Опубликовано Оставить комментарий

Onko mielenterveydestä puhuminen edelleen tabu työelämässä?

Tietoisuus mielenterveyden ongelmista työelämässä on noussut vahvasti julkiseen keskusteluun. Samaan aikaan monet julkisuuden henkilöt kertovat avoimesti masennuksestaan. Olemme saaneet lukea millä keinoin eturivin viihdetaiteilijat ovat taistelleet ahdistusta vastaan. Jopa sairaalahoitojaksoja vaativista ongelmista uskalletaan puhua. Saamme myös usein lukea artikkeleita, joissa tarjoillaan erilaisin keittokirjaohjeita mielenterveyden ongelmien selättämiseksi. Tärkeä yhteinen teema näissä kaikissa on huomata, ettei kukaan saisi jäädä yksin ongelmiensa kanssa. Julkisuuden henkilöt ovatkin olleet tärkeässä roolissa tuodessaan mielenterveyden ongelmat avoimesti julkiseen keskusteluun.
Pitkien sairauspoissaolojen syinä mielenterveyden ongelmat ovat nousseet suurimmaksi poissaolojen syyksi ohi tuki- ja liikuntaelinsairauksien. Sama ilmiö on nähtävissä myös työkyvyttömyyseläkehakemuksissa. Tämä kehitys on ollut huolestuttavan nopeaa. Keskustelua työelämän ilmiöistä ja erilaisista syistä kuormittuneisuuden taustalla nousee esiin jatkuvalla syötöllä. Myös puhetta meille kaikille tavallisten ilmiöiden medikalisoitumisesta on kuultu. Samaan aikaan puhutaan työurien pidentämisestä ja työllisyysasteen korkeista tavoitteista.

Kehitys on ollut huolestuttavan nopeaa.

Sairauspoissaolojen aiheuttaman tekemättömän työn kustannukset ovat huomattavat. Emme ole Suomessa tai edes Euroopassa yksin tämän ongelman kanssa. Esimerkiksi Yhdysvalloissa on arvioitu mielenterveyden ongelmien aiheuttavan yli 200 miljoonaa poissaolopäivää vuodessa. Rahassa mitattuna puhutaan 17 miljardin dollarin menetyksestä tuottavuudessa.
Kuitenkin vain osa työntekijöistä uskaltaa puhua mielenterveyden ongelmista ääneen työpaikalla. Ilmiötä on myös tutkittu, ja näyttöä löytyy erityisesti siitä, että mielenterveyden ongelmiin liittyy edelleen vahva stigma, ja niistä puhuminen on tabu työelämässä. Yhdysvalloissa toteutetun työkulttuuriin liittyvään kyselytutkimukseen osallistuneista kuitenkin 86 % toivoo mielenterveyttä tukevaa työkulttuuria. Milleniaalit ja ns. genzero-sukupolven työntekijät toivovat tätä vieläkin enemmän. Tämä ryhmä on nousemassa suurimmaksi työelämässä olevaksi ryhmäksi. Heidän odotuksensa työelämästä eroavat merkittävästi perinteisestä. Sama kyselytutkimus osoitti lisäksi, että näistä ongelmista halutaan puhua työpaikoilla. Työpaikat eivät kuitenkaan tällä hetkellä toimi riittävällä tavalla stigman rikkomiseksi. Pahimmillaan tämä voi johtaa mielenterveysongelmaisen hoidon viivästymiseen, pitkittyneisiin sairaspoissaoloihin, työelämästä vieraantumiseen ja lopulta työkyvyttömyyteen.

Vastuu turvallisen keskustelukulttuurin luomisessa on koko työyhteisöllä.

