Казалось бы, мы гораздо раскованнее во многих вопросах, чем, скажем, поколение наших мам и бабушек. Значит ли это, что мы постепенно освобождаемся от чувства вины? Нет, уверены наши эксперты.
Основные идеи
- Сексуальность перестала быть главным источником чувства вины. Мы можем больше не краснеть и не мучиться угрызениями совести, позволяя себе наслаждаться близостью.
- Теперь мы все чаще обвиняем себя в своих несовершенствах. В том, что слишком много работаем, неправильно воспитываем детей, несчастливы с партнером, невнимательны к родителям.
- Заниматься спортом, быть в хорошей физической форме, не курить, не пить, не толстеть, не стареть… Только тогда можно перестать стыдиться себя.
«Этим теперь не удивишь!» – усмехнулась приятельница, когда я, потрясенная, рассказала о разговоре с подругой детства – после десяти лет совместной жизни она узнала, что все эти годы у ее мужа были отношения на стороне. Я негодовала, но моя собеседница только улыбалась. Как и коллеги, женщины и мужчины, с которыми я обсудила (из профессионального интереса) это событие.
Неожиданно для меня разные люди сошлись во мнении, что измена не имеет большого значения в отношениях пары, если другой из-за нее не страдает или вообще не знает о ней. Сам же виновник всей этой дискуссии (у меня с ним состоялся напряженный разговор) изумил меня полным отсутствием чувства вины.
Наши эксперты подтверждают: неверность, так же как и свободные отношения, сексуальные «излишества» и связанные с этими сторонами жизни запреты, прежде травмировавшие целые поколения, теперь все реже заставляют нас мучиться чувством вины. На сцену выходят другие «обвинители».
Неожиданно для меня разные люди сошлись во мнении, что измена не имеет большого значения в отношениях пары, если другой из-за нее не страдает или вообще не знает о ней. Сам же виновник всей этой дискуссии (у меня с ним состоялся напряженный разговор) изумил меня полным отсутствием чувства вины.
Наши эксперты подтверждают: неверность, так же как и свободные отношения, сексуальные «излишества» и связанные с этими сторонами жизни запреты, прежде травмировавшие целые поколения, теперь все реже заставляют нас мучиться чувством вины. На сцену выходят другие «обвинители».
НАСЛАЖДАТЬСЯ БЕЗ ОГЛЯДКИ?
«Наши чувства связаны с принятыми в обществе ценностями, – поясняет семейный психотерапевт Инна Хамитова. – Так, тоталитарный строй накладывал строгие запреты на проявления и обсуждение сексуальности. Благодаря переменам в обществе наши внутренние границы стали более гибкими, мы чувствуем себя свободнее, в том числе и в интимных отношениях. Достаточно выйти в интернет, чтобы убедиться – сейчас возможно, разрешено и доступно буквально все, любая фантазия может быть реализована».
Мы и сегодня не готовы говорить «да, я мастурбирую», «да, я предпочитаю анальный (оральный) секс», но мы точно перестали считать это противоестественным, опасным, скандальным
Чувство вины – одно из самых древних переживаний человека (как и гнев, стыд, интерес, удивление, страх, застенчивость…), это часть нашей психической жизни. Обделены этим чувством лишь некоторые душевнобольные люди. «Активируется» чувство вины нормами и правилами той среды, в которой мы вращаемся. Но у каждой эпохи свои нормы поведения, свои табу, свои ценности.
В XIX веке замужние беременные женщины скрывались от взглядов в загородных имениях (растущий живот подчеркивал, что дама грешна). В середине XX века во многих семьях были популярны страшные истории о том, «к чему приводит мастурбация», велись разговоры об аморальности порнографии, орального секса и прочих сексуальных «извращений».
Возможно, мы и сейчас не готовы говорить о своей интимной жизни – «да, я мастурбирую», «да, я предпочитаю анальный (оральный) секс», – но мы точно перестали считать эти предпочтения противоестественными, опасными, скандальными. Сегодня мы также далеки от того, чтобы обсуждать супружеские измены на партсобраниях или всерьез преследовать геев. Многие из нас говорят о том, что, наоборот, сегодня стали терпимее относиться к любым отклонениям от традиционного сексуального поведения.
В XIX веке замужние беременные женщины скрывались от взглядов в загородных имениях (растущий живот подчеркивал, что дама грешна). В середине XX века во многих семьях были популярны страшные истории о том, «к чему приводит мастурбация», велись разговоры об аморальности порнографии, орального секса и прочих сексуальных «извращений».
Возможно, мы и сейчас не готовы говорить о своей интимной жизни – «да, я мастурбирую», «да, я предпочитаю анальный (оральный) секс», – но мы точно перестали считать эти предпочтения противоестественными, опасными, скандальными. Сегодня мы также далеки от того, чтобы обсуждать супружеские измены на партсобраниях или всерьез преследовать геев. Многие из нас говорят о том, что, наоборот, сегодня стали терпимее относиться к любым отклонениям от традиционного сексуального поведения.
