Опубликовано Оставить комментарий

Masennus voi suojata mieltä.

Iloinen ja pärjääväkin saattaa kärsiä masennuksesta. Se on vakava sairaus mutta myös normaali reaktio, joka voi suojata sietämättömiltä tunteilta. Miten voi erottaa masennuksen normaalista alakulosta?

Joka viides suomalainen masentuu jossakin vaiheessa elämäänsä. Masennuksesta puhutaan koko ajan enemmän, sen oireet tunnistetaan aiempaa paremmin eikä niistä tunneta enää niin helposti häpeää. Silti väärät uskomukset istuvat tiukassa.

– Jotkut ajattelevat edelleen, että masennus on tahdonvoimakysymys ja että ihminen on heikko, jos hän masentuu, sanoo integratiivisen neurotieteen ja psykiatrian professori Hasse Karlsson Turun yliopistosta.

Hänestä masennus-sanaa käytetään arkikielessä turhan huolimattomasti. Jokaisella on joskus huonoja päiviä tai vaikeita jaksoja. Kaikki alakulo ei ole masennusta.

Masennus luokitellaan kolmeen eri vaikeusasteeseen: lievään, keskivaikeaan ja vaikeaan. Lisäksi puhutaan kaamosmasennuksesta, joka iskee toistuvasti pimeään vuodenaikaan.

Masennusdiagnoosin voi saada, kun oireet ovat jatkuneet viikkoja. Tilanne voi olla esimerkiksi tämä: Ihminen on jatkuvasti väsynyt tai saamaton. Mieli on matalalla. Kyky toimia ja tehdä asioita on aiempaa huonompi. Lisäksi voi olla univaikeuksia, itsesyytöksiä, keskittymiskyvyttömyyttä ja joskus jopa itsemurha-ajatuksia.

Kaikki masentuneet eivät koskaan rohkene tai jaksa hakea apua.

– Joskus ihmisten on vaikea tunnustaa, että he ovat masentuneita. Ajatellaan, että ei kai minun tarvitse apua hakea, on paljon sairaampiakin ihmisiä. Itse selviämisen vaatimus on kauhean vahva, Karlsson sanoo.

Masennus ei ole vain lamaannusta

Monen mielikuvissa masentunut vain makaa lamaantuneena sohvalla. Saamattomuus onkin tavallisin masennuksen muoto mutta ei suinkaan ainoa.

Masennus voi ilmetä myös ärtymyksenä tai fyysisinä oireina, kuten päänsärkynä, väsymyksenäunettomuutena ja vatsavaivoina. Masentunut voi olla, vaikka jaksaisi käydä suihkussa ja pitää huolta ulko­näöstään.

Koska masennuksen syyt ovat moninaisia ja ­ihmiset erilaisia, myös oireet vaihtelevat.

Joku on jatkuvasti alakuloinen, joku ei pysty nukkumaan. Yksi menettää ruoka­halunsa, toinen kykynsä keskittyä ja tehdä töitä. Moni masentunut kokee olonsa turraksi: Ilo on kadonnut. Mikään ei huvita tai tunnu miltään.

– Olemme yksilöitä. Kaikilla on oma mielenmaisemansa ja kasvuhistoriansa. Oireesta ei voi päätellä ihmisen kokemusmaailmaa, sanoo psykologi ja psykoterappeutti Nina Pyykkönen.

– Työpaikan pärjäävä ja pätevä ilopilleri voi yhtä lailla kärsiä masennuksesta. Hänen oireensa on se, että hän tsemppaa ja ponnistelee ylenpalttisesti, Pyykkönen jatkaa.

Hänestä on tärkeää muistaa, ettei ihmisen tarvitse aina olla hyväntuulinen tai reipas.

Meidän kuuluu olla välillä saamattomia, itsekkäitä, kiukkuisia ja kaikkea siltä väliltä. Tarve olla aina hyväntuulinen johtaa siihen, että ihminen voi huonosti.

Hasse Karlssonin mukaan masennuksen erilaiset oireet voivat selittyä sillä, ettei masennus ole yksi yhdenmukainen sairaus vaan yläkäsite joukolle erilaisia tiloja.

Masennus ei synny itsestään

Pitkään hoettiin, että masennus johtuu aivojen kemiallisesta epätasapainosta. Se on Karlssonin mukaan massiivinen yksinkertaistus.

Masentuneen kehossa tapahtuu paljon muutakin kuin aivokemioiden heilahtelua: stressijärjestelmä käy ylikierroksilla ja immuunijärjestelmässä on muutoksia.

– Masennusta ei voi pelkistää yksittäisiin aivojen välittäjäaineisiin, Karlsson sanoo.

Masennuksen yhteydessä mainitaan usein serotoniini, joka on aivojen välittäjäaine. Se vaikuttaa esimerkiksi mieli­alaan ja vireystilaan. On totta, että masentuneen serotoniinijärjestelmä ei toimi yhtä hyvin kuin muiden, mutta se ei ole itsessään syy sairauden puhkeamiseen.

