Опубликовано Оставить комментарий

«Бей, беги, замри или сдавайся». Как проявляется посттравматическое стрессовое расстройство и что с этим делать?

Сегодня в мире проживает более 7 миллиардов человек. В соответствии с рядом исследований, 1%, то есть более 70 миллионов, из них хотя бы раз в жизни сталкивались с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР). Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) сообщает, что ежегодно ПТСР той или иной степени диагностируют у 0,37% мирового населения, а 9% переживших теракты или военные конфликты за последние десять лет, скорее всего, столкнутся со средней и с тяжелой степенью посттравматического расстройства.
ПТСР чаще всего ассоциируется с «вьетнамскими флешбэками» — аффективными реакциями военных, прошедших горячие точки, на, казалось бы, незначительные раздражители. В России их часто называли «афганскими» или «чеченскими». Но серьезные травмы угрожают людям не только в зоне военных действий или стихийных бедствий.

Из детства я помню одно — страх

Когда Жене было пять, ее жизнь превратилась в нескончаемую пытку, вспоминает она. Из семьи ушел отец, а мать ударилась в религию.
«Меня постоянно били, — рассказывает Женя. — Например, если не хотела спать, растягивали на кровати и лупили шнуром от пылесоса.

А однажды я разбила банку со святой водой, и мама вымыла мною пол

Лет в шесть я узнала, что такое грязная проститутка: мама начала называть меня так. Когда у меня начались месячные, она привела меня в церковь. Я не могла выстоять службу и постоянно пыталась сесть, но окружающие кричали и ругались, называли бесноватой. Дома меня избили за это еще раз. Все, что я помню о своем детстве, — бесконечный страх».
Женю постоянно избивали и запугивали, кололи антибиотиками, потому что мама была уверена: ее дочь тяжело больна. Возражений врачей она не слушала. К семи годам из-за постоянного страха и антибиотиков у Жени была мышечная дистрофия и нервная анорексия.
«В школе лучше не стало, — продолжает девушка. — Я столкнулась с жесткой травлей, двумя попытками изнасилования, потом дважды пыталась покончить с собой».
Ей было за двадцать, когда она поступила в мединститут. На третьем курсе один из преподавателей заметил студентку, слишком бурно реагирующую на любую критику, и посоветовал ей обратиться к психиатру. Так в 23 года Женя узнала, что у нее посттравматическое стрессовое расстройство.

Травма, триггер и диагноз

Обстоятельства, в которых оказалась Женя в раннем детстве, глубоко травмировали ее. Тогда она ощущала себя абсолютно бессильной и чувствовала только одно — отчаяние.
«Психологическая травма — столкновение с обстоятельствами непреодолимой силы, с которыми человек не может справиться, и они погружают его в состояние полной беспомощности, — поясняет психотерапевт Елена Голяковская, специалист Центра помощи жертвам насилия «Насилию.нет» (инагент по версии Минюста России. — Прим. ТД). — Невозможность совладать с чем-то ужасным — основная черта травмирующих ситуаций».
По словам специалистов, глубокие травмы могут повлечь за собой даже амнезию. Так сознание пытается защититься от страшных воспоминаний, жить с которыми невыносимо.
«Человек пытается забыть, потому что верит: если воспоминания исчезнут, все сразу наладится, — продолжает психотерапевт. — Амнезия — крайний случай. Чаще всего травмированные люди стараются просто не вспоминать, не говорить о страшном прошлом, как бы запечатывают его внутри себя, надеясь, что оно никогда не прорвется наружу. Но по-настоящему серьезные травмы не забываются, и малейший триггер, цепляющий человека за эмоции, который он испытал в травмирующий момент, отбрасывает его назад, в то эмоциональное состояние, в тот ужас».
Триггер — это спусковой крючок, событие, вызывающее внезапное повторное переживание психологической травмы, тяжелые негативные эмоции, а также состояние аффекта.
«Для человека с ПТСР триггером может стать любое событие, — продолжает Елена Голяковская. — В книге Бессела ван дер Колка описаны истории ветеранов вьетнамской войны. Для них триггерами служили не только фейерверки, вспышки или резкие громкие звуки. Например, для одного из военных спусковым крючком стал плач его собственного ребенка».
Триггеры очень индивидуальны и зависят от конкретных обстоятельств, в которых человек получил травму, и ассоциаций с ними. Так, ими могут стать цвета и запахи, голоса, отдельные слова, предметы, здания и многое другое.
«Само посттравматическое стрессовое расстройство — это набор выученных реакций, выработанных в момент переживания острого стресса, получения травмы. Это механизмы адаптации и выживания, вышедшие из-под контроля, — подчеркивает психолог. — Когда сама ситуация закончилась, но не была пережита человеком, эти реакции стали срабатывать на триггеры, напоминающие ему о травме».

