Михаил Эпштейн. Десять личных правил.

У каждого человека есть свои правила, осознанные или неосознанные. Конечно, существуют большие заповеди: «не убий», «не кради», «не лги» — но сейчас речь о тех маленьких правилах, которые мы стихийно создаем для себя на основе личного опыта. Интуитивно стараемся следовать им, хотя это не всегда получается. И никто нас за это не осудит, поскольку в этих правилах нет ничего должного, никаких моральных предписаний. Просто у каждого человека — свой способ взаимодействия с жизнью, свой способ чувствовать себя скорее живым, чем мертвым. Поделюсь своим личным «декалогом», хотя и нельзя сказать, что я сам — образец его соблюдения.

У меня с юности, возможно, под воздействием Лао-цзы, но главным образом, как вывод из собственных болезненных взаимодействий с миром, выработалось правило: «Ничему не противостоять, ни с чем не отождествляться». Как только я чувствую, что слишком глубоко влипаю в некое движение, тенденцию, группу, я начинаю шевелиться, вылеплять себя из массы. Как только я чувствую, что начинаю намертво, в упор кому-то или чему-то противостоять, я сдвигаюсь, переношу точку упора, чтобы появилась возможность маневра, обхода, свободы движения. Моя стихия — текучая середина, чтобы всегда оставалось место и справа, и слева, чтобы не быть припертым к стене или загнанным в угол. Я стараюсь смотреть на мир двумя глазами, слушать двумя ушами, мыслить обоими полушариями мозга, проговаривать мысль на двух языках.

Нужно довольствоваться той степенью определенности, которая есть в мире. Многие наши провалы, мучения, конфликты с людьми – от попытки определить больше, точнее то, что само еще только витает в воздухе, в области возможного. Вот человек: думает то так, то этак, смотрит то туда, то сюда. Но мы не удовлетворены, пока не определим для себя: умен он или глуп, прав или не прав, любит меня или не любит. Не превышай меру определенности, заданную самим предметом, предоставь ему возможность роста и самоопределения, смотри на него сквозь расширяющийся просвет в своей системе категорий. Во всем, что есть и происходит, гораздо больше возможного, чем уже определившегося.

Правильные вещи должны делаться относительно легко. Конечно, к ним нужно прилагать усилия. Но если они все-таки не делаются, лучше оставить их в покое или по крайней мере подождать, не изменятся ли обстоятельства. Чрезмерные усилия могут привести к обратным результатам. Если ключ не вставляется в замок, не стоит его туда изо всех сил запихивать: может быть, это ключ от другого замка или замок для другого ключа? Иными словами, нужно следить, чтобы усилие не перешло в насилие над ходом вещей. Если я звоню кому-то, но после двух-трех попыток не могу дозвониться, я оставляю попытки, переношу на следующий день. Может быть, этот человек сегодня не в настроении, устал, занят, измучен жизнью, и ангел охраняет его от моих вторжений. У обстоятельств есть своя логика, поэзия, грация, им нужно доверять, чтобы не превратить их в грозную судьбу, вырастающую против тебя. Не будь мелочен и дотошлив в своих претензиях к бытию, сохраняй за ним право на крупные жесты щедрости и удачи.

Одно из главных мучений юности: приобретение наибольшего опыта с наименьшими потерями для души. Опыт ведь можно приобретать в самых злачных местах, посредством самых тоскливых экспериментов. Но при этом теряешь себя ровно в той же степени, в какой приобретаешь этот самый опыт. Для меня это было больной проблемой: нужно ли заставлять себя делать то, что не хочется, ради приобретения опыта? Нужно ли знакомиться с неизвестными девушками, ходить в чужие компании, наращивать социальные связи, притворяться ловким, свойским, общительным — и при этом чувствовать себя одиноким? Так я определял свою цель: приобретать опыт, не теряя души! Но постепенно понимал, что это почти так же сложно, как перейти реку, не замочив ног. Оставалось ходить по краю, по бережку, чтобы ноги замочить, но не утонуть. Этой осторожности, половинчатости я в себе не любил, но таким и приходилось себя принимать: нелюбимым.

