Опубликовано Оставить комментарий

Ирвин Ялом. Как смерть помогает нам жить?

/module/item/nameВидеоконференция с Ирвином Яломом была первым событием в серии проектов «мероприятия со смыслом», из которого потом выросли конференции под общим названием «Психология: вызовы современности». III Международная практическая конференция «Психология: вызовы современности» состоится в Москве 8 — 10 февраля 2019 года. Откроют её полная версия записи телемоста доктора Ялома «Как смерть помогает нам жить?», а также другие телемосты и живые выступления международных и российских экспертов.

—  Как смерть помогает нам жить?

— Я могу долго говорить об этом. Этим вопросом я занимаюсь уже давно. Позвольте я немного поговорю с вами о смерти. Когда я начинал писать книгу об экзистенциальной психотерапии, я чувствовал, что экзистенциальные вопросы очень важны для терапии. Когда речь заходит о психотерапии, я задумываюсь — а с чего она началась? Она началась в 19 веке с Фрейда, Юнга, Павлова. Но я знаю, что и до этого были великие мыслители. И что нам нужно принимать во внимание и их труды тоже. Я стал изучать философию. Стал ходить на университетские лекции по философии. И написал книгу, в которую включил все эти вопросы. И я задумался о том, как писатели раскрывают экзистенциальные вопросы. Сартр, Камю, Достоевский — великие мыслители-экзистенциалисты. Кафка… Все они затрагивают экзистенциальные вопросы. И самый главный из них — это смерть. Два других — свобода и одиночество. Но об этом я поговорю позже. Я понял, что важная часть моей книги об экзистенциальной терапии должна быть о смерти.

Я решил посмотреть, как это можно использовать в терапии. Проблема была в том, что я не мог поговорить о смерти ни с кем из пациентов.  Я не мог придумать, каким образом об этом можно поговорить. Сейчас я уже знаю, как задавать правильные вопросы. В то время я этого еще не умел. В конце концов я решил принимать множество таких пациентов, которые вынуждены говорить о смерти, так как страдают от неизлечимой болезни — от рака — и они знают, что умрут от него. Итак, я начал работать с пациентами, болеющими раком. Мы работали в группах. И в процессе я научился очень важным вещам. Один из пациентов сказал мне: «Как жаль, что мне пришлось ждать до этого момента, когда мое тело изъедено раком, чтобы научиться жить». Иными словами, мысль о смерти заставляет нас подумать о смерти в ином ракурсе. Мы не можем откладывать жизнь на потом. Размышления о смерти многому нас учат. Книгу о смерти я озаглавил «Вглядываясь в солнце». Я заимствовал этот образ у одного автора афоризмов: есть две вещи, на которые нельзя пристально смотреть. На солнце — сожжешь глаза. И на смерть — для нас этого слишком страшно. Но я утверждаю обратное. Мы должны смотреть на солнце. Если это делать, нас ожидает пробуждающий опыт. Может, мы проснемся и поймем, что живем неправильно.

Толстой понимал это. Он написал книгу, которые многие из вас читали: «Смерть Ивана Ильича». Вы знакомы с этой книгой? Поднимите руки, если она вам знакома. Значит вы знаете эту повесть. Это одна из лучших повестей в мировой литературе. Один малоприятный чиновник умирает. И о нем заботится только его слуга, который к нему очень добр. Он утешает умирающего. В конце концов чиновник начинает размышлять о своей жизни и понимает, что умирает очень нехорошо, потому что жил очень нехорошо. Он понимает, что в его жизни почти не было смысла, но благодаря этому открытию оставшиеся несколько дней жизни он проживает по-другому.  Он становится более добрым и любящим человеком. И смотрит на свою жизнь, придавая ей некий смысл.

Многие писатели и философы писали похожие вещи. Не знаю, насколько популярен в России Диккенс, но если популярен, то, вероятно, одна из его величайших работ была переведена. Она называется «Рождественская песнь в прозе». Старик Скрудж — главный герой, жил так же, как Иван Ильич. Это был эгоистичный и злой человек. Скруджа посещает Дух Будущего, который показывает ему будущее.  Скрудж видит свою смерть, свои похороны, что на них никто не приходит, что все его тут же забыли, он никому не нужен. И он как бы просыпается. Он перенесся в будущее, увидел собственную смерть и решил, что остаток жизни он проведет другим человеком. Итак, Скрудж преображается. Он становится гораздо добрее к тем, кто на него работает. И подобных примеров много в моей книге по экзистенциальной терапии.