Бей, беги, замри, сдавайся

Специалисты выделяют четыре типа основных реакций на сильный стресс: бей, беги, замри или сдавайся. Они же срабатывают и при столкновении с триггерами. Для Жени был характерен первый тип, самый агрессивный.
«Любой громкий звук, грубость, критика могли выбить меня из колеи. Я бросалась на людей с кулаками, — рассказывает девушка. — Однажды мой бывший молодой человек сказал что-то особенно болезненное, и я ударила его ножом. Хорошо, что в плечо».
Реакция на триггер любого типа сопровождается состоянием аффекта, в котором человек не может контролировать свои действия.
«Если человек реагирует по типу “беги”, он будет пытаться в прямом смысле убежать от ситуации, — поясняет Елена Голяковская. — Столкнувшись с триггером, он может на автомате собрать вещи и уйти из дома или срочно поехать по делам. Тип “замри” — такой же побег, но психологический. Человек может впасть в ступор или просто сесть на диван и бездумно переключать каналы. Главное — отключиться от окружающей реальности. Реакция “сдавайся” связана с подстройкой под обстоятельства, попыткой быстро адаптироваться, стать максимально “хорошим”, чтобы выжить».
У специалистов нет единого мнения, чем обусловлен выбор той или иной реакции. По мнению ряда исследователей, он зависит от строения тела и гормонального фона. Другие связывают его с особенностями характера конкретного человека.
«Это четыре базовые реакции, свойственные не только людям, но и животным, — подчеркивает Елена Голяковская. — И для каждого человека с ПТСР ведущей оказывается одна из них».

«Кто-то кричит и дерется, кто-то бежит, кто-то замирает или сдается. Смешанных типов, как правило, не наблюдается»

Опасно для жизни

Женя часто срывалась, не могла себя контролировать, а значит, и была неспособна обеспечить ни свою безопасность, ни безопасность окружающих.
«Поэтому я пошла к специалистам, — рассказывает девушка. — Я собиралась замуж, училась, мечтала стать врачом. Но какой врач из женщины, которая может внезапно наброситься на своего пациента?»
По словам Елены Голяковской, настолько опасными для социализации становится только средняя и тяжелая степень посттравматического расстройства.
«С легкой степенью ПТСР человек может справиться самостоятельно, — говорит психотерапевт. — Он также будет реагировать на триггеры, но его реакции могут быть не столь разрушительными и считаться особенностями характера. Конечно, все зависит от человека. Например, если у офисного сотрудника легкая степень ПТСР с типом реагирования “беги” или “замри”, вряд ли у него получится построить успешную карьеру. Чтобы пройти выше, придется обратиться к специалисту».
Наиболее опасен агрессивный тип. В состоянии аффекта такой человек может полностью потерять контроль над собой и покалечить тех, кто окажется рядом. Иногда такие истории заканчиваются трагически.

Терапия в ресурсе

Женя вышла замуж, но вскоре начались проблемы. Не выдержав постоянных срывов жены, муж заговорил о разводе.
«Это было самое тяжелое время в моей жизни, не считая детства, — говорит она. — Но мы любим друг друга. Это помогло. Мы сумели найти общий язык, во всем разобраться и сохранить брак».
Женю ожидали пять лет постоянной терапии. По словам девушки, это было тяжелым испытанием, ведь раз за разом ей приходилось возвращаться туда, в прошлое, о котором ей хотелось забыть.
«Но я не жалею, — говорит Женя. — Благодаря терапии я осознала, что существую, что живу в безопасности, а тот кошмар не вернется.

