В центре этого сюжета — он и она. У нее — биполярное расстройство, проблемы с принятием собственного тела, повышенная тревожность. У него — детские травмы и полная уверенность в том, что, когда его обижают — это нормально. «Такие дела» рассказывают, как два очень уязвимых человека смогли создать гармоничные отношения, в которых тепло и безопасно.
Часть первая. Детство
Андрей
Андрей рос в тишине и ненависти. Родители не разговаривали друг с другом, за вычетом необходимых фраз, например: «Нужно сдать деньги на школу». Это не было усталым безразличием супругов, которые с годами превратились в соседей. Родители намеренно игнорировали друг друга — так думает Андрей, который помнит ненависть в их глазах.
Он не знает, почему так случилось. Слышал от бабушки, что они были нормальной семьей, пока ему не исполнился год или два. Потом что-то сломалось, и всю оставшуюся жизнь родители ненавидели и игнорировали друг друга — в однокомнатной квартире. Питались раздельно — отец готовил себе, мать — себе и ребенку. Андрей спал на одной кровати с матерью, отец — рядом на раскладушке. Отдельное спальное место мальчик получил, когда отец умер, — Андрею тогда было 12 лет. Он переехал на раскладушку покойного.
Пока отец был жив, Андрей жался к матери, замирал и впадал в ступор каждый раз, когда тот с ним заговаривал. Отец не бил, только постоянно был всем недоволен и доходил в своих претензиях до абсурда.
«Я не соответствовал его ожиданиям. Не такой и не сякой. Не умею чинить домашние электрические приборы! В пять лет проигрываю ему в шахматы», — вспоминает Андрей.
После смерти отца Андрей отдалился и от матери: отпала необходимость искать у нее защиты. Напротив, он стал ждать от нее подвоха.
«Она постоянно врала. Например, когда лет в 14 я заговорил о том, что не хочу в армию, она сказала: “У тебя в медкарте написано, что у тебя эпилепсия, поэтому тебя не возьмут”. А у меня ничего такого не написано. Зачем она это сказала?»
Лет в 13 у Андрея началась депрессия — конечно, тогда он не знал, что это так называется. Считал, что просто переживает сложный период и каждый день думать о самоубийстве — нормально. Он обсуждал это с несколькими знакомыми и очень удивился, узнав, что им нравится жить и они не думают постоянно о том, чтобы покончить с собой.
В школе Андрея травили. У него была не самая благозвучная фамилия. Ему придумали прозвище, постоянно дразнили и унижали. Впрочем, сам Андрей считает, что причина того, что его выбрали жертвой, не в фамилии: «Не было бы фамилии, придумали бы что-то еще». Сейчас Андрей понимает, что большую часть жизни провел с ощущением «меня обижают — и это норма».
«Из-за буллинга со стороны отца мне трудно общаться с мужчинами, я им не доверяю. Хотя в школе сильнее всего я страдал, наоборот, из-за девочки, она меня сильно травила. Правда, потом извинилась очень искренне, и я ее простил. Призналась, что любила меня, поэтому заставляла страдать, такое “дерганье за косички” наоборот», — говорит Андрей.
Катя
У Кати есть только одно детское воспоминание о маме — как она сидит перед телевизором и вяжет. Себя Катя помнит рядом с бабушкой — на кухне, на прогулке, в огороде. Когда Катя стала школьницей, мама начала активнее участвовать в ее жизни — но девочку это не обрадовало.
«Мы жили в маленьком закрытом городе, где в девяностые ничего не было. Мама на мне срывалась. Я была как громоотвод, — объясняет Катя. — Никогда не знаешь, за что влетит. Плохо убралась в квартире — влетело. Другой раз убралась — нормально. У нас не было традиции хвалить. В щечку поцеловать — раз в год на день рождения. В основном мама тапком лупила, орала».
Отец практически не вмешивался в семейные скандалы, а если приходилось — вставал на сторону жены. «Он, мне кажется, немного побаивался и не знал, что с девочками вообще делать. Доминировали женщины, точнее бабушка, мама мамы», — говорит Катя.
Старшая Катина сестра была «подарочным» ребенком. «У мамы такой контраст: она-то думала, что все дети такие — где положил, там и нашел», — усмехается Катя.
В детстве у девочки, возможно, был СДВГ — так сейчас думает ее психолог. Катю нужно было то снимать с дерева, то засовывать, грязную с головы до ног, в ванну, то штопать порванные колготки. Уже в семь лет, если родители ее ругали, Катя выходила на балкон и думала, как бы перелезть за ограждение. У нее часто случались истерики: «Я могла рыдать, биться головой о стенку, допсиховаться до температуры и потом несколько дней лежать в постели».