Их слишком много, чтобы рассказать обо всех. Но глядя на свою смерть, можно многое понять о том, как нужно жить. Это очень важно.  Итак, мы можем многое осознать, поняв, что смертны. Можем многое понять о смысле жизни. Помню одну пациентку из группы раковых больных. У нее была страшная депрессия. Она совершенно ужасно одевалась. Почти не могла говорить. Но однажды она пришла в группу энергичная, гораздо лучше одетая.  Она выглядела намного счастливее. Мы спросили ее, в чем дело. Она вдруг сделала одно открытие. Она поняла, что может стать примером того, как умереть достойно, для своих детей и внуков. Каким-то образом ей удалось воспользоваться смертью, чтобы вновь обрести для себя смысл жизни. Она поняла, как важно ей передать этот опыт своим детям и внукам. Таким образом, столкновение со смертью научило её тому, как следует жить. Многие мои пациенты утверждают, что смерть стала для них пробуждающим опытом. Она будит нас, показывая нам, как мы живем. И как нам следует жить по-другому. Ответ на вопрос получился развернутым. Потому что это хороший вопрос.

—  Многие страхи покрывают страх смерти. Может, страх смерти покрывает что-то ещё?

— Нет, наоборот. Многие другие страхи — это, на самом деле, страх смерти. Так что у меня противоположная точка зрения. Думаю, все мы на каком-то уровне очень боимся смерти. С этого, кстати, начинается моя книга об экзистенциальной терапии. Если попросить людей поразмышлять о собственном существовании, о том, что значит быть человеком, живущим в этом мире, отложить в сторону все айфоны и задуматься над тем, кто ты есть, то, в конце концов, все задумываются о том, что они смертны, что они умрут, и жизнь не вечна. Так что я считаю: страх смерти  — фундаментальный страх. И я работаю над ним со многими пациентами, которые приходят ко мне с неявным страхом смерти, но на глубинном уровне он присутствует. Работа со страхом смерти, работа со смертью — это способ пробудить себя к жизни. Это заставляет  понять, что жизнь кончена, и что у нас только одна жизнь, и что прожить ее нужно самым лучшим образом из возможных. Был такой фильм. Не знаю, показывали ли его в России. Он называется «Ялом как лекарство». Фильм начинается с того, что я говорю пациенту: «Нарисуйте линию на листе бумаги. С одного конца — ваше рождение.  С другого конца — ваша смерть. Поставьте крестик там, где, как вам кажется, вы находитесь сейчас». Вот так можно познакомить пациентов с мыслью о траектории их жизни. У нее есть начало и конец. Это заставляет их подумать о том, как они хотят прожить жизнь. Я заставляю людей помнить о смерти, разумеется, не чтобы напугать их, а потому что этот страх лежит в основе многих других страхов и фобий в их жизни. Я могу рассказать об этом больше, если у вас будут дополнительные вопросы.

—  Что для Вас счастье? Как бы Вы определили счастье?

— Как бы я определил счастье? Я чувствую себя счастливым в данный момент моей жизни. Думаю, для меня счастье во многом связано с тем, что я в жизни почти ни о чем не сожалею. Думаю, я самореализовался. Один из возможных ответов: счастье — это когда тебе не о чем сожалеть. В своей терапии я много работаю с этим понятием — понятием сожаления. Возьмем к примеру, брак. Или другие аспекты жизни. Многие люди исполнены сожалений. Я пытаюсь сказать людям как можно прожить жизнь без сожалений: «Если мы встретимся через год. Если вы зайдете в мой кабинет через год, какие новые сожаления появятся в вашей жизни?». Ведь люди очень сильно страдают из-за сожалений. Вопрос в этом — как прожить жизнь без сожалений? Думаю, этот вопрос имеет большую силу для терапии. Я использовал его вчера в работе с пациентом, которого совершенно не удовлетворяет его брак. У него много сожалений из-за того, как складывается его брак. Возможно, он сожалеет о том, что женился на этой женщине. Но к концу он жизни его переполнило ощущение, что все эти годы он живет с сожалениями и, возможно, настал момент что-то предпринять. Что он может сделать, чтобы попытаться улучшить взаимоотношения с женой…

— Как Вы считаете, что является самым важным, что стоит передать детям? Каков Ваш опыт?