Я научилась жить с “монстром” внутри меня, узнала, что у меня есть сильные стороны — сила воли, умение быть настоящим другом, умение любить

Самое главное — теперь я знаю, что из зеркала на меня смотрит живая женщина, а не мразь, которой нужно побыстрее сдохнуть, чтобы и мир очистился, и она отмучилась».
Елена Голяковская считает, что прежде, чем заняться терапией ПТСР, лучше всего набрать максимальное количество внутренних ресурсов.
«В противном случае высок риск ретравматизации, — говорит терапевт. — Работа может стать невыносимой для человека. Наращивать ресурс можно самостоятельно или вместе с психотерапевтом. Самый простой способ поддержать себя, если накрывает волна аффекта, — напомнить себе, где находишься, где твое здесь и сейчас. Через это напоминание можно быстро понять, что тебя выкидывает в прошлое, которого больше не существует».
Важно помнить, что ПТСР не врожденное состояние. Его можно преодолеть. Даже в тяжелых случаях есть шанс прийти к жизни без триггеров и сверхреакций.

Просто будьте рядом

Отношения с человеком с ПТСР требуют сил, терпения и выдержки. Его родные и друзья нуждаются в поддержке и принимающем окружении. Им также может потребоваться помощь психолога.
«Как правило, близкие такого человека сдаются, начинают ходить по дому на цыпочках и стараться сделать все, чтобы лишний раз его не задеть, — говорит Елена Голяковская. — Если они хотят во что бы то ни стало сохранить отношения с ним, возможно, это единственная тактика. Но если человек с ПТСР пройдет терапию и сможет справиться со своими сверхреакциями, нет гарантии, что и отношения с его близкими автоматически придут в норму. Родственники и любимые люди могут просто не успеть перестроиться. Общаться с ними будет уже абсолютно адекватный человек, а они могут продолжать реагировать на него так же, как во время проявлений расстройства. Иногда это становится серьезной проблемой».
С точки зрения Жени, самое главное, чтобы близкие были рядом, но не брали на себя роль психологов и спасателей.
«На фразу: “Я точно знаю, как тебе будет лучше!” — травматик, скорее всего, среагирует как на триггер. Ну или просто будет большой скандал, — говорит Женя. — А вот если попросить его перечислить, какие вещи не стоит трогать лишний раз, над чем не стоит смеяться, он будет благодарен. Если у близких такого человека есть возможность самим прийти в терапию, лучше бы прийти. Это поможет сохранить себя, свою личность, свой ресурс».

Любви недостаточно

Если речь идет о средней и тяжелой степени ПТСР, без помощи психотерапевта и, возможно, медикаментозной терапии обойтись невозможно.

«Некоторые люди думают, что сумеют излечить, отогреть человека с ПТСР исключительно своей любовью. Но этого недостаточно, — подчеркивает Елена Голяковская. — Любовь поддержит его, но не излечит. Среди женщин, обращающихся к нам за психологической помощью, немало жертв домашнего насилия на почве посттравматического расстройства, с которым живут их мужчины. Эти женщины сочувствуют своим мужьям, понимают, что они бьют их не сознательно, а только в момент сильнейшего аффекта. Но если человек с серьезным ПТСР не хочет идти в терапию и прорабатывать свое состояние, надо уходить. В состоянии аффекта люди с агрессивной реакцией на триггеры опасны и для своей, и для чужой жизни».
К сожалению, не существует объективной статистики о распространении различных причин психологических травм, за которыми может последовать ПТСР. По словам специалистов, чаще всего посттравматическое расстройство выявляют у людей, переживших многократное домашнее насилие, ставших жертвами стихийных бедствий и катастроф, прошедших горячие точки, пострадавших от терактов. При этом Елена Голяковская отмечает, что ПТСР может быстрее развиться у людей, которые только что прошли через ситуации, отбирающие большое количество внутренних ресурсов, например пережили утрату или серьезную болезнь. Если «топливо на нуле», любой сильный стресс может стать травмой, запускающей механизм расстройства. При этом большинство людей справляется с пережитыми страхами и отчаянием без проявлений посттравматического расстройства.
Тем, кто желает узнать поподробнее о ПТСР и способах справиться с ним, Елена Голяковская предлагает почитать:

