Краткое содержание доклада профессора М.М. Решетникова «Современная специфика суицидального поведения», состоявшегося в рамках Первого форума по предотвращению суицидов «Скажи жизни ДА!» — IV научно-практической конференции «Суицидология — актуальные проблемы, вызовы и современные решения»
Есть много способов расстаться с жизнью и умереть.
Лучший из них – продолжать жить.
…В целом феноменология суицидального поведения в XXI веке претерпела определенные трансформации и начала качественно меняться. Мы должны констатировать, что введенное в науку нашей соотечественницей Сабиной Николаевной Шпильрейн влечение к смерти существует и является одним из наименее исследованных психических феноменов.
О первой специфике уже было много сказано предыдущими докладчиками. Прежде всего — это рост детского и подросткового суицида. Что касается детского, то ряд специалистов сходятся во мнении, что основные причины связаны с кризисом института семьи. Имеется в виду распад брака и расставание с одним или обоими родителями, с которыми ребенок все еще связан «психологической пуповиной». Второй негативный фактор — это резкое снижение объема времени, которое родители уделяют малолетним детям, заменяя родительскую любовь и внимание на предоставление ребенку сомнительных электронных развлечений и неодушевленных гаджетов. В качестве дополнительного фактора нужно отметить появление второго ребенка, на котором сосредоточивается все внимание, а «старший» чувствует себя брошенным и лишенным любви.
Подростковый и юношеский суицид объясняется юношеским максимализмом, переходом к бездушной образовательной (в отличие от прежней — воспитательной) модели среднего образования, кризисом идеалов и отсутствием идеологии, или точнее — объяснительной системы современности. Общество находится в условиях глубокого когнитивного диссонанса, так как значительная часть социума, включая его молодежную часть (родившуюся после 1991 года) демонстрирует приверженность традиционным идеалам российского (дореволюционного и социалистического) строя, которые явно не вписываются в современную модель моральных и общественно-экономических отношений, где культивируется индивидуализм и разобщенность. Напомню, что Николай Бердяев в свое время охарактеризовал кризис идеалов, как временное помешательство.
Самостоятельную категорию составляют дети из состоятельных семей с патологическим для молодых людей синдромом «у меня все было» и так называемых «безбашенных», регулярно попадающих в аварии на Феррари, Гелендвагенах и Майбахах. Фактически, это тоже варианты незавершенных суицидов.
В 2010-х особое внимание специалистов вызвало появлением хэштегов «групп смерти», популяризирующих в социальных сетях суицид и способы ухода из жизни. В ноябре 2016 по обвинению в подстрекательстве и доведении подростков до самоубийства был арестован один из самых известных организаторов таких групп Филипп Будейкин (группа «Синий кит»). В интервью питерской газете этот «психолог» на вопрос, действительно ли он подталкивал подростков к смерти, ответил: «Да. Я действительно это делал. Не волнуйся, ты все поймешь. Все поймут. Они умирали счастливыми. Я дарил им то, чего у них не было в реальной жизни: тепло, понимание, связь». В целом, последняя фраза, вне сомнения, страдающего психическим расстройством юноши достаточно адекватно описывает дефицит определенных чувств и одни из ведущих мотивов суицида у подростков. В первую очередь, следовало бы выделить несформированное чувство привязанности, из которого затем произрастает взаимопонимание и теплота межличностных отношений. Все эти чувства формируются только в нормально функционирующей семье. А о кризисе современной семьи уже упоминалось.
История психиатрии предоставляет множество подтверждений тому, что маниакальные и несохранные личности склонны настойчиво и предельно искренне проповедовать свои идеи, в том числе — порочные и человеконенавистнические, и иногда им это удается (достаточно вспомнить крестовые походы детей к гробу господню). Однако до 1980-х встреча с маньяком была редким и случайным событием, которое поджидало всегда более внушаемых, чем зрелые личности, детей и подростков на улице. Интернет не только ввел этих маньяков в наши дома (от ветхих жилищ до фешенебельных усадеб), но и сделал их полноправными членами наших семей, иногда даже более авторитетными и влиятельными, чем неспособные уделить ребенку достаточно времени и внимания родители. Как убедительно было обосновано в детской психологии, ребенок любит не игру, а того, кто с ним играет. А современные дети с дошкольного возраста играют не в машинки и куклы, не в мам и пап, а с гаджетами.