Mitä yrityksissä voidaan tehdä toisin? Varhaisen tuen- ja välittämisen mallit eivät yksin riitä. Edellä mainitun tutkimuksen johtopäätöksien mukaan ongelma on ratkaistavissa avoimemman keskustelukulttuurin luomisella. Vastuu turvallisen keskustelukulttuurin luomisessa on koko työyhteisöllä. Kun uskallamme puhua, kertoa arjen keskellä omista kokemuksista, omista keinoista hallita kuormittuneisuutta, ahdistusta ja masennusta, pystymme luomaan sallivan ja yksilöä leimaamattoman pohjan mielenterveyden ilmiöistä puhumiselle. Tällä tavoin voidaan riittävän ajoissa tunnistaa ongelmat ennaltaehkäisevästi ja reagoida niihin tarpeen mukaisella tavalla.

Опубликовано Оставить комментарий

Максим Белоусенко. Депрессия и эмиграция.

Депрессия в иммиграции: причины, симптомы, помощь. Психическая кривая иммиграции.
 
В 2014  г. я написал статью «Депрессия беженца», которую выложил на этом сайте. Тогда это было обобщение ранней фазы собственного опыта переселенца из района боевых действий. Теперь же я могу, уже как практикующий психотерапевт, писать и о том, чем стала депрессия в жизни моих клиентов-эмигрантов.
Могу сказать, что депрессивные проявления являются намного более распространенными в жизни, так как их инициируют многие ситуации, которые, казалось бы, должны были бы человека только радовать. К примеру, для многих жителей бывшего СССР возможность эмиграции в экономически более развитую и благополучную страну еще тридцать лет назад однозначно воспринималась как запредельное счастье. Но оказалось, что не все так просто.
Сначала я столкнулся – просто как человек  – с отъездом множества близких и друзей в Израиль в 90-е гг. Наверное, это самая успешная массовая миграция населения на моей памяти. Вернувшихся было совсем немного. Точнее, из моих близких никто не вернулся. И только уже через два-два с половиной десятилетия  до меня начала доходить информация о том, что кто-то не смог там прижиться, заболел и довольно рано умер. Или кто-то все таки вернулся, а я, зная темперамент и энергию этого человека, никогда бы не подумал, что он может так поступить. Один из моих близких, который уехал в конце 90-х в Германию, чувствовал себя там так, что мне все время хотелось ему сказать: «Возвращайся, если все для тебя тут так плохой!». Кто-то, переехав в другую страну, неожиданно развелся, кто-то так и не смог найти работу и жил, с душевным скрипом, на социальное пособие и потихоньку начинал стареть и болеть.
То были родственники и знакомые, многих из которых я знал только понаслышке. А теперь уже я знаю, что такое эмиграция от своих клиентов, от людей, в жизнь которых я «нырнул» достаточно глубоко. Ну, и конечно из  литературы, в которой психологи и социологи обобщают результаты исследования этой категории людей – мигрантов. Кстати, для меня удивительным было то, что к этой категории сегодня относят и туристов. Оказывается, что сегодня в мире ежегодно порядка двух миллиардов человек едут в другие страны в надежде на отдых и сталкиваются, хотя бы кратковременно, с теми же трудностями, что и уезжающие на всю жизнь.
Эмиграция – это стресс, который меняет сценарий жизни человека. Как в лучшую сторону, так может быть и в худшую. Проживание его включает в обязательном порядке и некоторые, иногда очень сильные, проявления депрессии. Любой стресс предполагает напряжение человеческих сил и ресурсов больше того уровня, к которому он был приспособлен ранее, иначе ситуация не была бы стрессовой по определению. Стресс выбивает из «зоны комфорта» и не всегда мы осознаем, каковы наши силы и что нам необходимо делать для того, чтобы понять и принять ситуацию.
Стресс-реакция в случае эмиграции похожа на ямку: если на вертикальной оси графика изобразить уровень адаптации, а на горизонтальной – время, то линия, отражающая уровень адаптации, примет вид выгнутой вниз кривой. То есть адаптация, приспособленность к жизни в новой стране – по сравнению со средним уровнем в той, откуда человек приехал – падает. Человек напрягает свои силы для ежедневно деятельности намного больше, чем ранее. При этом он испытывает тревожность, раздражительность, грусть и иногда тоску, становится замкнутым, сосредоточенным на себе, иногда у него нарушается сон. Естественно, все эти симптомы у каждого человека разные, но есть они у всех.
