исследовании Dr. Nora Volkow с соавт. [5] было показано, что меньшее количество часов сна коррелирует с повышенным риском употребления ПАВ и другими проблемами поведения у подростков. В лонгитюдном исследовании подростков (средний возраст 14,7 лет) Pasch K.E., с соавт. [6] было показано, что меньшая продолжительность сна—как в будние дни, так и в целом—на исходном уровне была связан с бОльшим потреблением сигарет и марихуаны спустя 2 года. Также в группе тинейджеров употребление табака, алкоголя и марихуаны ассоциируется с ухудшением сна, включая меньшую его продолжительность, что опять же свидетельствует о наличии двусторонних причинно-следственных связей между недостатком сна и риском употребления ПАВ.
 
Для лучшего выяснения сложных причинно-следственных связей между сном, развитием мозга и показателями психического здоровья, включая употребление ПАВ, необходимы лонгитюдные исследования. В работе «Развитие мозга и когнитивных функций у подростков» ( The Adolescent Brain and Cognitive Development ABCD) [7]  изучаются эти взаимоотношения на  большой когорте детей, которые были набраны в исследование возрасте 9-10 лет. Это лонгитюдное исследование, которое продолжается третий год, уже начинает приносить ценные результаты. Группа китайских исследователей, используя данные ABCD [8] обнаружила, что дети с депрессивными проблемами имеют более короткую продолжительность сна спустя 1 год, а также меньший объем областей мозга, связанных с такими когнитивными функциями, как например, память.
 
Несмотря на получаемые новые данные, необходимы дополнительные исследования взаимосвязи между употреблением ПАВ, болезнями зависимости и сном как у взрослых, так и у молодых людей.
 
Автор перевода: Ю. М. Шайдеггер
 

  1. Wiers, C. E., Shumay, E., Cabrera, E., Shokri-Kojori, E., Gladwin, T. E., Skarda, E., Cunningham, S. I., Kim, S. W., Wong, T. C., Tomasi, D., Wang, G. J., & Volkow, N. D. (2016). Reduced sleep duration mediates decreases in striatal D2/D3 receptor availability in cocaine abusers//Translational psychiatry, 6(3), e752. https://doi.org/10.1038/tp.2016.14
  2.     Volkow, Nora D et al. Evidence that sleep deprivation downregulates dopamine D2R in ventral striatum in the human brain.” //The Journal of neuroscience: the official journal of the Society for Neuroscience vol. 32,19 (2012): 6711-7. doi:10.1523/JNEUROSCI.0045-12.2012
  3. Peter Gates, Lucy Albertella & Jan Copeland (2016) Cannabis withdrawal and sleep: A systematic review of human studies// Substance Abuse, 37:1, 255-269, DOI: 10.1080/08897077.2015.1023484
  4. Thannickal TC, John J, Shan L, et al. Opiates increase the number of hypocretin-producing cells in human and mouse brain and reverse cataplexy in a mouse model of narcolepsy. //Sci Transl Med. 2018;10(447) doi:10.1126/scitranslmed.aao4953
  5.     Nora D. Volkow, Dardo Tomasi, Gene-Jack Wang, Frank Telang, Joanna S. Fowler, Jean Logan, Helene Benveniste, Ron Kim, Panayotis K. Thanos, Sergi Ferré. Evidence That Sleep Deprivation Downregulates Dopamine D2R in Ventral Striatum in the Human Brain//J Neurosci. 2012 May 9; 32(19): 6711–6717. DOI: 10.1523/JNEUROSCI.0045-12.2012
  6.     Pasch, K.E., Latimer, L.A., Cance, J.D. et al. Longitudinal Bi-directional Relationships Between Sleep and Youth Substance Use.// J Youth Adolescence 41, 1184–1196 (2012). https://doi.org/10.1007/s10964-012-9784-5
  7.     Nora D. Volkow et al. The conception of the ABCD study: From substance use to a broad NIH collaboration// Developmental Cognitive Neuroscience, Volume 32, 2018, P. 4-7
  8. Cheng, W., Rolls, E., Gong, W. et al. Sleep duration, brain structure, and psychiatric and cognitive problems in children.// Mol Psychiatry (2020). https://DOI.org/10.1038/s41380-020-0663-2)

http://psyandneuro.ru
http://psyandneuro.ru