Джордан Питерсон (клинический психолог, профессор университета Торонто) в книжке “12 правил жизни” утверждает, что лучшее решение для каждого современного человека — взять на себя как можно больше ответственности.Ответственность — это синоним взрослости. Так и есть: в обществе, где есть чёткий тренд на позднее психологическое взросление, это — очень актуальная идея. Многие мужчины и женщины 30+ лет в сегодняшнем мире не нашли себе к этому возрасту устойчивого занятия, обуреваемы тревогой, в нерешительности топчутся на пороге жизни и будто ждут отмашки от кого-то, что, мол, теперь можно войти и “начать”. Появился даже термин “синдром отложенной жизни” — это как раз когда картина внутренних событий жизни человека выглядит как бесконечная черновая работа, а чистовик лежит без дела. И чем дальше, тем страшнее начать писать туда свои каракули, хочется, чтобы всё было идеально.
А есть ли что-то, за что не стоит брать ответственность? Таких вещей полно!
Например, бесконечная тревога о том, что подумает о нас другой человек; как выглядят наши действия для других; комфортно ли другим (и зачастую мотив для обслуживания чужого комфорта — чтобы о нас думали как о воспитанных, заботливых, хороших); чувствуют ли они то, что мы ожидаем; и даже — живут ли другие так, как мы считаем правильным.
Мы не можем заставить другого человека думать о нас так, как нам хочется, и всё же мы всерьёз обеспокоены тем, чтобы формировать чужое мнение. Это попытка контроля того, что в реальности находится за пределами нашего контроля.
Ответственность крепко связана с темой свободы. Для клиентов в терапии очень и очень трудной оказывается идея, что другой человек, даже самый любимый и значимый, свободен думать и чувствовать так, как он сам считает нужным. Причём это не элемент мировоззрения психолога, а элемент реальности, которую клиент игнорирует/отрицает: как бы мы ни хотели обратного, другой человек всегда свободен, всегда. Свободен уйти или остаться, думать о нас плохо или хорошо, изменить или быть верным. Какие бы манипуляции мы ни использовали, эта свобода останется неотчуждаемой, и однажды, вопреки всем нашим вмешательствам, человек может сделать именно то, чего мы больше всего боимся. Может, хотя и не обязательно сделает.
На нас очень повлияла шаманская псевдонаучная литература про то, “как влиять на других”, “как распознавать ложь”, “как манипулировать другими”, “как влюблять в себя” и прочий хлам.
Все эти книги внушили мысль, что нужно освоить некую технологию, стать “психологом”, научиться “анализировать людей”, запихивать их в какие-нибудь категории, и для каждой категории запомнить, как её обработать. Тогда мы станем подчинять себе других и возвысимся над ними. Смешно, когда каждый в комнате пытается возвыситься над другими, не находя себе при этом места.
В самой идее “подчинять” заложена необходимость встать НАД другим человеком, повелевать им. На это нужен огромный объём энергии, потому что едва начав, мы столкнёмся с сопротивлением со стороны каждого из этих людей — никто блин не живёт ради того, чтобы быть нашим рабом! Никто не живёт для того, чтобы обслуживать наши страхи, желания или потребности. И поскольку мы часто озабочены принуждением других людей к добру и справедливости, нам в итоге неоткуда взять достаточно сил на взросление, преодоление реальных жизненных трудностей, поиск решений в ситуации неопределённости, коей и является всё полотно нашей жизни.
Есть расхожая фраза, принадлежащая богослову Эйтингеру: “Господи, дай мне спокойствие принять то, чего я не могу изменить, дай мне мужество изменить то, что я могу изменить. И дай мне мудрость отличить одно от другого”.
По сути, это — молитва об обретении “локуса контроля”, описанного психологом Дж. Роттером: не пытаться влиять на то, на что я в реальности влиять не могу, сконцентрироваться на том, на что влиять могу, а главное, разобраться, в чём разница.
Если я признаю свободу другого человека, я автоматически принимаю, что мне может не понравиться то, что он думает, делает или чувствует в отношении меня. Он даже может меня бросить, и я ничего не могу с этим поделать. Строго говоря, сколько бы я ни привязывал его к себе, он всё равно может меня покинуть. Хорошая новость состоит в том, что я при этом тоже кое-что могу, в том числе, уважать автономность другого. Вследствие этого возрастёт моя способность опираться на себя, а следовательно, объём витальности (жизненной энергии), доступный мне. Я смогу взять на себя ответственность за себя и скинуть иллюзорную ответственность, которая меня ослабляет. И возможно, другой человек захочет быть рядом, просто в силу своего свободного выбора. Удивительно, что именно тогда, когда мы уважаем свободу другого решать, что и как ему думать/делать/чувствовать, он захочет сделать выбор в нашу пользу гораздо охотнее.
Я люблю сериал «Викинги». Он, конечно, приключенческий, но наряду с этим там действительно много материала, который интересно анализировать с точки зрения актуальных психологических проблем. Интерес в том, что перед нами разворачивается процесс становления выдающихся людей, мы видим, на что они опирались при принятии решений, в чём разница между людьми, которые могут управлять, от тех, кто не может.
Во третьем сезоне есть сцена, когда после сражения на английской земле, на чужой территории, сидя перед погибшим соратником, Флоки, приближённый Рагнара (главного героя), обращается к нему, мол, это ты виноват, что он погиб. Он умер бессмысленной смертью, пытаясь взять холм, который ему не был нужен. Он пошёл биться за него только потому, что ты так хотел. Мы все пошли за тобой, и мы здесь сдохнем, потому что ты предал наших Богов, отправился сражаться за чужого Бога. Мы поверили тебе, и вот результат.