«В то же время важно понимать: изменения в восприятии сексуальности становятся необратимыми, лишь когда вырастает несколько поколений, – продолжает Инна Хамитова. – Ведь дети невольно воспроизводят отношение взрослых к своему телу, к сексу, к самим себе. А нынешних 30-летних воспитывали в том числе бабушки, которые выросли до сексуальной революции».
Трудно представить, с чем столкнутся современные дети во взрослой жизни, несоблюдение каких норм будет пробуждать у них чувство вины. Во всяком случае, нас уже не смущают сексуальные эксперименты: наоборот, теперь мы просто обязаны получать максимальное сексуальное наслаждение, а те, кто его не испытывает, «сами виноваты».
Трудно представить, с чем столкнутся современные дети во взрослой жизни, несоблюдение каких норм будет пробуждать у них чувство вины. Во всяком случае, нас уже не смущают сексуальные эксперименты: наоборот, теперь мы просто обязаны получать максимальное сексуальное наслаждение, а те, кто его не испытывает, «сами виноваты».
СКРЫТЫЙ МЕХАНИЗМ
Но почему мы вообще должны быть в чем-то виноваты? Откуда в нас это болезненное чувство вины?
«Основатель психоанализа Зигмунд Фрейд полагал, что в основе морали, и в том числе чувства вины, лежит эдипов комплекс, – объясняет психоаналитик Марина Арутюнян. – Любой ребенок в раннем детстве ощущает соперничество с матерью или отцом и начинает бороться за объект своей любви. Амбивалентность чувств – «я ненавижу того, кого люблю, и хочу его устранить» – вызывает ощущение «я плохой», что и приводит к чувству вины. Это естественный этап жизни ребенка, который позволяет ему затем идентифицироваться с родителем своего пола, перейти от соперничества к осознанию сходства. Ребенок постепенно начинает больше доверять себе («я злюсь на папу, но я его не убью») и родителям («они не накажут меня за мои желания, но и не дадут перейти границы»). В этом случае у него не будет причин избыточно защищать свою психику от дурных мыслей».
Но если отношения развиваются иначе и возможности доверять себе и родителям нет, ребенок может оказаться во власти «невротической вины».
Но если отношения развиваются иначе и возможности доверять себе и родителям нет, ребенок может оказаться во власти «невротической вины».
Если мы боимся кого-то обидеть, чувствуем агрессию. К кому? Если не можем объяснить себе, почему и на кого злимся, обвиняем себя
«Со временем противоречивые побуждения перестают осознаваться: так психика защищается от того, что не может вынести, – продолжает Марина Арутюнян. – И на поверхности оказывается совсем другое – ведь мы не в силах признать, что источник таких чувств, как зависть, ревность, ненависть, находится в нас самих, поэтому мы можем чувствовать себя виноватыми сами не зная в чем».
Есть расхожее представление о том, что слишком строгие родители усиливают переживание ребенком чувства вины. «Такая логика слишком прямолинейна, – возражает Марина Арутюнян. – Негативные чувства возникают очень рано: даже младенец может злиться, быть в ярости или испытывать беспомощность».
Дети, которых окружают мягкие, гуманные близкие, тоже знают, что такое чувство вины. «Эта эмоция универсальна, она основа нашей совести, морали или «Сверх-Я», как называл эту структуру личности Фрейд, – говорит Марина Арутюнян. – К примеру, ребенок боится кого-то обидеть, чувствует агрессию. К кому? Если он не может объяснить себе, почему и на кого злится, он начнет обвинять себя. К тому же дети легко фантазируют, преувеличивают».
Психоаналитик Эрик Эриксон описывал случай, когда 6-летняя девочка жила в постоянном смятении и не вступала в контакт. Выяснилось, что, когда ей было 9 месяцев, мать заболела туберкулезом и была изолирована от дочери. И тогда девочка, как объясняет Эриксон, «решила», что она виновата, что она была лишена матери, поскольку «повредила» ее плохим обращением. Только разубеждая девочку в том, что контакт с ней разрушителен для других, удалось улучшить ее состояние1.
Дети, которых окружают мягкие, гуманные близкие, тоже знают, что такое чувство вины. «Эта эмоция универсальна, она основа нашей совести, морали или «Сверх-Я», как называл эту структуру личности Фрейд, – говорит Марина Арутюнян. – К примеру, ребенок боится кого-то обидеть, чувствует агрессию. К кому? Если он не может объяснить себе, почему и на кого злится, он начнет обвинять себя. К тому же дети легко фантазируют, преувеличивают».