— В каком-то смысле, ответ здесь пересечется с тем, что я сказал о жизни без сожалений. Я хочу передать детям чувство эмпатии. Я хочу показать им, как чувствовать других людей, чувствовать эмпатию. Это будет во многом связано с тем, как они будут заводить себе друзей. И как они будут думать, прежде чем что-то говорить вслух. И что в результате почувствуют окружающие их люди. Кажется, будто это замедляет процесс мышления, но многие люди говорят вещи, которые представляются им разумными, но которые в итоге ранят других людей. Поэтому нужно работать над этим. Нужно задумываться над тем, что почувствуют другие люди. Что мы с женой передадим нашим детям? То, как мы относимся друг к другу. У нас необыкновенно прочная связь с женой, длящаяся всю жизнь. Мы познакомились, когда мне было 15. Я очень её люблю и очень уважаю. Думаю, это хороший пример для подражания. Примерно то же самое я говорю свои детям. Причем не словами, а действиями. У меня четверо детей, и, думаю, у них всех жизнь складывается очень хорошо.

— Из какого внутреннего источника Вы исходите, что дает Вам энергию, стимул жить, что возбуждает Ваш профессиональный интерес?

— В мемуарах я как раз описываю случай, произошедший со мной, когда мне было 14. У моего отца еще в молодом возрасте произошел сильный инфаркт. Казалось, что он умирает. В те дни в Америке врачи приходили к вам домой. Мы проснулись в 3-4 часа утра и ждали приезда врача. Нам было очень страшно. Когда приехал врач, он дотронулся до моих волос. Тогда у меня еще были волосы. Он взъерошил мне волосы и сказал: «Все будет в порядке». Он позволил нам вздохнуть с облегчением. Он засунул мне в уши стетоскоп и дал послушать, как бьется сердце папы. И сказал: «Все будет хорошо. Слышишь, как оно ровно стучит». Вы не представляете, как это меня тогда обнадежило! Я подумал, что мне бы хотелось помогать людям подобным образом. Это одна из причин, побудивших меня стать врачом — приносить другим людям утешение. И для меня это очень важно.

В молодости у меня был ещё один интерес. Я любил читать книги великих писателей. Многие из них — это великие русские писатели. Я был совершенно без ума от Достоевского и Толстого. Я прочел все их книги. Оба они были не только великими писателями, но и великими психологами. Они предлагают решение психологических проблем. Для нас они могут быть великими учителями. Я заметил, что мы с коллегами не используем труды великих мыслителей в должной мере. Мы же можем пользоваться не только трудами ученых и психологов, но и великих мыслителей – писателей и философов. Так что, одной из задач моей жизни стало донесение мудрости веков – мыслей великих философов, писателей – до психологии и психотерапии. И это мне удалось. Я хочу заставлять людей сильнее задумываться.  Я очень хочу быть полезным людям. Я получаю от этого большое удовольствие и удовлетворение. Я стараюсь предлагать людям лучшую терапию, на какую только способен. В моей книге «Дар психотерапии» последние несколько страниц посвящены тому, какое это удовольствие — быть психотерапевтом. Там же сказано и том, как тяжело быть психотерапевтом. Но если у вас есть эта книга (думаю, у многих она есть), взгляните на эти страницы — там вы найдете ответ на этот вопрос. Итак, что мне больше всего нравится в моей профессии? То, что я помогаю другим. И удовольствие от того, что меня допускают к интимному миру других и от того, что я делю с ними их жизни. Я имею возможность участвовать в частной жизни многих людей. И это очень важный момент в моей жизни.

 О чем Вы сейчас мечтаете, когда у Вас на это есть время?

— Если речь о снах, то последние несколько дней они мне не снились. Но я много размышляю о мемуарах, над которыми я сейчас работаю. Поэтому в мыслях и мечтах я возвращаюсь к собственным ранним годам.

— Вы считаете важным мечтать? И какую роль мечты играют в Вашей жизни?

— Я использую сны в повседневной терапевтической практике. Психотерапевты все реже прибегают к этому приему. Но я всегда расспрашиваю пациентов об их снах. В начале курса терапии пациенты, как правило, не могут вспомнить свои сны. Но я прошу записывать их содержание. Я прошу пациентов спрашивать утром у самих себя. Еще до того, как они открыли глаза, о том, что им приснилось. Еще раз прокрутить в голове сон, прежде чем открывать глаза, потому что именно в этот момент воспоминание о снах исчезает. Я считаю, что это очень важно. Так, пациенты, с которыми я работаю в последнее время приснился сон, где он находится в высотном здании. Он выходит из лифта на 68 этаже и понимает, что заблудился в этом здании. Ему 68 лет. Тут все очевидно. Ему снится его собственная жизнь. Он заблудился, так как ушел на пенсию и не знает, чем заниматься остаток жизни. Бывают и такие простые сны. О снах я много писал в разных книгах. Иногда на обсуждение сна может уйти остаток сеанса терапии. Если вам ясно, что сны проливают свет на что-то важное для пациентов. Думаю, что многие молодые терапевты не обучены работе со снами. Наверное, лучшее, что написано о снах — это книга, вышедшая давным-давно: «Толкование сновидений» Фрейда. Я много раз проходил эту книгу со студентами. Необязательно читать все главы подряд. Можно прочесть пару страниц и описание нескольких сновидений. А те 20 снов, которые Фрейд разбирает дальше, можно не читать. Но если прочесть лишь начало каждой из глав, можно почерпнуть очень много.