Рагнар заметно сдерживает свой гнев, но всё же выслушивает Флоки до конца. Затем он отвечает: «Нам всем рано или поздно суждено умереть, неправда ли? Я расстроен смертью Торстена не меньше, чем ты, но он сам выбрал эту смерть. Вы все — свободные люди, и вы сами решили быть здесь. Я тоже здесь, и я надеюсь снова увидеть его после смерти, если мне суждено умереть».
Флоки нечего ответить, и сцена заканчивается. Это потрясающая и очень заметная черта главного героя: он уважает свободу каждого и действует с учётом этой свободы. Когда другие поступают так, как ему не нравится, он позволяет им это делать, потому что в его картине мира он — свободный человек среди свободных людей, и не вправе указывать им, как жить и что делать. Он может отнестись каким-то образом к их поступкам, он может быть не согласен, но он не пытается при этом лишить их свободы. Более того, он напоминает об их свободе, когда они пытаются давить на него. Однажды его бывшая жена Лагерта пришла со своим войском и спасла Рагнара и его народ. Впоследствии она попыталась использовать это в качестве аргумента в пользу того, что теперь он обязан ей помочь. Но Рагнар напоминает бывшей жене, что это было её свободное решение, и это не значит, что он подписал тем самым контракт, по которому он теперь обязан сделать, что бы она ни попросила. Это может возмутить, но в реальности эти два события никак не связаны, и Рагнар в действительности отстаивает в этом эпизоде свободу делать свой выбор.
Кстати, это очень распространённая уловка, которую мы усваиваем ещё в детстве: «Бабушка столько для тебя сделала, а ты теперь не хочешь съездить к ней в сад и копать его? Как тебе не стыдно!» «Мама так старается, а ты теперь так себя ведёшь!» «Ты должна хорошо учиться, ведь родители всё для тебя делают».
Это всё — так называемые скрытые контракты: для меня сделали нечто совершенно конкретное, и теперь я обязан, но чем конкретно и в каком объёме, я узнаю, когда понадобится отдавать долг. Объём полученных благ, как правило, представляют совершенно гигантским («СТОЛЬКО для тебя сделали!»), и тут имеет место комбо-манипуляция — мы не вправе даже уточнить, а, собственно, сколько сделано, потому что такой вопрос сразу будет заклеймлен, ребёнок назван бессовестным, он ещё и торгуется с родителями. Против такой массированной атаки ребёнок, разумеется, оказывается бессилен, и чаще всего он смиряется, а обида на родителей становится в этом месте неосознаваемым.
Родители замалчивают тот факт, что первые, кто начал торговаться — это они. Именно они предложили обсуждать, сколько сделали они, тем самым провоцируя вопросы в этом же ключе — а сколько? А что конкретно должен отдать ребёнок? Насколько соответствуют друг другу объём полученного и того, что задолжал ребёнок? Посильно ли для него отдать этот долг?
Упускается и то, что родить ребёнка было идеей родителей, и вместе с этой идеей неизбежно наступает биологическая ответственность, которую они сами на себя приняли: они выбрали не заморить ребёнка голодом, не оставить его без образования, не бросить его около реки умирать. Это был их выбор, но почему-то спустя несколько лет они позиционируют это как долг, который младенец когда-то взял. Строго говоря, ребёнок неспособен вступать в договорные отношения и брать на себя долговые обязательства. И вот мы имеем дело со взрослыми, которые пытаются усидеть на шее ребёнка, поскольку не умеют действовать иначе.
Раз за разом мы привыкаем, что условия договоров, в которые мы вступаем, не проясняются, что мы даже не имеем права их обсуждать, мы же не корыстные какие-то! В результате, будучи уже взрослыми, в отношениях с разными людьми мы запутываемся, вечно чувствуем себя обязанными, ожидаем, что с нас кааак спросят однажды, и мы не сможем вернуть то, что взяли. Мы также учимся не ценить собственный вклад, приуменьшать его, обесценивать. Нам кажется, что мы сделали для другого так мало, а он — так много… А если так, то тревога, обида, гнев, настороженность в отношениях растут, безотчётно, автоматически. Мы не чувствуем себя свободными выбирать, управлять отношениями, учитывать свои интересы, обсуждать тонкие аспекты отношений.
Мы забываем о своей свободе, и нет на нас Рагнара, который бы напомнил о ней.
Тем не менее, мы свободны, и когда мы разлепляемся с другими людьми, начинаем проживать свою отдельность (чаще всего, после пары лет терапии), у других случается шок, они начинают рэкет и террор в отношении подлеца, который посмел попрать великие ценности созависимых отношений! Выдержать собственную свободу, научиться с ней обращаться — это повод для ещё годика терапии. Вот такая арифметика свободы, которую очень трудно принять.
Психологически здоровый человек максимально опирается на себя. В каком-то журнале, посвящённом гештальт-терапии, я вычитал интересное суждение: «Свобода экономическая — это когда за меня не платят, свобода интеллектуальная — это когда за меня не думают». Если переводить на язык позитивных утверждений, свобода — это когда я плачу за себя сам и думаю сам. Я бы ещё добавил, что важно быть эмоционально независимым — не трескаться по швам от тревоги, страха, вины, что если я настаиваю на своём, то меня осудят и я не справлюсь. Не чувствовать себя вечным должником своих близких, не становиться автоматом по обслуживанию чужих переживаний, не быть слугой других людей.
Если мы принимаем свою свободу, появляется и другая сторона: другие люди тоже не должники, не машины по обеспечению нашего благополучия, не наши слуги. Это — самая трудная идея.