– Yli 80 prosentissa masennuksista taustalla on selkeä laukaiseva tekijä tai pitkittynyt stressitilanne.

Terveyden ja hyvinvoinnin laitoksen ylilääkärin Jukka Kärkkäisen mukaan laukaiseva tekijä voi olla esimerkiksi läheisen tai työpaikan menetys, pitkään jatkunut työkuormitus tai jokin elämänmuutos – positiivinenkin.

– Muutos voi kuormittaa joidenkin mieltä niin paljon, että psyyke reagoi.

Osa ihmisistä on saanut perimässään taipumuksen reagoida asioihin herkemmin. Psykoterapeutti Nina Pyykkönen muistuttaa, että herkkyys itsessään ei silti aiheuta masennusta.

– Olemme sisäsyntyisesti erilaisia. Jotkut tulevat herkemmin riippuvaiseksi, joillakin on geneettistä alttiutta reagoida ympäristöön herkemmin. Kenenkään masennusta ei voi silti selittää sillä, että se on ohjelmoitu häneen. Ei alkoholismigeenikään tee ihmisestä alkoholistia.

Pyykkösestä olisi tärkeää keskittyä nykyistä paremmin siihen, miksi ihminen masentuu. Miksi elämä pakottaa pysähtymään juuri nyt? Hänestä masennuksella on usein viesti: Nyt et ole balanssissa. Tee jotain.

– En usko, että masennus tulee sattumanvaraisesti. Se tulee silloin, kun sitä tarvitaan. Sanon asiakkailleni joskus, että onnekkaita ovat ne, jotka kuuntelevat masennuksen viestiä. On kamalaa olla masentunut, mutta se on mahdollisuus tulla enemmän omaksi itsekseen.

Lääkkeet eivät auta kaikkia

Kelan tukemaa psykoterapiaa myönnetään vuosittain noin 40 000 suomalaiselle. Masennuslääkkeitä käyttää yli kymmenkertainen joukko, 400 000–500 000 ihmistä.

Monien lääkkeiden teho perustuu siihen, että ne lisäävät serotoniinin toimintaa aivoissa. Serotoniini tasapainottaa tunteita eli vie ahdistukselta terävimmän kärjen.

THL:n ylilääkärin Jukka Kärkkäisen mukaan lieviä ja keskivaikeita masennuksia hoidetaan yleensä lääkkeillä, psykoterapialla tai niiden yhdistelmällä. Vakavaan masennukseen lääkehoitoa suositellaan aina.

– Lääkehoito ei ole välttämätöntä kaikille masentuneille. Käytännössä lääkkeitä kuitenkin käytetään masennuksen hoitoon selvästi enemmän kuin terapiaa, koska resursseja ei ole tarpeeksi. Varsinkaan lyhyt­aikaista psykoterapiaa ei ole juuri saatavilla.

Uuden väitöstutkimuksen mukaan masennus voi lievittyä yllättävän nopeastikin. Joka neljännen tutkitun oireet vähenivät jo kahden hoitotapaamisen jälkeen.

Lääkkeet hoitavat oireita, mutta eivät niiden syytä. Kaikkia lääkkeet eivät auta ollenkaan.

– Viime vuosina on selvinnyt, että masennuslääkkeet eivät ole niin tehokkaita kuin niiden markkinoille tullessa ajateltiin, Hasse Karlsson sanoo.

Hänen mukaansa lääkkeiden teho perustuu paitsi biologiaan myös lumevaikutukseen. Siihen, että potilas luottaa, että lääkkeet auttavat.

Liikunta lisää mielihyvää

Masentuneet voivat saada apua myös liikunnasta. Se laskee stressi­hormoni kortisolin pitoisuutta veressä, kiihdyttää serotoniinin vapautumista keskushermostossa ja voi viedä ajatukset pois huolista.

Myös kala­öljyjen ja probioottien mielelle hyvää tekevästä vaikutuksesta on Karlssonin mukaan hieman tutkimusnäyttöä.

– Ei ole kuitenkaan todennäköistä, että vaikeaa masennusta pystyisi yksin liikkumalla hoitamaan.

Karlssonin mielestä yksi syy siihen, miksi masennusta on välillä vaikea hoitaa, on sairauden moninaisuus.

Vielä ei ole tarkkaa tutkimustietoa siitä, millainen hoito auttaa parhaiten erilaisiin masennuksiin. On kuitenkin mahdollista, että aivotutkijat pystyvät tulevaisuudessa ennustamaan, millainen hoito kenellekin toimii.

– Tutkimuksissa on esimerkiksi katsottu, miten ihmisen aivot reagoivat tiettyihin tunneärsykkeisiin, kuten surullisiin tai pelottaviin kuviin. Aivojen aktivoitumistapa on antanut viitteitä siitä, hyötyykö ihminen enemmän lääkehoidosta vai psykoterapiasta.

Masentunutkin voi tehdä töitä

Masennusta ei hoideta ajoissa tai niin tehokkaasti kuin voitaisiin, sanoo Jukka Kärkkäinen.

Hoitoon pääsy kestää liian kauan, käyntivälit ovat liian pitkiä eikä hoito ole tarpeeksi intensiivistä. Kaikki eivät saa psykoterapiaa.