— Какую следующую книгу пишет Ирвин Ялом?

— Я работаю над книгой, которая вероятно, суждено стать моей последней работой (примечание = уже написал). Я пишу мемуары. Это автобиография, в которой я описываю всю свою жизнь. Я уже написал примерно 3/4 книги. Но теперь мне нужно ее как следует отредактировать и откорректировать. Думаю, я сдам ее в издательство примерно через полгода.  В мемуарах я вновь обращаюсь к тем моим книгам, где речь шла о моей семье, о моем профессиональном развитии, и о том, что я когда-либо писал о своих исследованиях. Это чрезвычайно интересная для меня работа. Надеюсь, она также будет интересна читателям.

— Какая из написанных книг самая любимая?

— Это все равно что спросить у матери какого из детей она больше всего любит. Но для работы над мемуарами я перечитываю все свои книги, одну за другой, и для меня это очень интересный процесс. У меня есть одна книга, которая не так широко продавалась, как другие мои работы. Она называется «Мамочка и смысл жизни». Эта книга во многих смыслах дорога мне больше других книг. Вначале речь в ней идет обо мне и моей маме. С литературной точки зрения — это мой лучший рассказ. Кроме того, это правдивый рассказ, вызывающий у меня теплые чувства. Итак, это первая история в книге. Дальше следует еще несколько весьма важных для меня историй. Так, в ней рассказывается о курсе лечения, который я проводил с пациенткой, чей молодой муж незадолго перед этим скончался. Этот раздел называется «7 уроков терапии печали». Думаю, это лучшее обучающее произведение, написанное мною. Она может многому научит молодого терапевта, как действовать в любой ситуации, и особенно в ситуации, когда человек страдает от горя. Я описываю, реальную историю: как я работал с этой пациенткой. Очень умной, но страдавшей от депрессии и ожесточения. Итак, это одна из моих лучших дидактических историй.

Там есть еще одна история, весьма для меня эмоциональная. Я работал с женщиной, умиравшей от рака груди. В книге ее зовут Пола. Я работал с ней 2-3 года. Она помогла мне начать работать с умирающими пациентами. Я начал работать с группой пациенток, у которых был рак груди. Это было во времена, когда таких групп и в помине не было. Или, по крайне мере, в научной литературе они еще не были описаны. А еще мне очень понравился процесс работы над странным рассказом, который называется «Проклятье венгерского кота». Там рассказывается об очень хорошей, как мне кажется, терапии. Правда, довольно странной, так как в роли пациента там фигурирует кот…с говорящей головой. Этот рассказ сильно критиковали, так как художественная литература в нем смешана с нехудожественной. Но терапевт, который там работает с котом и его 9 жизнями (ведь у котов, вроде бы, 9 или 8 жизней), так вот, терапевт работает с котом в конце его последней жизни. Терапевт предлагает коту очень хорошую терапию. В этом рассказе есть очень сильные места. Пару дней назад я писал о том, что я не очень люблю мемориальные мероприятия. Но когда я умру, хорошо бы мои сыновья зачитали отрывки из этого рассказа. То, где речь о сеансах терапии для кота. Это отличная терапия. Пожалуй, работа над этим рассказом принесла мне наибольшее удовольствие.