  • Блессер ван дер Колк «Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть»;
  • Пит Уокер «Комплексное ПТСР. Руководство по восстановлению от детской травмы»;
  • Роберт Лихи «Свобода от тревоги. Справься с тревогой, пока она не справилась с тобой»;
  • Джей Уорли «Селф-терапия. Разбуди внутреннего ребенка»;
  • Луис Монталван «Пока есть Вторник. Удивительная связь человека и собаки, способная творить чудеса».
Опубликовано Оставить комментарий

Kuormitutko kuormituksen hoito-ohjeista?

Mies seisoo räntäsateessa.Kun syksy ja väsymys painavat päälle, kannattaa ottaa armollisuus avuksi ja heittää syyllisyys romukoppaan.

Kaikkihan sen tietävät: kun kaamosväsymys iskee, täytyy harrastaa liikuntaa, syödä terveellisesti ja osallistua sosiaalisiin aktiviteetteihin. Entä jos ei jaksa?

Valon väheneminen saa usein aikaan sen, että väsyttää, tympäisee, mikään ei huvita ja herkut maistuvat. Moni käpertyy sohvalle Netflixiä katsomaan ja suklaata syömään. Ja potemaan huonoa omaatuntoa siitä, ettei jaksa noudattaa terveellisiä elämäntapoja.

Mieli ry:n eli entisen Suomen Mielenterveysseuran asiantuntijapsykologilla Juho Mertasella on lohdun sanoja niille, jotka kuormittuvat syyskuormituksen hoito-ohjeista. Lopussa on myös bonusneuvo joulukiireiden varalta.

1. Mieti, mihin paukut riittävät

Mielialan lasku on yleistä ja luonnollista, kun valo vähenee ja luonto valmistautuu talveen. Oma mieli vetäytyy ikään kuin talviteloille. Sitä vastaan ei kannata lähteä puskemaan, vaan sen sijaan voi hyväksyä, että nyt minulla on energiaa tavallista vähemmän ja voisin vähän sopeuttaa omaa toimintaani.

Kannattaa miettiä, miten saa tehtyä itselleen tärkeitä asioita senhetkisillä energioilla. Kannattaa kysyä itseltään, mitkä asiat ovat minulle tärkeitä, mistä saan mielihyvää ja millä saan yleensä omaa energiatasoani nostettua. Mikä olisi näissä alentuneissa voimavaroissa mahdollinen tapa edistää omaa hyvinvointia?

2. Unohda mustavalkoisuus liikunnassa ja ruoassa

Kun olemme väsyneitä, kuormittuneita tai ärsyyntyneitä, ajattelu menee helposti mustavalkoiseksi: kun en jaksa juosta sitä maratonia, en lähde lenkille ollenkaan. Mustavalkoisesta ajattelusta voisi yrittää löytää väliportaita. Jos ei jaksa lähteä lenkille, voiko jäädä bussista paria pysäkkiä aiemmin pois ja kävellä sen pätkän?

Kun makean tai rasvaisen ruoan himo iskee, moni mieltää vaihtoehdoksi supersalaatin ja raakaruoan syömisen. Näistäkin ääripäistä on hyvä löytää väliporras. Pelkkien herkkujen syömisen sijasta voisi ajatella niin, että ruoassa olisi hyvä olla terveellisiäkin osioita. Seassa voi olla vaikka jokin pienempi herkku.

Samalla vahvistaa omaa hallinnan tunnettaan – minulla on mahdollisuus tehdä valintoja ja käyttää säätökytkintä.

Kun mieliteko nostaa päätään, voi yrittää odottaa 5–10 minuuttia. Odottamisen jälkeen terveellisemmän valinnan tekeminen on yleensä helpompaa. Siitäkin voi tulla onnistumiskokemus, mikä puolestaan kohottaa mielialaa.

3. Ole armollinen itsellesi ja käytä kalenteria

Jos lähtee täysin noudattamaan oman rasittuneen mielen kehotuksia ja syö epäterveellisesti, ei harrasta liikuntaa ja eristäytyy sosiaalisesti, mieliala huononee entisestään.