В итоге компьютер становится самым любимым объектом, удовлетворяющим потребность ребенка в общении, и тем почти живым существом, которому бесконечно доверяют, к которому привязываются и которому хотят понравиться, — так же, как предшествующие поколения старались демонстрировать послушание, чтобы заслужить любовь родителей. Мы явно недооцениваем эту любовную связь детей и компьютеров. А создатели групп смерти действуют достаточно психологично, с ориентацией на подростков, предрасположенных к интраверсии и испытывающих чувство одиночества. В обращениях к таким респондентам достаточно часто используются фразы типа: «Это группа для тех, кого никто не понимает, у кого есть свой голос, и кто хочет быть услышанным…».
Здесь нужно отметить еще одну специфику. В доинтернетную эпоху побуждение к суициду носило личностно окрашенный и, как правило, корыстный характер, направленный на кого-то из ближайшего окружения (в борьбе за наследство, любовный, социальный или материальный статус и т.д.). В данном случае речь идет о подстрекательстве к самоубийству совершенно незнакомых юношей и девушек, единственным мотивом которого является удовлетворение своего патологического стремления к власти над поведением и жизнью других людей, осуществляемого, по сути, — анонимно.
Нужно констатировать, что в обществе сложилась определенная мода на суицид, далеко не всегда оцениваемая однозначно. К категории суицидального поведения следует отнести движение руферов, зацеперов и тому подобных; а также увлечение вполне благополучных людей экстремальными видами спорта. Пусть кого-то это удивит, но одним из проявлений склонности к самоповреждению является массовое увлечение тату.
Дополнительно, нужно отметить, что, в отличие от определения ВОЗ (2011), утверждающего, что «самоубийство есть результат сознательных действий со стороны определенного человека», молодые суициденты в большинстве случаев действуют абсолютно спонтанно, побуждаемые чувствами, аффектами и бессознательными мотивами. Случаи полного осознания своих действий характерны почти исключительно для так называемых «альтруистических самоубийств» неизлечимо больных пожилых, основным мотивом которых является желание избавления от излишних страданий как себя самого, так и своих близких. В других случаях такие «альтруистические суициды» были следствием бегства от позора, которое в отдельных случаях имело место у ВИЧ-инфицированных в период бездумной стигматизации таких пациентов (до 8% от всех суицидов). Однако, применительно к суицидам пожилых не стоит забывать и о таком факторе, как беспросветная нищета, запущенность и заброшенность стариков. Особенно это характерно для сельской бедноты, где число суицидов на 100 тыс. населения почти вдовое превышает средний уровень по стране.
О мотиве соперничества. В начале ХХ века исследование этого мотива было наиболее убедительно обосновано при исследовании суицидов студентов венских университетов, где безусловными лидерами оказались молодые люди творческих профессий — музыканты и художники. Мотив можно было бы обозначить как «комплекс Сальери», талантливого, но не такого талантливого, как Моцарт. Тогда же Вильгельм Штекель сформулировал тезис о том, что «себя не убивает тот, кто не хочет убить другого». Мне известны несколько случаев, когда молодые люди кончали жизнь самоубийством перед дверью дома или квартиры оставивших их бывших возлюбленных.