Я также перечитал книгу «Когда Ницше плакал». Это тоже очень интересный для меня процесс. Когда я работал над этой книгой я прочел многие труды Ницше. Я все время читал его труды и письма. И я как бы перенял его голос. Надеюсь, вы понимаете, что я имею ввиду. Я как бы транслировал голос Ницше в своей работе. Поэтому моя проза там очень похожа на прозу Ницше. Я использую его слова и его синтаксис. Сейчас я не смог бы писать так же. Мне кажется, это очень сильная проза, похожая на прозу Ницше. Кстати говоря, в качестве названия для мемуаров я хочу использовать цитату из Ницше, если издатели не будут возражать. Вот эта цитата «Так это была жизнь? Ну что ж! Еще раз!». Иными словами: «Давайте повторим жизнь». Я ни о чем не жалею в жизни, я прожил ее так хорошо, как мог. Итак, это еще одна книга. В последние недели я  перечитывал и книгу «Шопенгауэр как лекарство». Действие книги разворачивается в лечебной группе. Это очень полезная книга для тех, кто ведет групповую терапию. Кстати, в последнем англоязычном издании моей «Теории и практики групповой терапии» я все время предлагаю читателям взглянуть на определенные страницы этого романа. Посколку думаю, что они хорошо иллюстрируют мои теоретические положения.

Когда меня сейчас спрашивают, как лучше всего выучиться на терапевта, как это сделать, какие курсы прослушать, я советую прочесть эту книгу и действовать как Джулиус. Джулиус — это терапевт, ведущий групповые занятия. Думаю, он очень хороший терапевт. Поэтому я советую молодым терапевтам: будьте как Джулиус. Думаю, это хороший пример хорошего терапевта. Вчера я получил статью от человека из Турции. Он написал статью для научного журнала об онкологии и раке. Там речь о новых видах лечения злокачественной меланомы. Это вид рака, от которого умирает терапевт в этой книге. Если бы в то время существовали эти новые лекарства, моя книга закончилась бы по-другому. Потому что теперь злокачественная меланома поддается лечению и с ней можно жить долго. А мой главный герой скончался от меланомы менее чем за год.

Еще одна написанная мной книга – «Проблема Спинозы». Надеюсь, она выходила по-русски. Кажется, выходила. Это в меньшей степени обучающая книга для терапевтов, хотя я так привык уделять внимание терапии, что снабдил Спинозу другом, вымышленным другом, как бы выполняющим при нем функции терапевта. Они говорят друг с другом друг о друге. Там также фигурирует нацист Альфред Розенберг. Ему отведена большая роль в этой книге. У Розенберга в реальности был терапевт-психиатр. Он наблюдался у психиатра. Так что в книге есть несколько психиатров. Эта книга о Спинозе и нацистах. У нацистов были проблемы со Спинозой. Проблема заключалась в том, что великие немецкие писатели, например, Гетте, любили Спинозу. Гетте целый год носил с собой в кармане «Этику» Спинозы. Проблема нацистов заключалась в следующем: если евреи были дегенеративной нацией, почему великие немецкие мыслители так восторгались Спинозой? Из-за этой проблемы я и назвал книгу «Проблемой Спинозы». Вот те книги, что я перечитывал в последнее время.

https://psy.su/

 

Опубликовано Оставить комментарий

«Мне плохо, но всем плевать — они считают, что я лгу».

К психосоматическим заболеваниям относят целый спектр желудочно-кишечных расстройств, фибромиалгию — боль в мышцах, связках и сухожилиях, гипервентиляционный синдром — ощущение нехватки кислорода и потребность в частом дыхании. Все эти симптомы могут оказывать сильное влияние на качество жизни человека. Пациентам кажется, что их плохое самочувствие связано с физическим здоровьем, в то время как основная причина недомогания — нарушения в работе нервной системы. Стандартная диагностика часто не выявляет никаких проблем со здоровьем — из-за этого вокруг психосоматических заболеваний сложилось много мифов. Часто окружающие не верят, что человек плохо себя чувствует и нуждается в помощи или психотерапии. В некоторых случаях даже врачи считают, что пациент врет о своем самочувствии.

Артем

30 лет, преподаватель

В 2020 году я загремел в кардиологию с мерцательной аритмией. Меня вылечили, но поездка в реанимацию со всеми вытекающими просто так не прошла. Прежняя жизнь мне не светила.

Быть самым молодым в отделении, где вокруг дедули и бабули, не здорово. Тогда мне было всего 27 лет. Начались первые симптомы: тревога без причины и учащение частоты сердечных сокращений на ее фоне, страх смерти и желание навалить в штаны при остром эпизоде. Обследование и консультация у кандидата медицинских наук прояснили ситуацию — по физиологическому состоянию все было в норме.

Мы с клиническим психологом пошли путем психотерапии. После 70 часов сеансов состояние улучшилось. Психолог провел диагностику и сказал, на что похоже мое состояние. Это по всем индикаторам походило на начало тревожного расстройства с паническими атаками. С этим я был согласен — я медицинский психолог по специальности.