«Ямка» или культурный шок занимает по времени наверное год. Но если человек не понимает ее значения, не осознает начало и конечные пункты, то рискует застрять в нем надолго, если не навсегда. Часто бывает так, что человек ощущает этот провал, но не понимает, что он не навсегда, «ведется» на чувства, присущие этому периоду освоения новой страны – грусть, раздражение, потеря энергии,  растерянность,  беспокойство,  — и «замерзает» в них. Он воспринимает себя как проигравшего, свой выбор – как неудачный и начинает замыкаться в своем маленьком мире. Злится на новую страну и не принимает ее жителей. Смотрит русскоязычные каналы. Часто ездит, если есть возможность, обратно, туда, где жил. Бывает и обратная ситуация: человек не ощутил трудности первого периода адаптации – было много энергии, надо было выживать, искать работу, жилье… Прошло пять-шесть лет и непрожитые чувства грусти, беспокойства, выходят вы виде непонятной депрессии, потери вкуса к жизни, панических атак, иногда соматических заболеваний при, казалось бы, полностью благополучной социализации.
Но тот, кто проходит первый этап адаптации более или менее успешно, принимает себя со своими слабостями и сильными сторонами, хорошо социализируется, сталкивается со следующим этапом – этапом выбора стратегии адаптации в новой стране. Таких стратегий, как считается несколько.
Во-первых, человек может замкнуться в себе, создать свое собственное внутреннее гетто и там спокойно жить, полностью отторгая новую страну и культуру. Во-вторых, он или она может попробовать раствориться в новой культуре, полностью отказавшись от своих прежних навыков и привычке. Полностью принять бытовые, экономические, политические, языковые модели поведения жителей страны переезда. В-третьих, он может сохранить в той или иной степени свою культурную идентичность, но при этом принять культуру новой страны, освоив ее особенности и используя их для развития своей жизни. В любом случае, это уже вполне осознанное решение и в центре его лежит ответ на вопрос: кто я такой? То есть вопрос о собственной идентичности – я ее сменил, стал я кем-то другим, если да, то этот другой, новый я, он кто? Как совмещается теперь во мне то, что было раньше, до эмиграции, и то, что входит в меня теперь? От ответа на этот непростой вопрос как раз и зависит стратегия адаптации.
Что же способствует успешной адаптации? Прежде всего знание языка. Кем бы вы ни были по типу личности, успешно освоенный еще до переезда язык страны эмиграции – это 50% успеха. Остальное не так уж трудно добрать.
Многочисленные исследования также показывают, что наиболее важными для того, чтобы «догнать» остальные пятьдесят процентов являются всего лишь два фактора – это толерантность к новой культуре, то есть желание ее узнать, узнать как и чем живут жители вашей новой родины, как они смотрят на мир, доброжелательное отношение к ним. И юмор. Да-да, оказывается юмор, умение посмеяться над собой и обстоятельствами, пошутить в трудную минуту становится той смазкой, которая помогает прокрутиться застоявшимся от долгого неиспользования в интенсивном режиме колесикам наших адаптационных механизмов.
Этому всему можно научиться, хотя бы чуть-чуть, заранее. Еще перед отъездом потратить время и силы на изучение языка, а также хотя бы на небольшую по времени работу с грамотным психологом, хорошо знающим тематику эмиграции. Поучаствовать в тренингах толерантности, собрать и выписать в блокнот некоторое количество ваших любимых шуток и анекдотов, положить его на дно вашего чемодана, чтобы не забыть. И ехать или лететь с уверенностью, что перед вами хотя и трудный, но очень интересный новый этап жизни.
http://antidepressant.zp.ua
 

Депрессия в иммиграции: причины, симптомы, помощь. Психическая кривая иммиграции.


 

Опубликовано Оставить комментарий

Современная специфика суицидального поведения.

/module/item/nameКраткое содержание доклада профессора М.М. Решетникова «Современная специфика суицидального поведения», состоявшегося в рамках Первого форума по предотвращению суицидов «Скажи жизни ДА!» — IV научно-практической конференции «Суицидология — актуальные проблемы, вызовы и современные решения»
Есть много способов расстаться с жизнью и умереть.
Лучший из них – продолжать жить.

