Существует ли так называемый кризис среднего возраста, как он себя проявляет, всех ли из нас касается и какую играет роль? Наши эксперты обнадеживают: этот поворотный момент нашей жизни содержит в себе уникальные возможности.
МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА
Дмитрий Леонтьев, доктор психологических наук
Дмитрий Леонтьев, доктор психологических наук
Дмитрий Леонтьев, профессор МГУ им. М. В. Ломоносова, руководитель лаборатории позитивной психологии и качества жизни ВШЭ. Автор нескольких книг, среди которых «Психология смысла» (Смысл, 2007).
Psychologies: Кризис среднего возраста, который еще называют «кризисом середины жизни», действительно существует?
Кристоф Форе: Кризис в собственном смысле слова случается лишь у немногих людей, которые «слетают с катушек», совершают странные поступки, разрушая свою жизнь. У огромного большинства кризиса не происходит. Вместо этого можно говорить о переходном процессе, который многие переживают молча и даже с чувством стыда. Подобно подростковому возрасту, эти годы – поворотный момент жизни, независимо от того, признают их таковыми или нет.
Дмитрий Леонтьев: Мне ближе точка зрения американского психотерапевта Адама Блатнера (Adam Blatner). Он считает, что каждый из нас проходит в своей жизни две инициации, два момента, когда приходится перестраивать отношения с миром. Первый – когда мы, став подростками, обнаруживаем, что в состоянии влиять на этот мир, изменять его. И это открытие – серьезный вызов, требуется немало сил и времени, чтобы понять, как с ним управляться. А в момент кризиса середины жизни мы понимаем, что нам, напротив, подвластно уже далеко не все, что воплотить многое из своих планов мы вряд ли успеем. Мы осознаем ограниченность своих ресурсов, начинаем более ответственно к ним относиться.
Правда ли, что женщин кризис затрагивает сильнее, чем мужчин?
Д. Л.: Полагаю, что да. Хотя бы потому, что ресурсы, о которых я говорил, у мужчин и женщин различны. У женщин это в большей степени ресурсы физические: способность к деторождению, здоровье, красота. Их конечность нельзя не заметить, и потому воспринимается она очень остро. У мужчин все обстоит несколько иначе: их ресурсы социально ориентированы, у них изменения провоцируются жизненными событиями. И все же в главном кризис одинаков и для мужчин, и для женщин: нарушение баланса планов и ресурсов для их достижения. Когда такое происходит, всем нам приходится проводить переоценку своих возможностей и обращаться к тем аспектам жизни, которые менее подвластны кризису.
Кристоф Форе (Christophe Fauré), специалист по сопровождению пациентов с тяжелыми заболеваниями и их родных. Его сайт: christophefaure.comЭто тревожное ощущение неблагополучия может возникнуть и без конкретных причин?
К. Ф.: Да, как ни странно, так проявляет себя наше глубинное стремление к целостности. В первой половине жизни оно направлено вовне, к созиданию, это существование через опору на взгляд других людей: родителей, учителей, друзей… Это приобретение социального статуса, материальных благ. К 40–50 годам мы отмечаем обратное течение, направленное внутрь. Мы ощущаем духовные потребности, нацеленные на самую суть. В этот переходный период мы часто вступаем тогда, когда осознаем относительность всех социальных структур и даже смысла жизни. Достигнув этого рубежа, мы словно ощущаем нехватку чего-то, нужного для достижения полноты. Юнг говорил: «…то, что было здорово на заре, становится мелким в сумерках, а утренние истины вечером становятся ложью»*. Да, у меня прекрасный дом, и личная жизнь сложилась… но утром я просыпаюсь с ощущением пустоты и тревоги.
Д. Л.: Нехватка привычных ресурсов означает неспособность достичь того, что было доступно еще вчера. А это может вести к обесцениванию жизни, к утрате себя. Вспомните гетевского Вертера – он покончил с собой, потеряв любимую, потому что его «Я» почти целиком и состояло из любви к ней. Или представьте бизнесмена, который бросается с небоскреба, узнав о банкротстве. Почему? Потому что банкротство разрушает не только его бизнес, но и саму его личность, его «Я». Если же мы ценим себя не только за внешность, мускулы или капиталы, то с большей вероятностью преодолеем кризис. Важен тут и социальный контекст – восприятие возраста в обществе. Если вам исполнилось 45, а вы на каждом углу видите объявления о трудоустройстве с требованием «до 45 лет», тревога может возникнуть поневоле. Даже если вопросы трудоустройства вас в принципе не заботят.