В период, когда я проходил психотерапию, мой дядя покончил с собой на фоне проблем с алкоголем и психикой, а потом умерла мама. Эти факторы психического здоровья не прибавляли.

Зимой я прервал сеансы. Психолог использовал трансперсональную терапию, я не видел нужных результатов.

Сейчас мне в целом терпимо. Если по шкале от 0 до 10 оценивать, то 6,5—7. Проблемы начинаются, когда происходят события, вызывающие повышение частоты сердечных сокращений. Это запускает паническую атаку. События могут быть любыми. Один из предпоследних эпизодов случился, когда приехал друг из Питера. Я выпил. Перед реанимацией тоже был алкоголь, поэтому пью я очень осторожно и не более одного бокала. Лег спать, и через час выбросило из сна с приступом тревоги.

На текущий момент это не до конца решенный квест. На психотерапию пока нет ни средств, ни времени. Думаю, для качественного решения мне нужен специалист по когнитивно-поведенческой терапии, и я поглядываю на транквилизаторы.

Виктория

28 лет, бухгалтер

Первый раз психосоматика проявилась, когда мне было 12 лет, — у меня перед сном заболел живот. Это произошло через некоторое время после смерти близкого человека. Боли длились пару месяцев, но потом все прошло, и значения тогда я этому не придала.

Проблемы психосоматические штуки начали доставлять в 20 лет — тоже после смерти близкого человека. У меня начали очень сильно лезть волосы. Никаких проблем анализы крови не выявили, заболеваний не было. Видимо, от стресса у меня в два раза меньше волос осталось.

Тогда я несколько месяцев провела дома. Это стало сильным толчком для развития социофобии. И с тех пор фобическое расстройство вечно тянет за собой психосоматические проблемы.

Из-за социофобии мне трудно находиться с людьми рядом. Однажды ко мне приехал пожить молодой человек.

ПЕРВЫЕ ТРИ НЕДЕЛИ, ПОКА МЫ ЖИЛИ В ОДНОЙ КОМНАТЕ, У МЕНЯ ВЕЧЕРОМ СТАБИЛЬНО ПОДНИМАЛАСЬ ТЕМПЕРАТУРА

Потом стало лучше — видимо, я привыкла к другому человеку рядом.

Я около трех лет работала с частным психиатром-психотерапевтом. К нему я пошла после того, как из-за проблем с сердцем и ЖКТ кардиолог и гастроэнтеролог велели мне обратиться к психологу.

В какой-то момент я перестала посещать специалиста и принимать нейролептик. В результате спустя пару месяцев у меня снова заболел живот. Это тут же довело меня до панической атаки, которая длилась несколько дней, а отдельные ее симптомы сохранялись еще почти месяц.

С того дня у меня постоянно болел низ живота. Я подумала, что у меня аппендицит. Но с ним нужно было ехать в больницу, а социофобия против. Я испытывала сильный страх, поэтому сделала ставку на то, что это все же не аппендицит, а накручивание.

Только спустя месяц я смогла попасть на прием к психиатру. Никакого аппендицита у меня, конечно, не было. Врач сказал, что я расположена к тревоге и, если не буду поддерживать нервную систему, вот такие панические приступы повторятся. Я возобновила прием таблеток.

Сейчас мне нужно лечь в больницу, и это триггерит мою социофобию. Я страдаю от постоянной тошноты, болей в груди и животе. Врача не посещаю с весны, так как после нескольких лет работы не чувствую эффекта. Найти нового специалиста не так просто, потому что я хочу именно психотерапевта с сеансами в кабинете, а не онлайн.

Алена

26 лет, продавец

Когда я училась в начальных классах, меня перевели в новую школу. Там я столкнулась с травлей, причем не только со стороны детей, но и со стороны учителей. На этом фоне я стала хуже учиться. Дома воспитание было спартанское: с соплячества мои родители не гнушались физического насилия в качестве наказания. С резким ухудшением оценок моя жизнь вообще превратилась в ад.

Психосоматика началась с набирающей обороты клинической депрессии, которую мне диагностировали позже. Триггерами, спровоцировавшими начало болезни в конце второго класса, стали не только домашнее насилие и травля в школе, но и смерть отца. Физическая боль была с самого начала — болели спина, плечи, а также начались головные боли и межреберная невралгия. Симптомы выражались еще и в том, что я жутко, страшно мерзла.