Психоаналитик Эрик Эриксон описывал случай, когда 6-летняя девочка жила в постоянном смятении и не вступала в контакт. Выяснилось, что, когда ей было 9 месяцев, мать заболела туберкулезом и была изолирована от дочери. И тогда девочка, как объясняет Эриксон, «решила», что она виновата, что она была лишена матери, поскольку «повредила» ее плохим обращением. Только разубеждая девочку в том, что контакт с ней разрушителен для других, удалось улучшить ее состояние1.
НОВЫЕ СТАНДАРТЫ
На бессознательные внутренние механизмы, которые привели к возникновению чувства вины в детстве, во взрослом возрасте накладываются жесткие внешние требования. Неспособность быть совершенными – этот феномен начала XXI века философ Жиль Делез (Gilles Deleuze) объясняет тем, что мы скатываемся в «общество контроля».
В мире больших корпораций «в качестве стимула и примера для подражания внедряется непримиримое соперничество: прекрасное средство мотивации, которое на самом деле противопоставляет людей друг другу и проходит через каждого, вызывая в нем внутренний раскол»2.
В мире больших корпораций «в качестве стимула и примера для подражания внедряется непримиримое соперничество: прекрасное средство мотивации, которое на самом деле противопоставляет людей друг другу и проходит через каждого, вызывая в нем внутренний раскол»2.
Мы чувствуем себя виноватыми, потому что другие внушают нам, что мы виноваты
Нельзя сделать меньше, чем сосед, невозможно уйти вовремя, взять отпуск тогда, когда хочется, или просто заболеть, не подводя коллег… 50-летний Виктор удивляется: «Как молодые ребята сегодня соглашаются работать по 14 часов в сутки? Разве им не жалко себя, свою личную жизнь? Чего ради они сидят у компьютера с 9 утра до 11 вечера? Работают в выходные, берут с собой ноутбук в отпуск? Это не укладывается в моей голове».
Все должно быть сделано идеально, и каждый день нужно делать все больше – вот два убеждения, которые эксплуатирует менеджмент крупных компаний. Их молодые сотрудники «живут» в офисе, а сразу после – беговая дорожка или тугие педали в тренажерном зале, чтобы сбросить лишние килограммы, быть в форме…
Тщательный уход за телом тоже стал нормой. Равно как и критический разбор содержимого своей тарелки. Спорт, восточная философия, здоровый образ жизни… Игнорируя эти каноны, мы страдаем от смятения. Нам стыдно?
«Трудно различить чувство вины и чувство стыда, – поясняет Марина Арутюнян. – Тот, кто снедаем стыдом, ориентируется на взгляды других людей. Ему стыдно, к примеру, быть толстым (кажется, что все смотрят на него с осуждением), но в то же время он чувствует себя виноватым, потому что чего-то не сделал, и ему нет оправдания перед его идеальным «Я»
Все должно быть сделано идеально, и каждый день нужно делать все больше – вот два убеждения, которые эксплуатирует менеджмент крупных компаний. Их молодые сотрудники «живут» в офисе, а сразу после – беговая дорожка или тугие педали в тренажерном зале, чтобы сбросить лишние килограммы, быть в форме…
Тщательный уход за телом тоже стал нормой. Равно как и критический разбор содержимого своей тарелки. Спорт, восточная философия, здоровый образ жизни… Игнорируя эти каноны, мы страдаем от смятения. Нам стыдно?
«Трудно различить чувство вины и чувство стыда, – поясняет Марина Арутюнян. – Тот, кто снедаем стыдом, ориентируется на взгляды других людей. Ему стыдно, к примеру, быть толстым (кажется, что все смотрят на него с осуждением), но в то же время он чувствует себя виноватым, потому что чего-то не сделал, и ему нет оправдания перед его идеальным «Я»
НЕРЕАЛЬНОЕ СОВЕРШЕНСТВО
«Как простить себе даже незначительную оплошность, если в нас сильна идея, что мы должны быть совершенными? – продолжает Марина Арутюнян. – Когда мы противопоставляем идеального себя реальному, мы всегда проигрываем».
Случай такого «проигрыша» описывает 35-летняя Маргарита: «Сейчас я и сама понимаю, насколько это было глупо: как-то летом я ушла из офиса последней и уже около дома вспомнила, что не выключила кондиционер. Представив, что он будет работать всю ночь и первый, кто придет, попадет в настоящий холодильник, я покрылась испариной. И потом, это же неправильно – оставлять включенными электроприборы… В общем, я вернулась, чтобы не мучиться всю ночь угрызениями совести».
Почему простая забывчивость вызвала сильное переживание, несоразмерное причине? Не получая превосходных результатов, которых ожидаем, мы спрашиваем себя: «Достаточно ли я старался?», «Хорошо ли поработал?», «Все ли отдал семье, детям?» И даже незначительные промахи могут вызывать неприятное, ноющее чувство, побуждая признать свои «ошибки».