Скандалы случались плюс-минус каждый день, родительский дом Катя вспоминает как жизнь на пороховой бочке.
Часть вторая. Отношения
Андрей
В 17 лет Андрей уехал из Татарстана, где родился и вырос, в Москву — учиться и работать. Сейчас он токарь на заводе.
Короткие романы заканчивались примерно через месяц тем, что девушки говорили, что с ним скучно. «Для меня это слово до сих пор триггер, — признается Андрей. — Головой понимаю, что это сказано просто так, но все равно начинает казаться, что надо срочно развлекать человека».
Исключение из череды коротких интрижек — отношения, растянувшиеся на два с половиной года. С той девушкой Андрей жил вместе.
«Она любила буллить ближних, а я думал: “Ну нормально, смешно”. Мне казалось, что это у нас такие шутки. Я как-то в начале отношений сказал, что у меня нос большой. И с тех пор подкол про нос длился два с половиной года. Или: “Что ты такой тупой, не понимаешь, это же очевидно”. Но без ненависти в голосе, как бы по приколу. При этом мы не ссорились, мне казалось, что все идеально», — рассказывает Андрей.
Не ссорились в основном потому, что Андрей готов все спустить на тормозах, лишь бы не устраивать разбор полетов. «Ладно, я буду неправ, черт с тобой, только давай помиримся» — так думал Андрей. Для него конфликт — что-то, что надо быстрее залечить, починить, а после ссоры — побыть вместе, обняться. Девушка воспринимала это как признак слабости. В итоге отношения, ради которых Андрей готов был бесконечно уступать, закончились быстрым и болезненным разрывом.
«Вчера все было прекрасно, а сегодня она уезжает на шашлыки с другом, не возвращается сутки и потом говорит: “Мы расстаемся”. Это было неожиданно. Я через полгода только в себя пришел. А лет через пять после этого начал понимать, что в этих отношениях я был постоянно в депрессии. Я боялся ее, в общем-то».
Катя
Катя приехала в Москву учиться на политолога. Безумно влюблялась, гуляла до утра по ночной Москве, из чистого энтузиазма выучила наизусть Конституцию России. То, что тогда казалось милыми причудами, сейчас Катя называет «маниакальным всплесками». Психическое здоровье сильно пошатнулось, когда она начала встречаться с молодым человеком, который оказался абьюзером. Он бил и унижал Катю, а ей казалось, что лучшего она недостойна.
«Самооценка у меня была абсолютно на нуле. Кому я, “старая, жирная, тупая”, нужна? На минуточку, старая и жирная — это 48 килограммов в 22 года, — вспоминает она свое состояние тогда. — От нервов у меня были галлюцинации, попытки суицида, самоповреждения — полный букет. Тогда я пришла в первый раз к психотерапевту. Пришла, потому что навязчиво хотела убить своего парня. Я понимала, что просто сяду в тюрьму и мне надо как-то выйти из этих отношений, но сама это сделать не могла».
На одном из сеансов психотерапевт применил гипноз, как говорит Катя, «вытащил из-под психзащит то, что есть во мне на самом деле».
— Представь себе этого человека. Как он тебя удерживает? Может быть, веревкой? Или руками? — спросил терапевт.
— Я в воздухе, в пузыре, а он меня магнитом на себя тянет, — ответила Катя.
Это было незадолго до ее дня рождения. Потом был праздник, гости, цветы и подарки. Ее молодой человек быстро напился, сказал невнятный тост и ушел спать. А утром Катя смотрела, как он курит на балконе, и поняла: все закончилось, «пузырь лопнул». «Собирай вещи и уматывай», — равнодушно сказала она, и после нескольких безуспешных попыток вернуться этот человек исчез из ее жизни навсегда.
После того как ей удалось выбраться из абьюзивных отношений, Катя прекратила ходить к психотерапевту. Но через полгода ее накрыла депрессия, она обратилась снова. Через пять сеансов стало легче — Катя опять пропала, чтобы вернуться через семь-восемь месяцев. В итоге психотерапевт заметил, что Катя появляется с определенной периодичностью, и заподозрил биполярное аффективное расстройство (БАР). Это расстройство поведения, при котором сменяют друг друга фазы депрессии и мании, а при БАР второго типа, как у Кати, — депрессии и гипомании (состояние, похожее на манию, но менее тяжелое). Их сложнее заметить, поэтому правильный диагноз могут поставить не сразу.
После окончания других отношений Катя попала в «острое» отделение психбольницы. Теперь говорит, что лучше «сдохнуть в своей квартире, чем попасть туда еще раз».