КОГДА ВСЕМ БЫЛО ЖАРКО В ОДНОЙ ФУТБОЛКЕ, Я МЕРЗЛА В СВИТЕРАХ, ПРИЧЕМ В НЕСКОЛЬКИХ СРАЗУ, ОДЕВАЛАСЬ КАК КАПУСТА

Я свое состояние класса до седьмого не осознавала. Тогда я начала активно читать книги по психологии, гуглить статьи о физических недомоганиях, пытаться понять, что со мной.

До этого я не задумывалась о своем состоянии. Скорее, думала что-то вроде: «Мне и так плохо, но всем плевать. Они считают, что я лгу».

Комплексно к врачам я пошла, когда окончила 11-й класс. Там были невролог, кардиолог. Мама водила даже к диетологу, потому что у меня были проблемы с питанием. Я сдавала множество анализов крови, носила холтер. В какой-то момент подтвердили диагноз брадикардия. При повторном обследовании этот диагноз сняли.

В этой веренице врачей, обследований и анализов попался кардиолог, который направил к психиатру. Лечение в психоневрологическом диспансере себя не оправдало, так что после него я начала ходить уже к платным специалистам. Тогда психиатр и диагностировал мне клиническую депрессию. Спустя несколько лет я легла в психоневрологическую больницу по направлению частного врача. Там специалисты предположили, что у меня биполярное расстройство. Позже частый врач подтвердил диагноз.

Сейчас психосоматика не проявляется. Я веду дневник эмоционального состояния. Это помогает мне сохранять активный и стабильный образ жизни. Я достигла своей цели, поэтому не вижу смысла возвращаться к психиатру.

Отчим до сих пор считает все это хренью. Мама активнее всех продвигала мое лечение, а после и сама пошла к психотерапевту. Сейчас она рада, что мне становится лучше.

Психосоматика — это не миф

Психотерапевт, автор блога @doc_nenashev Григорий Ненашев уточняет, что понятие психосоматического заболевания, или психогенного симптома, не миф. Сильный стресс может спровоцировать обострение кожных болезней, а депрессия повышает смертность среди людей с сердечно-сосудистыми заболеваниями.

«Телесные явления, причину которых нельзя объяснить иначе, чем состоянием психики, — тоже вполне научное состояние. Такие диагнозы есть в Международной классификации болезней. Пример — синдром раздраженного кишечника. Психосоматическими могут быть разные симптомы: боли в животе или груди, повышение температуры и многое другое», — объясняет Ненашев.

В то же время специалист подчеркивает, что не любое неприятное ощущение в теле относится к психосоматическим заболеваниям. К ним относятся симптомы, которые соответствуют двум критериям: стресс усиливает их проявления, а в некоторых случаях они исчезают сами по себе. То есть чем сильнее человек боится своей боли в животе, тем острее становится ее восприятие, а в периоды спокойствия она может пройти сама по себе.

«К большому сожалению, вокруг психосоматической медицины есть множество околонаучного бреда, который можно легко найти в соцсетях», — добавляет Ненашев.

Специалист отмечает, что лично видел «справочник психосоматики», в котором утверждалось, что псориаз бывает от конфликта с отцом, а синдром раздраженного кишечника — от подавленных эмоций.

«Большое количество “специалистов” без медицинского образования, а иногда и с ним, берутся “лечить” практически любые заболевания, включая онкологические, объясняя их психогенными факторами», — рассказывает эксперт.

Поэтому в случае недомогания важно обращаться к проверенным специалистам, а также проходить качественную диагностику в медицинских учреждениях.

Как получить бесплатную психологическую помощь

  • Список бесплатных психологических консультаций в Москве, Санкт-Петербурге и Краснодарском крае.
  • Бесплатный круглосуточный телефон неотложной психологической помощи — 8 (495) 051 (с мобильного).
  • Горячая линия ФКУ «Центр экстренной психологической помощи МЧС России» — 8 (495) 989-50-50.
  • Московская служба психологической помощи населению.
  • Онлайн-форум психологической помощи населению.

В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.

takiedela.ru

 

Опубликовано Оставить комментарий

Травматики и методики сбычи мечт.

Травматики и методики сбычи мечт - psy-practice.comДо того, как я начала терапию, я интересовалась эзотерическими практиками типа «исполнения желаний» (Свияш, симорон, фильм «Секрет», Абрахам Хикс, трансерфинг и тп)- читала книги, форумы, слушала семинары. Мне хотелось понять, почему у одних работает, а у других не работает. Причем работает у человек 3-х из тысячи, два из которых просто убедили себя, что все идет, как надо, хотя на деле ничего не меняется или вообще летит в ад. И очень многие люди отмечают сильное ухудшение дел и обстановки в своей жизни после начала практик.