Kannattaa suhtautua itseensä armollisesti ja myötätuntoisesti. Jos ei jaksa lähteä työpaikan kokkareille, voi miettiä jotain muuta, pientä ja helppoa sosiaalista aktiivisuutta. Olisiko se vaikka ystävien tapaaminen?

Kalenteriin kannattaa varata viikossa iltoja, jolloin ihan luvan kanssa on rauhassa ja lepäilee. Samoin voi vaikka viikonloppuna päättää ja merkata kalenteriin, että ensi viikolla käyn yhden kerran urheilemassa ja minulla on yksi sosiaalinen aktiviteetti.

Suunnittelu säästää jokailtaiselta painilta siitä, jaksaako lähteä vai ei. Paini kääntyy helposti kotiin jäämiseksi ja ehkä syyllisyydeksikin. On mukavampaa lepäillä, kun ei tarvitse potea huonoa omaatuntoa.

4. Muista valohoito ja vuorokausirytmi

Kirkasvalohoito aamuisin on tutkimusten mukaan tehokkainta kaamosrasituksen hoidossa. Myös päivän aikana voi hankkia valoa lisää: jos esimerkiksi töissä on vähän valoa, voi käydä lounastauolla ulkona kävelemässä.

Säännöllisestä vuorokausirytmistä kiinni pitäminen on myös hyödyllistä toimintakyvylle. Elimistö kaipaa ennakoivuutta.

Опубликовано Оставить комментарий

Я плакал и понимал: наркотики сильнее меня, я погибну.