«Я сама пришла в больницу, думала, меня положат в обычное отделение, я же адекватная, хорошо одетая. Они спросили: “С какой проблемой обращаетесь?” — “С навязчивыми суицидальными мыслями”. Переглянулись — и раз! — забрали у меня сумочку, раздели, дали рваную ночнушку, — вспоминает Катя. — Там ты становишься фактически вещью. Тебя тащат за шкирку в ржавую ванну, потом в палату, отбирают все вещи. Мне даже трусов не оставили, только тапки, зубную щетку и книгу. Порядки там: подъем в шесть утра, завтрак только в девять, в шесть вечера выдают по одной конфете, причем ее нельзя спрятать, чтобы съесть перед завтраком. Первый день я рыдала, пока ко мне не подошла нянечка и не сказала тихонько: “Будешь плакать — долго не выпишут”».
Катю разместили сначала в палате, где лежали 20 человек, потом перевели в другую — на шесть коек. Когда прошел первый шок, Катя поняла, что надо выбираться. Звонить можно было под надзором — не больше пяти минут. Через неделю приехала сестра и забрала ее.
Через три месяца после бегства Катя встретила свою любовь — по крайней мере ей так показалось. Спланировала свадьбу, придумала имена будущим детям и оказалась совершенно не готова к тому, что через полгода отношения оборвутся.
«Мне было чертовски плохо. Я вешалась от одиночества. Звонила маме по скайпу каждый день. Ездила волонтерить в приют для животных, чтобы выходить из дома. Я начала понимать бабок в поликлиниках. Ходила за яйцами, молоком и хлебом в разные магазины, чтоб пообщаться с кассирами», — вспоминает она.
Еще Катя чувствовала себя неуверенно из-за резко увеличившегося на препаратах веса. Долгие годы она профессионально занималась танцами — была хореографом, выступала в ресторанах.
Когда в 2010 году Катя начала принимать нейролептики, у нее, худенькой девушки, всю жизнь носившей ХS, резко, тремя скачками вырос вес. Сначала на 20 килограммов. Катя проработала это с психологом, приняла свое изменившееся тело, сшила новый гардероб (она любит сидеть за швейной машинкой). Потом — новый скачок.
«Бывало, что мне отказывали в работе из-за веса. Когда я поправилась из 42-го размера в 46-й, в ресторанах начались скандалы: оттуда звонили администратору, который подбирал танцовщиц, со словами “Что за жиробасину ты нам прислал?”»
А потом был новый скачок веса и новое отчаяние.
Часть третья. Вместе
Катя и Андрей познакомились в интернете, на сайте для неформалов, переписывались неделю и решили встретиться. После первой встречи оба осторожничали и старались не думать о будущем.
Катя всегда рассказывает людям о своем биполярном расстройстве — прямо на входе в ее жизнь. И Андрею сообщила о диагнозе на первом свидании. Она считает, что такие вещи нельзя скрывать, даже недолго, а еще для Кати это фильтр: если ее не готовы принять с диагнозом или красными волосами (этот цвет она носит уже восемь лет), значит, не по пути.
Спрашиваю Андрея, помнит ли он, как именно Катя рассказывала про свой диагноз и что он почувствовал.
— Не помню уже…
— Я травила какие-то байки из психушки, как одна мадам все время крестилась, когда мимо меня проходила, и кричала, что я Антихрист, — улыбается Катя.
Девушка вспоминает, что Андрей отреагировал спокойно, — с таким же успехом она могла бы сказать, что у нее диабет.
Андрей признается, что на первом свидании не почувствовал ничего, кроме жалости и желания поддержать. Он знал, как ощущается изнутри, когда нуждаешься в поддержке и не получаешь ее. Видимо, поэтому решил сделать для Кати то, что никто не делал для него: взял за руку и до конца вечера не отпускал — так они и спустились в метро.
«У нее тогда еще голос дрожал — потом оказалось, что он дрожал то ли из-за таблеток, то ли еще по какой-то физиологической причине, — но казалось, что ей очень грустно», — объясняет он.
Для Андрея первое свидание прошло ровно — не было вспышки чувств. Поэтому он выждал пару дней и только потом написал Кате.
«У меня тогда была эта хрень в голове: “Надо три дня не писать, чтобы она ждала”, — Андрей смущенно улыбается. — Сам-то я на следующий день хотел написать. Стыдно это говорить. Дальше тоже были “ровные” встречи. Очень быстро, через месяц, может, она сказала, что меня любит, а я думал: “А я не знаю, что ответить”, потому что тогда не мог сказать то же самое. Все еще смотрел, что дальше будет».
Андрей не знает, в какой момент перестал «смотреть» и осознал, что хочет быть с Катей. Просто однажды понял, что они смогли создать отношения, о которых он всегда мечтал.