Теперь, после многих лет терапии, у меня есть версии, почему.

Во-первых, у травматиков* обычно большие сложности с пониманием того, что они на самом деле хотят. Получается, как в том анекдоте: «Хотела одобрения мамы, а получила три высших образования». Психика травматика закручена вокруг страха, что травма повторится, и в своей основе имеет хроническое чувство небезопасности этого мира и ненадежности/опасности населяющих его людей. Соответственно, почти все истинные чаяния травматика связаны с получением безопасности/защиты/любви/поддержки (см. «получить одобрение мамы»), а не с машинами, квартирами, должностями, мужчинами/женщинами всей жизни.

Во-вторых, у травматиков все, что связано с «хочу», внутренне обложено сетью запретов, многие из которых не осознаются. Например, «заказывает» себе травматик славу и успех у Мрзд. Думает, что они сделают его счастливым, а на самом деле надеется, что слава и успех защитят его от токсичного стыда своей неадекватности, с которым он живет, сколько себя помнит. Даже если его желание будет исполнено, оно не принесет желанного эфффекта, потому что для избавления от стыда надо работать со стыдом, а не искать способы залезть от него на самую высокую елку.

Но это еще половина беды. Главное — у этого конкретного травматика вполне может быть глубокий подсознательный страх успеха, потому что, например, стоило ему в детстве высунуться и похвастаться, он получал от родителей неодобрение и отвержение. Или его успехи обостряли родительское чувство собственной неуспешности. Или сестра\брат начинали колбаситься. Подсознание травматика связывает славу со страхом отвержения своей семьей и последующей смертью от отвержения. И когда травматик начинает жать на газ и нестись в направлении своей цели, его инстинкт самосохранения давит на тормоз и начинает выкручивать руль. В лучшем случае травматик бросит дело, в худшем может закончиться психозом и больницей.

Даже такой с виду безопасный запрос, как «хочу крепкое здоровье» может вступить в конфликт с бессознательными установками типа «я маме удобен и нужен только больной, стану здоровым — потеряю с ней связь и умру».

С моей точки зрения первое, что стоит делать травматику, если он хочет изменить свою жизнь — это терапия. Я сейчас могу успешно делать такие вещи, о которых до терапии я даже мечтать не могла. И это не результат чуда, а результат обнаружения и освобождения своих внутренних ресурсов, завязанных в травме. Помимо освобождения ресурса терапия дает возможность получить адекватное, соответствующее реальности представление о том, кем ты являешься на самом деле. Большинство травматиков видят себя исключительно в отражении искаженного зеркала семьи, в которой они выросли (как у Берна — «алкаголик, как твой папаша», «мамины загубленные надежды», «брак производства неправильного пола и неправильного характера»).

Отдельно хочу сказать про самоанализ. До терапии я очень много читала книг по психологии и постоянно в себе копалась. Я считала, что благодаря углубленному самоанализу я знаю о себе абсолютно все. После начала терапии оказалось, что я о себе не знала практически ничего. Знала только то, что усвоила о себе в семье, и только то, что «разрешено» было знать правилами моей травмы. Например, не разрешено было знать, что я способная и у меня есть таланты, чтобы быть успешной — мои успехи не должны были обижать мою сестру, для которой мое рождение было шоком и разрушило ее мир, в котором были только папа, мама и она. Так что мой опыт говорит о том, что самоанализ без терапии — это прогулки в узком тюремном загончике, не дающие реального представления о себе и своей жизненной истории.

Подытоживая… Не зная толком себя, невозможно понять, что ты хочешь на самом деле и что тебе у Мрзд заказывать, чтобы получить нужный эффект. Не зная о том, какие блокирующие убеждения живут в подсознании, можно переломать об них себе все ноги и устроить себе обширные ретравматизации, заказывая то, что заказывать «запрещено». Самый надежный для травматика путь существенно улучшить свою жизнь и привести ее в соответствие со своими истинными желаниями и потребностями — это терапия. Если после терапии ну очень хочется чего-нибудь у Мрзд позаказывать, то это делать можно, основываясь на адекватных знаниях о себе и своих внутренних особенностях. Правда, вряд ли особо захочется, так как в целом жизнь и так будет складываться в нужном направлении.

____________________________________________________________________

*Под травматиками я традиционно подразумеваю людей, у которых травма случилась в возрасте 0-7 и/или имела место «травма развития».

psy-practice.com