Делать недостаточно лучше, чем чрезмерно. Лучше недосолить, чем пересолить. Можно добавить соль в недосоленное, но нельзя убрать соль из пересоленного. Агент действия более способен к саморегуляции и самоограничению, чем пассивный объект (среда). То, что ушло в среду, растворилось в ней, уже нельзя из нее изъять, но то, что находится во власти самого индивида, можно увеличивать. Дать дополнительно можно, взять назад — нельзя, оно уже не твое, разошлось по миру. Меру использования ресурса должен определять сам владелец. Если нельзя соблюсти золотую середину или если она неизвестна, то лучше ошибиться в сторону меньшего, чем большего. На вечеринку с неизвестным дресс-кодом лучше явиться одетым чуть более буднично, чем чересчур нарядно. Пусть на тебя смотрят скорее сверху, чем снизу. Маленький человек приятнее сверхчеловека.

Еще одно правило мне преподала мама, и я с возрастом все больше ценю ее совет: застегивать пуговицы, не перегружать других информацией о себе. Не то чтобы никому нельзя доверять, но надо исходить из энтропийности нашей вселенной, где всегда происходят какие-то утечки и расползания. Меняются отношения между людьми, близкие отдаляются, доверенные лица сами доверчивы и охотно делятся с другими… Нет более надежного хранилища сведений о себе, чем твой собственный мозг. Впрочем, несмотря на мое старание следовать этому правилу, я на шкале открытости—закрытости стою ближе к первой, и шпион/разведчик из меня бы не получился.

Если для осуществления какого-то проекта привлекается много людей, то на взаимодействие с ними уходит больше времени и энергии, чем на сам проект. Количество участников обратно пропорционально эффективности действия. Особенно если это относится к взаимодействию на одном уровне координации, например, между членами одного комитета, сотрудниками одного центра. Между выше- и нижестоящими, где действует механизм прямого подчинения, эффективность падает не так резко. Сложноподчиненные предложения выразительнее и энергичнее, чем сложносочиненные. Огромная часть энергии уходит на координацию «сложносочиненных» действий команды/группы/коллектива. Я не противник демократии, но вижу ее негативные, энтропийные свойства. Например, если я — руководитель центра, но со мной в руководящий совет входят три других сотрудника, то на согласование наших подходов и критериев, на все эти заседания уходит не меньше, если не больше времени, чем на выполнение прямых задач, стоящих перед центром. Проще всю работу выполнять самому, пользуясь лишь услугами технического работника. Эта социальная энтропия сродни дефекту массы в физике, когда масса ядра оказывается меньше составляющих его частиц, поскольку их энергия тратится на взаимную сцепку.

Обольщение — это надежда с гордыней, а надеяться лучше со смирением. Обольщаться — льстить себе: все тебя любят, все тебя знают, все тебе помогут. А надеяться — дай Бог, чтобы хоть кто-то, хоть как-то, хоть чем-то. Надежда ближе к «почти ничему», а обольщение — к «почти всему». Поэтому надежды исполняются чаще: чем скромнее, тем реальнее, надежнее. В среднем я бы определил оптимальный уровень надежды в одну пятую от того, что может быть, и тогда уровень ее исполнения может быть даже выше ожидаемого.

Какая сила воли необходима и достаточна? Та, что простирается на самого волящего, но не выходит за этот предел. Субъект имморален в двух случаях: если не владеет собой — или если пытается подчинять себе волю других. Необходима и достаточна та воля, которая действует в пределах самого субъекта. Пусть моя воля заканчивается там, где заканчиваюсь я сам. Дотягивается до границ моей личности, но за них не выходит. Это не слабоволие, а СЕБЯВОЛИЕ (не путать со своеволием и самоволием). Множество людей не владеют собой, а немногие простирают свою волю на массы людей, даже на целые народы. Порой эти крайности сочетаются. Субъект не может держать себя в руках — и пытается взять в свои руки судьбы других. Студент Раскольников, доцент Соколов… Так возникают «вшивые Наполеоны»: те, кто пытается определить, вошь он или Наполеон, — и становятся тем и другим. Правило такое: объект воли своими границами совпадает с ее субъектом. Воля должна быть достаточно длинной, чтобы простираться только на самого волящего. Еще на детей, пока они дети, или очень близких людей, если им не хватает своей воли.

В жизни все постоянно колеблется: вверх-вниз, вправо-влево, — и, если следовать с полной отдачей сил и накалом чувств всем этим зигзагам, жизнь быстро тебя измотает. Стоит вступать в игру лишь на главных поворотах. На больших дистанциях все мелкие повороты усредняются, и если следовать этой рваной линии, туда-сюда, то затратишь столько сил и времени, что на главное их уже не останется. Большинство событий оказываются обманками и пустышками, бытийным шумом. Поэтому лучше выглядывать цели на большом расстоянии и двигаться к ним прямиком, срезая углы петляющих троп.