…В целом феноменология суицидального поведения в XXI веке претерпела определенные трансформации и начала качественно меняться. Мы должны констатировать, что введенное в науку нашей соотечественницей Сабиной Николаевной Шпильрейн влечение к смерти существует и является одним из наименее исследованных психических феноменов.
О первой специфике уже было много сказано предыдущими докладчиками. Прежде всего — это рост детского и подросткового суицида. Что касается детского, то ряд специалистов сходятся во мнении, что основные причины связаны с кризисом института семьи. Имеется в виду распад брака и расставание с одним или обоими родителями, с которыми ребенок все еще связан «психологической пуповиной». Второй негативный фактор — это резкое снижение объема времени, которое родители уделяют малолетним детям, заменяя родительскую любовь и внимание на предоставление ребенку сомнительных электронных развлечений и неодушевленных гаджетов. В качестве дополнительного фактора нужно отметить появление второго ребенка, на котором сосредоточивается все внимание, а «старший» чувствует себя брошенным и лишенным любви.
Подростковый и юношеский суицид объясняется юношеским максимализмом, переходом к бездушной образовательной (в отличие от прежней — воспитательной) модели среднего образования, кризисом идеалов и отсутствием идеологии, или точнее — объяснительной системы современности. Общество находится в условиях глубокого когнитивного диссонанса, так как значительная часть социума, включая его молодежную часть (родившуюся после 1991 года) демонстрирует приверженность традиционным идеалам российского (дореволюционного и социалистического) строя, которые явно не вписываются в современную модель моральных и общественно-экономических отношений, где культивируется индивидуализм и разобщенность. Напомню, что Николай Бердяев в свое время охарактеризовал кризис идеалов, как временное помешательство.
Самостоятельную категорию составляют дети из состоятельных семей с патологическим для молодых людей синдромом «у меня все было» и так называемых «безбашенных», регулярно попадающих в аварии на Феррари, Гелендвагенах и Майбахах. Фактически, это тоже варианты незавершенных суицидов.
В 2010-х особое внимание специалистов вызвало появлением хэштегов «групп смерти», популяризирующих в социальных сетях суицид и способы ухода из жизни. В ноябре 2016 по обвинению в подстрекательстве и доведении подростков до самоубийства был арестован один из самых известных организаторов таких групп Филипп Будейкин (группа «Синий кит»). В интервью питерской газете этот «психолог» на вопрос, действительно ли он подталкивал подростков к смерти, ответил: «Да. Я действительно это делал. Не волнуйся, ты все поймешь. Все поймут. Они умирали счастливыми. Я дарил им то, чего у них не было в реальной жизни: тепло, понимание, связь». В целом, последняя фраза, вне сомнения, страдающего психическим расстройством юноши достаточно адекватно описывает дефицит определенных чувств и одни из ведущих мотивов суицида у подростков. В первую очередь, следовало бы выделить несформированное чувство привязанности, из которого затем произрастает взаимопонимание и теплота межличностных отношений. Все эти чувства формируются только в нормально функционирующей семье. А о кризисе современной семьи уже упоминалось.
История психиатрии предоставляет множество подтверждений тому, что маниакальные и несохранные личности склонны настойчиво и предельно искренне проповедовать свои идеи, в том числе — порочные и человеконенавистнические, и иногда им это удается (достаточно вспомнить крестовые походы детей к гробу господню). Однако до 1980-х встреча с маньяком была редким и случайным событием, которое поджидало всегда более внушаемых, чем зрелые личности, детей и подростков на улице. Интернет не только ввел этих маньяков в наши дома (от ветхих жилищ до фешенебельных усадеб), но и сделал их полноправными членами наших семей, иногда даже более авторитетными и влиятельными, чем неспособные уделить ребенку достаточно времени и внимания родители. Как убедительно было обосновано в детской психологии, ребенок любит не игру, а того, кто с ним играет. А современные дети с дошкольного возраста играют не в машинки и куклы, не в мам и пап, а с гаджетами.