Случай такого «проигрыша» описывает 35-летняя Маргарита: «Сейчас я и сама понимаю, насколько это было глупо: как-то летом я ушла из офиса последней и уже около дома вспомнила, что не выключила кондиционер. Представив, что он будет работать всю ночь и первый, кто придет, попадет в настоящий холодильник, я покрылась испариной. И потом, это же неправильно – оставлять включенными электроприборы… В общем, я вернулась, чтобы не мучиться всю ночь угрызениями совести».
Почему простая забывчивость вызвала сильное переживание, несоразмерное причине? Не получая превосходных результатов, которых ожидаем, мы спрашиваем себя: «Достаточно ли я старался?», «Хорошо ли поработал?», «Все ли отдал семье, детям?» И даже незначительные промахи могут вызывать неприятное, ноющее чувство, побуждая признать свои «ошибки».
Так в чем мы теперь виноваты? В основном – в собственном несовершенстве: мы не всегда счастливы, много или плохо работаем, не так воспитываем детей, недостаточно заботимся о своем здоровье и красоте. Мы чувствуем себя виноватыми, потому что другие внушают нам, что мы виноваты. Мы никогда не будем свободны от чувства вины, но в наших силах ему сопротивляться.
Вопросы эксперту
«Культура во многом основана на чувстве вины»
Марина Арутюнян, психоаналитик, член Московского психоаналитического общества и Международной психоаналитичеcкой ассоциации (IPA)
Как возникает чувство вины?
Чтобы ответить на этот вопрос, Зигмунд Фрейд вообразил и описал эпизод из праистории человечества. Деспотический отец контролировал жизнь племени и не позволял молодым самцам претендовать на свободы, в том числе на самок. Самцы взбунтовались и убили его. Они добились своего, но их мучило отцеубийство. Так возникло чувство вины. Это глубокое переживание лежит и в основе библейского грехопадения, так что в дальнейшем все строится на идее искупления, необходимости возместить ущерб, прожить заново. Получается, что человеческая культура во многом основана на чувстве вины.
Почему это переживание так мучительно?
Мучительно избыточное, невротическое чувство вины. Оно подавляет, вынуждает быть агрессивным по отношению к себе или другим. К другим, потому что вина невыносима и человек должен ее на кого-то переложить. К себе, потому что он мучается бесплодными угрызениями совести, которые скорее выполняют роль самонаказания, чем побуждают к изменениям.
Как отличить осознаваемое чувство от разрушительного?
От осознаваемой вины можно освободиться. «Никак не могу доделать работу… Посижу подольше и сделаю!» При невротическом переживании этого не происходит. К примеру, женщина обвиняет себя в том, что она – плохая мать, не читает ребенку книжки. Казалось бы, возьми и почитай. Но она не может это сделать, потому что ребенок ее раздражает, ей с ним скучно. Чтобы избежать этих чувств, не признаваться себе в них, она отдаляется от ребенка. Невротическая вина связана с глубинным переживанием «я плохой», истоки которого скрыты.
Чтобы ответить на этот вопрос, Зигмунд Фрейд вообразил и описал эпизод из праистории человечества. Деспотический отец контролировал жизнь племени и не позволял молодым самцам претендовать на свободы, в том числе на самок. Самцы взбунтовались и убили его. Они добились своего, но их мучило отцеубийство. Так возникло чувство вины. Это глубокое переживание лежит и в основе библейского грехопадения, так что в дальнейшем все строится на идее искупления, необходимости возместить ущерб, прожить заново. Получается, что человеческая культура во многом основана на чувстве вины.
Почему это переживание так мучительно?
Мучительно избыточное, невротическое чувство вины. Оно подавляет, вынуждает быть агрессивным по отношению к себе или другим. К другим, потому что вина невыносима и человек должен ее на кого-то переложить. К себе, потому что он мучается бесплодными угрызениями совести, которые скорее выполняют роль самонаказания, чем побуждают к изменениям.
Как отличить осознаваемое чувство от разрушительного?
От осознаваемой вины можно освободиться. «Никак не могу доделать работу… Посижу подольше и сделаю!» При невротическом переживании этого не происходит. К примеру, женщина обвиняет себя в том, что она – плохая мать, не читает ребенку книжки. Казалось бы, возьми и почитай. Но она не может это сделать, потому что ребенок ее раздражает, ей с ним скучно. Чтобы избежать этих чувств, не признаваться себе в них, она отдаляется от ребенка. Невротическая вина связана с глубинным переживанием «я плохой», истоки которого скрыты.
1 Э. Эриксон «Детство и общество» (Летний сад, 2000).
2 Ж. Делез «Различие и повторение» (Петрополис, 1998).