Возможно, это изображение (1 человек и небо)Олегу Болдыреву 46 лет, и 17 из них он принимал наркотики. Сейчас он врач-психиатр, основатель сети центров выздоровления от наркомании и сам спасает десятки тяжелых пациентов. Олег рассказывает, чего ему стоило освободиться от зависимости.
Отец-инженер. Детский сад. Школа. Курил с семи лет. Собирал окурки на улице и воровал деньги на сигареты. Стройки. Рощи… Часто семья разыскивала меня после уроков по всему району. «Все дети как дети — почему с тобой вечно что-то не так?! — кричал отец. — Почему?!» Я не знал ответа. В первом классе я записался на плавание в бассейн, а потом меня взяли в Школу олимпийского резерва. В 7 утра — первая тренировка, мы проплывали по 4-8 километров. После этого «сухие» тренировки, завтрак, школа — и снова на тренировку. Четыре года прожил без сигарет, но потом опять закурил и вдобавок почувствовал навязчивое желание пробовать новые вещества — сродни одержимости, мании.
Слово «захотел» здесь неуместно, ведь оно подразумевает выбор: «хочу, но не могу», «хочу, но не буду». А у зависимого нет выбора. И спорт не служит ни профилактикой зависимости, ни тем более методом лечения. В 13 лет я попробовал снотворные, транквилизаторы, гашиш и даже эфир, который я воровал на уроках физики. Приходя домой к одноклассникам, я под любым предлогом залезал в аптечку: искал препараты, которые изменяли сознание, настроение, поведение.
Откуда взялось это желание у ребенка, никогда не пробовавшего наркотики? Думаю, дело в нарушенном (по разным причинам) гормональном балансе, дефиците нейромедиаторов, которые отвечают за счастье и удовлетворение, — серотонина, дофамина и эндорфина. С детства я испытывал постоянную эмоциональную боль, беспокойство, раздражение, неудовлетворенность. Организм требовал недостающих веществ.
В 1990 году я поступил в медицинский университет и тогда же впервые попробовал тяжелые наркотики. На смену тягомотно-серо-пустому ощущению в области груди моментально пришло чувство легкости. Естественно, я не хотел стать наркоманом. Я хотел быть счастливым и увидел такой путь. Эта страсть продолжалась десятилетия… Я уважал отца и любил маму, но мои семейные ценности постепенно разрушались. При этом я продолжал заниматься спортом. Учеба, социальная жизнь — все это не давало быстро скатиться вниз.
Мама руководила крупными клиниками в нашем городе. Она видела, что происходит что-то непонятное, и догадалась, что я употребляю наркотики. Привела меня на консультацию к лучшему психиатру — безрезультатно. Для меня та жизнь, которую я вел, была единственно возможной: подъезды, наркотики, подвалы. Каким-то чудом учился. Каким-то чудом женился. И, естественно, развелся. «Я не буду рожать от наркомана» — эти слова первой по-настоящему близкой для меня женщины как бритвой вырезали кусок сердца…
Так продолжалось 7 лет, до того момента, пока в моей жизни не появился героин. И он меня размазал, превратил в раба. Мама делала все, чтобы меня спасти. Врачи-наркологи, отчитки от бесов, поездки к святым мощам, военные госпитали, отделения искусственной почки… И рыдания мамы у моей кровати.
В 1999 году я впервые прошел курс лечения по американской программе в новом реабилитационном центре, потом еще в двух. В перерывах жил в православных монастырях, старался выполнять все предписания. На время останавливался и снова срывался.
Становилось все хуже. Но тихий внутренний голос говорил, что я не для того пришел в мир, чтобы дырявить вены и приносить страдания близким. Слезы матери, потерянные возможности, презрение жены — я чувствовал, что все должно быть не так. Я хотел открыто смотреть людям в глаза, хотел помогать другим, достичь в этом успеха и четко осознавал, что так его добиться невозможно. Эйфорию, вызванную наркотиками, быстро сменяли абстиненции и мучительные ломки. Навязчивые мысли — где и как достать новую дозу — полностью лишили меня воли и ощущения свободы.
Перелом в жизни произошел в 2000 году, когда мама перестала меня спасать, сказала: «Я ничем тебе, дорогой сынок, больше помочь не могу. Это твоя жизнь, и если суждено тебе погибнуть так — значит, суждено. Я буду молиться».
Я ведь знал путь к выздоровлению — однажды между срывами я попал на обучение к американским специалистам: они привезли в Россию программу реабилитации полностью разрушенных наркоманов, которых нужно заново учить жить, думать… Я увидел, что она может сработать в сочетании с другой — 12-шаговой программой, которая многим помогла изменить мышление.
К тому моменту я был уже дипломированным психиатром и в 2001 году открыл под Санкт-Петербургом свой первый реабилитационный центр. Самые тяжелые наркоманы начинали у нас выздоравливать. Но у меня самого тогда был небольшой срок чистоты, не хватало знаний и опыта. И я опять стал употреблять, пришел в тяжелейшее состояние, покинул центр, разрушив свою карьеру.
Понадобилось еще два с половиной года, чтобы пройти все этапы принятия ситуации: отрицание, гнев, торг, грусть — и достичь самого дна. Я ощутил всю безнадежность своего состояния. Стоял, смотрел на себя в зеркало, плакал и понимал: наркотики сильнее меня и, скорее всего, я погибну. Это был момент истины. Только когда я признал, что в одиночку не справлюсь, то почувствовал, что готов обратиться за помощью и делать все, что скажут, не торгуясь.
Я приехал в Москву, посещал группы поддержки для зависимых и тренинги личностного роста, соблюдал режим дня, правильного питания и физических нагрузок, занимался с психотерапевтом и выполнял все его рекомендации — словом, цеплялся за любые возможности наладить жизнь. Параллельно я работал менеджером в реабилитационном центре. Через год я стал замглавврача, потом открыл там программу длительной реабилитации, а позже, с партнерами, и свой центр с аналогичной программой. Ребята, которые прошли у нас лечение, свободны от зависимости, у них появилась работа, семьи.
За 16 лет я ни разу не сорвался. Я основатель и стратегический директор сети реабилитационных центров по России. Мы лучшие друзья с мамой, часто созваниваемся. У меня есть любимая, мы вместе путешествуем и занимаемся духовными практиками.
Анализируя свой опыт, я понял: пока я не сделал выздоровление приоритетом, ничего не получалось. Я живу в сегодняшнем дне. Один день, каким бы тяжелым он ни был, можно вытерпеть без наркотиков, я точно знаю! Еще одно условие — создание своей «группы поддержки» из тех, кто сам завязал с наркотиками, и тех, кому я мог доверять. И, наконец, связь с высшими силами. Каждый день я молюсь, медитирую, занимаюсь йогой. У меня в душе мир.