Психолог Татьяна Карягина о различии эмпатического дистресса и эмпатических чувств, влиянии эмпатии на состояние человека и чертах характера, предотвращающих профессиональное выгорание.
Чем больше мы понимаем про эмпатию, говорим о ее важности, тем чаще исследователи указывают на проблемы эмпатии, на ее темные стороны. Часто можно услышать мнение, что высокоэмпатичный человек неизбежно столкнется с эмоциональным выгоранием, появился термин «усталость от сострадания». Одним из виновников этой усталости считается личный дистресс (personal distress). Так называют собственные, личные чувства человека в ответ на негативные переживания другого в результате эмпатического сопереживания, то есть эмпатически обусловленный личный дистресс.
Наши эмпатические процессы на уровне мозга обеспечиваются работой зеркальных нейронных сетей. Когда мы наблюдаем негативные эмоции другого человека, они воспроизводятся в нашем мозге: возбуждаются участки, которые ответственны за переживания похожих негативных состояний, у нас самих. Некоторый уровень негативных ощущений нам обеспечивают эти зеркальные нейронные сети.
Например, у маленького ребенка личный дистресс — это основная эмпатическая реакция. Постепенно на его основе надстраиваются зрелые формы эмпатии, направленные на другого человека. Это происходит в ходе когнитивного развития, по мере становления эмоциональной регуляции, формирования ценностей и нравственных норм. Сложность в том, что феноменологически человек ощущает личный дистресс как мешанину чувств. Можно выделить параллельные чувства, которые возникают именно как аналогичные тому, что испытывает другой: тебе страшно, и мне страшно. Может быть эмоциональное заражение: мне будет еще страшнее, чем тебе. Есть чувства, которые называют реактивными: тебе страшно, и мне страшно, но я еще и раздражаюсь на тебя из-за того, что ты трус и слабак, и я, может быть, тоже трус и слабак. Мы знаем, как часто люди гневаются от того, что кто-то «неправильно» горюет. Эти чувства очень трудно разделить.
Один из авторитетных исследователей личного дистресса американский психолог Чарльз Дэниел Бэтсон, который сейчас активно сотрудничает с нейроучеными, в 1980–1990-е годы провел серию оригинальных экспериментов, чтобы выяснить мотивационное значение личного дистресса. Для Бэтсона позитивные эмпатические чувства, то есть сочувствие и эмпатическая забота, направлены на другого, на его благополучие и ведут, как он считает, к помогающему поведению. А личный дистресс направлен на себя: если мне плохо, я стараюсь делать так, чтобы мне стало хорошо, а не другому.
Например, Бэтсон провел эксперимент, в ходе которого испытуемые взаимодействовали с человеком, испытывающим неприятные эмоции, и они знали, что потом смогут съесть пирожное. В этой серии люди с личным дистрессом помогали меньше, чем обычно. Бэтсон объясняет это тем, что они знали, что смогут снять свой личный дистресс пирожными, а не помощью другому.
Бэтсон изучал мотивационное значение личного дистресса. Сейчас основные исследования связаны с дистрессом как формой эмпатической, эмоциональной дисрегуляции, с плохой способностью к эмоциональной регуляции. Мы предположили, что высокий уровень личного дистресса связан с тем, как человек обращается со своими чувствами. Мы использовали такой конструкт, как алекситимия: высокая алекситимия означает, что человек плохо дифференцирует свои чувства, не может их назвать, описать, слабо на них полагается.
Второй конструкт — психологическая разумность (psychological mindedness). Другой вариант перевода — склонность к психологическому мышлению. Этот конструкт отражает то, насколько человеку доступен и интересен свой и чужой внутренний мир, насколько ему важно понять мотивацию человека, видит ли он пользу в рефлексии. Оказалось, что высокий уровень личного дистресса связан с высокой алекситимией, то есть плохим пониманием своих чувств, и низкой психологической разумностью, с низким интересом к внутреннему миру и готовностью как-то меняться. А позитивные эмпатические феномены, то есть сочувствие, способность стать на место другого, эмпатическая забота, наоборот, связаны с низкой алекситимией и высокой психологической разумностью.
Когда мы увидели эту связь, то предположили, что именно она может иметь значение для профессионального выгорания в помогающих профессиях, когда специалист постоянно попадает в эмоционально насыщенные сложные ситуации, наблюдает людей в трудных обстоятельствах. С точки зрения науки прямая связь эмпатии и выгорания не подтверждается, поэтому мы подумали, что эта связь опосредована другими показателями.
Действительно, мы обнаружили, что комплекс «личный дистресс, высокая алекситимия как непонимание своих чувств и низкая психологическая разумность, слабый интерес к внутреннему миру» предсказывает профессиональное выгорание. Человек нехорошо себя чувствует в профессии, ощущает себя не на своем месте, не чувствует себя успешным, у него низкая профессиональная самооценка, и он не видит своих перспектив. Это исследование было проведено на выборке медицинских сестер, что вполне объяснимо. Когда человек регулярно попадает в трудные ситуации, он плохо понимает, что происходит, при этом он не готов это обсуждать, не готов просить о помощи, и возникает вопрос: что будет с его профессиональной мотивацией, если учесть, что это трудная, низкооплачиваемая и малопрестижная профессия?
Высокий же уровень позитивных эмпатических феноменов — то есть эмпатической заботы, сочувствия, способности принять точку зрения другого — предсказывает сохранение профессиональной успешности. Нам интересен результат с точки зрения того, как учить будущих специалистов, работающих в сфере «человек — человек», как сопровождать их. В этом исследовании нашей выборкой были студенты одной из профессий «человек — человек». Это были девушки приблизительно середины обучения. Они разделились на три группы по сочетанию показателей, что влечет некоторые предположения, как может сложиться их будущее с точки зрения профессионального выгорания.
Самый низкий личный дистресс, который нас должен был бы обрадовать, оказался в группе, в которой был очень низкий уровень и других позитивных эмпатических феноменов. То есть они не напрягаются ни позитивно, ни негативно в отношении других людей. При этом уровень алекситимии у них достаточно низкий, то есть они хорошо понимают свои чувства, свои эмоции, но люди им не особенно интересны. Если говорить о том, что эти люди идут работать в сферу «человек — человек», то можно говорить о существенном мотивационном дефиците. Будут ли эти люди профессионально выгорать? Я думаю, что они не дойдут до профессии либо будут работать формально и быстро оттуда уйдут. Таких студенток оказалась треть.
У третьей группы — их приблизительно четверть — могут возникнуть серьезные проблемы. Сейчас у них все хорошо: высокая эмпатия (правда, преимущественно эмоциональная сторона эмпатии, а не рациональная способность стать на точку зрения другого) и низкий дистресс. Парадокс в том, что у них высокая алекситимия, то есть они плохо понимают свои чувства и эмоции. Это компенсируется большим интересом к людям, к внутреннему миру, то есть мотивация для работы с людьми у них есть. Но эти сложности с пониманием, с регуляцией своих чувств могут возникнуть, по мере того как будут накапливаться неприятные ситуации, негативный опыт. Тогда мотивация может исчезнуть или деформироваться.
К каким выводам мы пришли? Нельзя говорить о неизбежной связи высокой эмпатии и профессионального выгорания. Вопрос в том, насколько человек действительно заинтересован в своей профессии, его мотивации. Также важно, насколько человек владеет собой, насколько он является субъектом, а не объектом своих чувств и эмоций.