В итоге компьютер становится самым любимым объектом, удовлетворяющим потребность ребенка в общении, и тем почти живым существом, которому бесконечно доверяют, к которому привязываются и которому хотят понравиться, — так же, как предшествующие поколения старались демонстрировать послушание, чтобы заслужить любовь родителей. Мы явно недооцениваем эту любовную связь детей и компьютеров. А создатели групп смерти действуют достаточно психологично, с ориентацией на подростков, предрасположенных к интраверсии и испытывающих чувство одиночества. В обращениях к таким респондентам достаточно часто используются фразы типа: «Это группа для тех, кого никто не понимает, у кого есть свой голос, и кто хочет быть услышанным…».
Здесь нужно отметить еще одну специфику. В доинтернетную эпоху побуждение к суициду носило личностно окрашенный и, как правило, корыстный характер, направленный на кого-то из ближайшего окружения (в борьбе за наследство, любовный, социальный или материальный статус и т.д.). В данном случае речь идет о подстрекательстве к самоубийству совершенно незнакомых юношей и девушек, единственным мотивом которого является удовлетворение своего патологического стремления к власти над поведением и жизнью других людей, осуществляемого, по сути, — анонимно.
Нужно констатировать, что в обществе сложилась определенная мода на суицид, далеко не всегда оцениваемая однозначно. К категории суицидального поведения следует отнести движение руферов, зацеперов и тому подобных; а также увлечение вполне благополучных людей экстремальными видами спорта. Пусть кого-то это удивит, но одним из проявлений склонности к самоповреждению является массовое увлечение тату.
Дополнительно, нужно отметить, что, в отличие от определения ВОЗ (2011), утверждающего, что «самоубийство есть результат сознательных действий со стороны определенного человека», молодые суициденты в большинстве случаев действуют абсолютно спонтанно, побуждаемые чувствами, аффектами и бессознательными мотивами. Случаи полного осознания своих действий характерны почти исключительно для так называемых «альтруистических самоубийств» неизлечимо больных пожилых, основным мотивом которых является желание избавления от излишних страданий как себя самого, так и своих близких. В других случаях такие «альтруистические суициды» были следствием бегства от позора, которое в отдельных случаях имело место у ВИЧ-инфицированных в период бездумной стигматизации таких пациентов (до 8% от всех суицидов). Однако, применительно к суицидам пожилых не стоит забывать и о таком факторе, как беспросветная нищета, запущенность и заброшенность стариков. Особенно это характерно для сельской бедноты, где число суицидов на 100 тыс. населения почти вдовое превышает средний уровень по стране.
О мотиве соперничества. В начале ХХ века исследование этого мотива было наиболее убедительно обосновано при исследовании суицидов студентов венских университетов, где безусловными лидерами оказались молодые люди творческих профессий — музыканты и художники. Мотив можно было бы обозначить как «комплекс Сальери», талантливого, но не такого талантливого, как Моцарт. Тогда же Вильгельм Штекель сформулировал тезис о том, что «себя не убивает тот, кто не хочет убить другого». Мне известны несколько случаев, когда молодые люди кончали жизнь самоубийством перед дверью дома или квартиры оставивших их бывших возлюбленных.
Ранее суицид практически всегда описывался как единичный случай отдельного человека и трагедия его ближайшего окружения. Но сейчас уже описаны сотни качественно иных случаев. Самым потрясающим из них стала недавняя трагедия рейса А-320 (24.03.2015), когда страдающий психическим расстройством пилот Андреас Лубиц, совершая суицид, умышлено направил авиалайнер в склон горы, «захватив с собой» 144 пассажира и 6 членов экипажа. Это, безусловно, качественно новое проявление человеческой агрессивности и ее частного случая — человеконенавистнической суицидальности, которая пока недостаточно исследована. Давайте подумаем: а что будет, если какой-то суицидент, принадлежащий, как и пилот Лубиц, к категории субъектов высоких технологий, например, оператор атомной станции, оператор пуска баллистических ракет или даже оператор обычной плотины, захочет «прихватить» с собой несколько тысяч или несколько миллионов других? Психика — это динамическая система: еще вчера все было отлично, а сегодня — срыв. Поэтому нужна не ежегодная комиссия с участием психиатра и психолога, а динамическое психолого-психиатрическое сопровождение субъектов высоких технологий. В настоящее время — нереальная задача. Дефицит таких специалистов даже для клинических пациентов у нас в стране составляет 60 тысяч. Даже в таком мегаполисе и ведущем центре психотерапевтической науки, как Петербург, при потребности (по данным администрации города), как минимум, 763 специалистов-психотерапевтов, в настоящее время в государственном секторе действует лишь 91 специалист. Ситуацию отчасти компенсируют частные психотерапевтические центры, но они далеко не всем доступны.
Вернусь еще раз к теме суицидальных террористов. Мотив таких преступных действий, скорее всего, связан с извращенной жаждой признания, нарциссической переоценкой собственной личности и погоне за, пусть и посмертной, но славой. Кого бы, кроме местной полиции, заинтересовал, например, суицид Любица в своей квартире? А так — он получил всемирную известность. Его случай изучают тысячи специалистов.
Одно из дополнительных объяснений подобным вариантам поведения дал в 2011 наш американский коллега проф. Джеймс Фокс, который констатировал: «В американском обществе существует определенное число людей, которые озлоблены на окружающий мир, полностью им разочарованы, считают свою жизнь разрушенной и не хотят больше жить. Эти люди испытывают недостаток эмоциональной поддержки со стороны семьи и друзей. И решают жестоко отомстить тем, кто, по их мнению, несет ответственность за их неудачи и не дает им шанса справиться с жизненными проблемами. Выбирая между суицидом и кровавой расправой они, как правило, выбирают и то, и другое». Думаю, эта ситуация характерна не только для США.
Еще в 1960-е Виктор Франкл констатировал распространение в самых широких слоях населения утрату смысла жизни. Согласно приведённой им статистике, при этом возрастает уровень депрессивности, наркоманий, алкоголизма и агрессивности, в том числе — аутоагрессии. Понятие идеологии сейчас стало некой табуированной темой. И некоторые считают, что сейчас нет никакой идеологии. Это не так (к этому тезису мы еще вернемся).
Но вначале о роли идеологии. Во-первых, у любой идеологии есть две главных функции: 1) она должна быть объяснительной системой, направленной на сглаживание противоречий; 2) она должна придавать смыслы повседневному бытию и объединять этими смыслами всех граждан страны, а также предлагать позитивный образ будущего. В 1991 наш народ получил мощнейшую общенациональную психическую травму — травму утраты смыслов и веры. И в 1992 был зафиксирован пик частоты суицидов в России — 46,1 на 100 тыс. населения (а в некоторых регионах — более 60), который затем постепенно снижался, и к 2012 составил 22,4. Существует множество исследований, где анализируется связь уровня суицидов с экологическими и экономическими факторами, национальными традициями и особенностями, чего нельзя сказать о социально-психологических факторах и смыслах бытия, которые давно отсутствуют в программах и платформах практически всех партий.
В настоящее время большинство социологов и даже политиков, включая членов Правительства России, констатируют, что противоречия в общества, расслоение по материальному статусу и духовным основам единства общества нарастают. В целом, нужно признать, что такие процессы характерны не только для России, а для всего мира, где постепенно все большую популярность набирают идеи справедливости и борьбы с несправедливостью. Фактически же, эта борьба ведется против новой, никем не провозглашенной, но активно действующей идеологии. Если сформулировать ее смысл предельно кратко — это безудержная конкуренция, борьба всех против всех, сакрализация материального успеха и товарный фетишизм. Великие гуманисты ужаснулись бы такому итогу частного предпринимательства, свободной конкуренции и демократии, все более явно превращающейся в демократизм. Существует опасная и недальновидная тенденция рассматривать суициды исключительно как психологическую или медицинскую проблему. В гораздо большей степени она — социальная.