Цитата*
«Мы часто воспринимаем депрессию как недоброго вестника, с траурным видом сообщающего, что нечто в нас отжило свой век и вот-вот умрет. На самом же деле депрессия – глашатай нового, чего-то просторного и свободного, такого, что способствует развитию и росту и желает играть большую роль в нашей жизни. Конечно же, сам человек, подчас не без помощи психотерапевта, должен отличать одну форму депрессии от другой, а именно: опирается ли она на биологическую основу, является ли реакцией на утрату или же представляет собой интрапсихологический конфликт, способный многое сообщить о следующем этапе путешествия. Под каждой депрессией нашему вниманию обязательно предстанет нижний слой; и здесь-то, как мы обнаруживаем, и ожидает нас программа роста. Вместо того чтобы отрицать боль или стремиться заглушить ее лошадиными дозами лекарств и бежать от риска взросления, которого душа в свое время попросит от нас, нужно установить, куда она хочет двигаться, после того как ресурсы эго окажутся окончательно исчерпаны».
* «Обретение смысла во второй половине жизни» Дж. Холлис (Когито-Центр, 2012)
Так что же делать?
Д. Л.: Один из вариантов – искать поддержку у других людей, в том числе и психологов. Но тут все зависит от особенностей личности: кому-то необходимо обращение к специалисту, а кому-то оно может пользы и не принести. Парадокс в том, что, если человек окружен близкими людьми, ему легче обратиться к психологу, но потребность в таком обращении у него ниже – он может и сам преодолеть свои проблемы. А если человек одинок, то он может куда больше нуждаться в помощи психотерапевта, однако вероятность того, что он придет на прием, ниже. Главным образом потому, что у него просто нет навыка доверительного общения.
К. Ф.: Некоторые отказываются прислушиваться к себе, видеть эти внутренние перемены, они упрямо не желают ничего менять или заглушают свою боль лекарствами. И тем самым обедняют себя, а в худшем случае рискуют оказаться в депрессии, заболеть. За этим ощущением – «что-то не так» – идет глубинное движение: важнейшая часть нашего существа начинает себя проявлять. Ведь внешний социальный «персонаж» – это лишь одна из граней нашего настоящего «Я», которое теперь желает нам открыться. Вот только нужно прислушаться к этой части нашего существа и ей ответить.
Как ответить на этот внутренний призыв?
К. Ф.: Ответить на этот призыв – значит пересмотреть и переоценить нашу жизнь и отношения с окружающими, принять наше тело – уже не такое, как прежде… ну и так далее. Нам предстоит задать себе вопросы, которые затронут все сферы: работу, семейную и личную жизнь, сексуальность. Не нужно бояться составить список таких вопросов: «Чего я хочу: работать именно здесь или уйти?», «Что мне необходимо?», и так далее. Нам, как гусенице, нужно уйти в свой кокон, чтобы в тишине подготовить вторую часть своего существования – в виде бабочки. Мы слышим призыв изнутри, и на него нужно откликнуться. Но важно и сознавать, что мы будем сопротивляться переменам: мы боимся потерять прежних себя, свою роль, свой статус – все, что определяло нас в первой половине жизни. Но, парадоксальным образом, если мы не согласимся отпустить наше прежнее «Я», то потеряем кое-что большее.
Д. Л.: Здесь многое зависит от нас самих – от степени нашей зрелости, от способности понять, что отказ от вчерашних планов совсем не обязательно означает поражение и что новые планы могут привести к победам, вкус которых был прежде нам незнаком. Бывает и так, что человек еще недостаточно зрел, когда он сталкивается с ощущением пустоты, – но повзрослеть и понять происходящее ему помогает сам кризис. Многие ищут дополнительные ресурсы в тех областях, на которые раньше не обращали внимание. Отсюда такая популярность обращения, например, к религии во второй половине жизни. Кроме того, можно поменять критерии успешной жизни, как это происходит, к примеру, при дауншифтинге: то, что могло быть кризисом в одной системе координат, просто не воспринимается таковым в другой.
Что же нас ждет, если нам удастся благополучно измениться? Расцвет нашего истинного «Я»?
К. Ф.: Да, но в пределах возможного. Не стоит забывать, что нам предстоит оплакать все то, что мы уже не сможем сделать: стать чемпионом по скачкам или начать карьеру скрипача. Но придя к осознанию нашей жизни «здесь и сейчас», такой, какова она сегодня, мы откроем себе огромное пространство возможностей. Юнг считал, что это означает движение к полному, цельному сознанию себя: часть моего «Я» из первой половины жизни, которая была на виду, должна уступить место той другой части меня, которую я раньше держал в тени, чтобы иметь возможность жить и существовать под взглядами окружающих. Мы начинаем задавать себе вопросы: «Какой след я хочу оставить?»; «Что могу передать другим поколениям?»; «Как мне породниться с самим собой, заботиться о себе, о близких и даже о собственном теле, которое мне поможет все это осуществить?» Приходит время размышлять об этом – не из боязни смерти, а потому что наша духовная сторона требует этого от нас. Мы стремимся стать внутренне цельными, достичь жизненной полноты. И в этом – истинный смысл перемен в середине жизни.
* К. Юнг «Стадии жизни» (в сб. «Человек и его символы», Серебряные нити, Медков, 2006).