«Любовь — это не бабочки в животе, а когда вам хорошо друг с другом. Я всегда искал себе близкого человека. Для меня он должен быть лучшим другом, с ним должно быть комфортно и не нужно себя фильтровать».
Молодые люди познакомились в октябре, а под Новый год Андрей уже переехал к Кате. У нее тогда был сложный период — постоянно плакала. Андрей сказал: «Давай я к тебе перееду, буду утешать».
— Ты знал человека три месяца, но был готов взять на себя ответственность заботиться о ней в трудном эмоциональном состоянии?
— Почему «взял ответственность»? Вот ребенок, его благополучие полностью зависит от родителей. Но с Катей же не так. Благополучие каждого человека — его личная ответственность. Я хочу чем-то помочь, но знаю, что не могу убрать ее болезнь. Могу только быть рядом.
«Как ты?»
В 2017 году Катя с Андреем съехались, а в 2019-м Катя провалилась в депрессию. Уволилась с работы, все дни проводила в дневном стационаре. Часто писала Андрею, если он не отвечал сразу, впадала в панику, думала: «Он не придет домой. Он собрал вещи и уехал». Спрашиваю Андрея, как он справлялся.
— Приходишь, обнимаешь, говоришь: «Я с тобой». Спрашиваешь: «Ты умылась? Ты поела?» Предлагаешь посмотреть видео, поговорить — и так каждый день.
— «Ты умылась?» уже дорогого стоит, — благодарно добавляет Катя.
Андрей уговорил Катю пойти на группы равной поддержки для людей с биполярным расстройством. Она долго не решалась: у Кати есть два взаимоисключающих, казалось бы, но на деле прекрасно сосуществующих страха. Первый — что она недостаточно больна и просто симулянтка. А второй — что по сравнению с другими людьми она «псих со справкой, слюнями и топором».
«Я выходила оттуда с эйфорией оттого, что люди с диагнозом, как у меня, живут нормальной жизнью, работают на нормальной работе и при этом не прогоняют меня — значит, я не симулянт».
Через год Катя сама стала ведущей — к этому ее снова подтолкнул Андрей. Но новая роль давалась Кате тяжело. В какой-то момент появилась новая ведущая, Катя выдохнула и с облегчением отошла от дел. А новая ведущая превратила безымянную московскую группу поддержки в центр «Как ты», который помогает людям с БАР и другими психическими расстройствами в пяти регионах России.
Салат со сметаной
В 2020 году Катя и Андрей поженились. Андрей взял благозвучную фамилию Кати. Спустя годы после школьной травли ему все еще тяжело было слышать, когда кто-то произносил его фамилию.
«Мы, когда подавали заявление, изначально написали, что оставляем свои фамилии. А сотрудница загса говорит: “Вы можете изменить решение в день свадьбы” — и мне это так понравилось. Как только вышли оттуда, я сказал: “Кать, я хочу твою фамилию”. Она обрадовалась», — рассказывает Андрей.
В отношениях с Катей Андрей впервые узнал, каково это, когда тебя принимают как есть. Катя не меньше мужа боится скандалов, поэтому все моменты, которые не устраивают одного из них, старается отловить на старте и проговорить спокойно.
«Сразу приходит в голову: моя бывшая любила есть салат с маслом, а я со сметаной. И я как-то сдался: ну ладно, едим с маслом. А с Катей мы договорились сразу, что каждый сам себе заправляет. Глупый пример, но у людей бывают ссоры из-за этого», — говорит Андрей.
А еще он запомнил, что Катя бывает обидчивой в преддепрессивном состоянии. Да и сама Катя анализирует свои эмоции и на следующий день после того, как обиделась из-за пустяка, приходит и говорит: «Извини, я так себя вела, потому что мне было плохо».
«У нее нет претензий к тому, какой я человек. Это всегда по мелочи. Условно, я забыл спросить, хочет ли она, чтобы я ей купил газировку (мы пьем разные), и вот я себе купил, а ей — нет. И она может обидеться, что я о ней не подумал. Она боится, что ее бросят. Но я ее бросать не собираюсь, просто забыл про газировку. Успокаиваю ее, утешаю».
С Катей и Андрей впервые перестал переживать, что его бросят. Раньше даже в длительных отношениях у него было ощущение, что это может закончиться в любой момент. А сейчас он всегда рад возвращаться домой и знает, что там безопасно.
Возможно, это слишком спокойная любовь. В ней нет ничего из того, что показывают в романтических комедиях. Кстати, Андрей даже цветы Кате не дарит: у нее может начаться аллергия. Зато знает, что она любит экзотические фрукты, и при случае всегда покупает.