Ранее суицид практически всегда описывался как единичный случай отдельного человека и трагедия его ближайшего окружения. Но сейчас уже описаны сотни качественно иных случаев. Самым потрясающим из них стала недавняя трагедия рейса А-320 (24.03.2015), когда страдающий психическим расстройством пилот Андреас Лубиц, совершая суицид, умышлено направил авиалайнер в склон горы, «захватив с собой» 144 пассажира и 6 членов экипажа. Это, безусловно, качественно новое проявление человеческой агрессивности и ее частного случая — человеконенавистнической суицидальности, которая пока недостаточно исследована. Давайте подумаем: а что будет, если какой-то суицидент, принадлежащий, как и пилот Лубиц, к категории субъектов высоких технологий, например, оператор атомной станции, оператор пуска баллистических ракет или даже оператор обычной плотины, захочет «прихватить» с собой несколько тысяч или несколько миллионов других? Психика — это динамическая система: еще вчера все было отлично, а сегодня — срыв. Поэтому нужна не ежегодная комиссия с участием психиатра и психолога, а динамическое психолого-психиатрическое сопровождение субъектов высоких технологий. В настоящее время — нереальная задача. Дефицит таких специалистов даже для клинических пациентов у нас в стране составляет 60 тысяч. Даже в таком мегаполисе и ведущем центре психотерапевтической науки, как Петербург, при потребности (по данным администрации города), как минимум, 763 специалистов-психотерапевтов, в настоящее время в государственном секторе действует лишь 91 специалист. Ситуацию отчасти компенсируют частные психотерапевтические центры, но они далеко не всем доступны.
Вернусь еще раз к теме суицидальных террористов. Мотив таких преступных действий, скорее всего, связан с извращенной жаждой признания, нарциссической переоценкой собственной личности и погоне за, пусть и посмертной, но славой. Кого бы, кроме местной полиции, заинтересовал, например, суицид Любица в своей квартире? А так — он получил всемирную известность. Его случай изучают тысячи специалистов.
Одно из дополнительных объяснений подобным вариантам поведения дал в 2011 наш американский коллега проф. Джеймс Фокс, который констатировал: «В американском обществе существует определенное число людей, которые озлоблены на окружающий мир, полностью им разочарованы, считают свою жизнь разрушенной и не хотят больше жить. Эти люди испытывают недостаток эмоциональной поддержки со стороны семьи и друзей. И решают жестоко отомстить тем, кто, по их мнению, несет ответственность за их неудачи и не дает им шанса справиться с жизненными проблемами. Выбирая между суицидом и кровавой расправой они, как правило, выбирают и то, и другое». Думаю, эта ситуация характерна не только для США.
Еще в 1960-е Виктор Франкл констатировал распространение в самых широких слоях населения утрату смысла жизни. Согласно приведённой им статистике, при этом возрастает уровень депрессивности, наркоманий, алкоголизма и агрессивности, в том числе — аутоагрессии. Понятие идеологии сейчас стало некой табуированной темой. И некоторые считают, что сейчас нет никакой идеологии. Это не так (к этому тезису мы еще вернемся).
Но вначале о роли идеологии. Во-первых, у любой идеологии есть две главных функции: 1) она должна быть объяснительной системой, направленной на сглаживание противоречий; 2) она должна придавать смыслы повседневному бытию и объединять этими смыслами всех граждан страны, а также предлагать позитивный образ будущего. В 1991 наш народ получил мощнейшую общенациональную психическую травму — травму утраты смыслов и веры. И в 1992 был зафиксирован пик частоты суицидов в России — 46,1 на 100 тыс. населения (а в некоторых регионах — более 60), который затем постепенно снижался, и к 2012 составил 22,4. Существует множество исследований, где анализируется связь уровня суицидов с экологическими и экономическими факторами, национальными традициями и особенностями, чего нельзя сказать о социально-психологических факторах и смыслах бытия, которые давно отсутствуют в программах и платформах практически всех партий.
В настоящее время большинство социологов и даже политиков, включая членов Правительства России, констатируют, что противоречия в общества, расслоение по материальному статусу и духовным основам единства общества нарастают. В целом, нужно признать, что такие процессы характерны не только для России, а для всего мира, где постепенно все большую популярность набирают идеи справедливости и борьбы с несправедливостью. Фактически же, эта борьба ведется против новой, никем не провозглашенной, но активно действующей идеологии. Если сформулировать ее смысл предельно кратко — это безудержная конкуренция, борьба всех против всех, сакрализация материального успеха и товарный фетишизм. Великие гуманисты ужаснулись бы такому итогу частного предпринимательства, свободной конкуренции и демократии, все более явно превращающейся в демократизм. Существует опасная и недальновидная тенденция рассматривать суициды исключительно как психологическую или медицинскую проблему. В гораздо большей степени она — социальная.
