Меня зовут Клайд. Мне 71 год. Я катаю инвалидные коляски в международном аэропорту Джефферсона, от выхода А до выхода Е. Минимальная заработная плата, люминесцентные терминалы, спешащие люди, которые обращаются со мной как с мебелью. Большинство пассажиров даже не здороваются. Я всего лишь старик, который везет их на рейсы.Но инвалидные коляски перевозят не только тела.
Как женщина, которую я забрал из пункта выдачи багажа в августе прошлого года. Лет 50, сжимающая в руках маленькую урну. Багажа нет. Только урна и ручная кладь.
«Выход С-12», — прошептала она.
Я начал толкать. Заметил, что ее руки, сжимающие урну, дрожат. Заметил, что она тихо плачет.
«Летишь домой?» Мягко спросил я.
«Везу свою сестру домой. Она умерла в Сиэтле. Мне пришлось лететь одной, чтобы… забрать ее». Ее голос дрогнул. «Я не могла позволить себе никого взять с собой. Кремация, перелет, все остальное… Я исчерпала все свои кредитные карты. Теперь я везу ее домой, и я никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой».
Она всхлипнула в ладони, все еще держа урну.
Я остановил инвалидное кресло. Сел на скамейку рядом с ней. Прямо там, в центре терминала. Я ничего не сказал. Просто сидел с ней, пока она плакала.
Через десять минут она посмотрела на меня. «мне жаль. У вас есть другие пассажиры».
«Они могут подождать. Ваша сестра не может».
Я проводил ее до выхода на посадку. Оставался с ней до посадки. Так и не спросил, как ее зовут. В этом не было необходимости.
Но этот момент запомнился мне навсегда. Сколько людей проезжает через этот аэропорт, неся горе? Неся страх? Летя на похороны, к больным родственникам, к судебным разбирательствам по поводу опеки, к ужасающим новостям?
Я начал обращать внимание по-другому. Бизнесмен, вцепившийся в подлокотники, с побелевшими костяшками пальцев, боящийся полета. Пожилой мужчина, навещающий свою жену в хосписе. Подросток, летевший в одиночку опознавать тело своего отца.
Им всем нужно было нечто большее, чем транспортировка. Им нужны были свидетели.
Так я начал сидеть с людьми. Когда кто-то выглядел подавленным, я садился. Пропускал следующую встречу. Просто присутствовал. Охрана заметила. Мой начальник вызвал меня.
«Клайд, ты пропускаешь задания».
«Я их не пропускаю. Я предпочитаю оставаться с людьми, которым кто-то нужен».
Он пристально посмотрел на меня. «Ты не можешь спасти всех».
«Я никого не спасаю. Я просто не оставляю их в покое».
Он позволил мне продолжить.
Вот что все изменило. Та женщина с урной вернулась три месяца спустя. Она нашла меня на станции для инвалидов-колясочников. «В тот день я была на грани самоубийства», — тихо сказала она. «У меня в сумочке были таблетки. Планировала принять их, когда вернусь домой. Но ты сидел со мной. Благодаря тебе я почувствовала себя свидетельницей смерти моей сестры. Ты помог мне почувствовать себя менее одинокой. Вместо этого я получила помощь. Сейчас я в порядке. И я хотела, чтобы ты знал, ты спас мне жизнь, просто присев рядом».
Теперь этим занимаются другие обслуживающий персонал . Я сижу с убитыми горем пассажирами. Пропускаю встречи, чтобы присутствовать. Кто-то написал об этом в твиттере, назвав это «Пять минут Клайда». Работники аэропортов по всему миру находят время, чтобы стать свидетелями боли людей.
Мне 71 год. Я катаю инвалидные коляски по аэропорту, через который в спешке проходит большинство людей.
Но я понял, что все спешат навстречу горю или от него. И иногда пять минут присутствия — это все.
Так что посидите с кем-нибудь сегодня. Пропустите следующую встречу. Будьте рядом.
Потому что миру не нужно больше эффективности.
Ему нужно больше свидетелей.