– Masennuksen hoidossa tehdään paljon virheitä. Ei käytetä kaikkia hoitomenetelmiä. Mielenterveyspalvelut eivät saa sitä määrää resursseja, mitä potilasmäärät edellyttäisivät. Tilanne maksaa yhteiskunnallekin tosi paljon.

Vuonna 2018 työkyvyttömyyseläkkeelle jäi masennuksen vuoksi 3 500 suomalaista. Se on Kärkkäisen mielestä liikaa. Hänestä pitkien sairauslomien määrääminen ja eläkepäätösten tekeminen kertoo siitä, ettei työn merkitystä mielenterveydelle ymmärretä tarpeeksi hyvin.

Pitkää sairauslomaa parempi vaihtoehto olisi se, että masentuneet tekisivät töissä sen minkä jaksavat.

– On väärinkäsitys, että työn tekeminen ei sopisi masentuneelle. Masennus voi pahentua, pitkittyä ja kroonistua, jos jää pois työelämästä. Toiminnan suuntaaminen muualle on hyvä keino edistää mielen­terveyttä.

Monissa tapauksissa työ ei ole vain työtä. Se antaa yhteisön, johon kuulua, ja voi nostaa itsetuntoa ja pystyvyyden tunnetta.

– Useimmille työ on terapiaa. On myös työpaikkoja, joilla työntekijöille järjestetään intensiivisiä psyko­terapioita.

Luonnollinen reaktio

Masennus on diagnosoitava sairaus, mutta pitäisikö siihen suhtautua jonakin muuna?

Psykoterapeutti Nina Pyykkösen mielestä on ongelmallista, että masennuksesta puhutaan sairautena, jonka voi vain hoitaa lääkkeillä pois. Diagnoosiin keskittyvä puhe antaa hänestä ymmärtää, että masennus on itse ongelma eikä seuraus jostakin.

– Jos ihminen on ihan toimintakyvytön, lääkkeet auttavat häntä pääsemään terapiaan ja pitämään huolta itsestään. Ne eivät kuitenkaan saa olla lopullinen ratkaisu. Jos masennus hoidetaan vain oireena pois, sen syy jää kohtaamatta.

Pyykkösen mielestä masennus on luonnollinen selviytymisreaktio: kun elämässä tapahtuu liikaa kuormittavia asioita, masennus ikään kuin kääntää tunteet pois päältä.

– Ei masentunut ihminen useinkaan vain itke. Ennemmin hän kokee, että kaikki tuntuu merkityksettömältä. Vaikka masennus on kokemuksena hirveä, sen tarkoitus on suojata mieltä.

Hasse Karlsson ymmärtää, miksi masennuksen sairaudeksi kutsumista kritisoidaan. Hän kuitenkin muistuttaa, että ihminen saa ja hakee apua todennäköisemmin, kun saa jonkin diagnoosin. Koko nykyinen hoitojärjestelmä perustuu diagnostiikkaan.

– Masennus on luonnollinen reaktio samalla tavalla kuin se, että kun ihminen kaatuu, häneltä katkeaa luu. Tai kun käyttää liikaa suolaa, verenpaine nousee, ­Karlsson sanoo.

Millaista elämää elät?

Joskus masennus on pitkäaikainen seuralainen. Se voi kroonistua, uusia tai kestää vuosia. Mitä vakavampi masennus on, sitä todennäköisemmin se uusii. Asia on hyvä tiedostaa, mutta mikään väistämätön luonnonlaki se ei ole. Masennuksesta voi parantua.

– Suuri osa masennuksista tulee ja menee, eikä välttämättä uusi. On tärkeä muistaa, että masennukseen on tehokkaita hoitomenetelmiä, Jukka Kärkkäinen sanoo.

Joskus masennus on kivulias mutta opettavainen kokemus.

Psykoterapeutti Nina Pyykkösen vastaanotolle tulee usein nelikymppisiä ihmisiä, jotka miettivät, miksi masentuvat, kun elämässä on kaikki hyvin: hyvä työ, parisuhde, lapsia. Pyykkösen mukaan kyse on usein perinteisestä keski-iän kriisistä.

– Kaikki elämän ensimmäisellä puolikkaalla tärkeät asiat voivat tuntua yhtäkkiä ihan merkityksettömiltä. Terapiassa ihminen alkaa tutkia omia arvojaan ja sitä, onko elänyt itsensä näköistä elämää vai toteuttanut muiden toiveita.

– Kun asioita pääsee käsittelemään ja on mahdollisuus tulla enemmän omaksi itsekseen, masennus usein väistyy.

Joskus masennuksen käsittely saa ihmisen muuttamaan asioita, joihin ei ole ollut elämässään tyytyväinen.

– Toipuneet sanovat usein, että vaikka masentuminen oli kamalaa, nyt tuntuu onnekkaalta. Ilman masennusta he eivät olisi ikinä lähteneet tutkimaan elämäänsä ja tehneet itselleen oikeita arvovalintoja.

Masennus vai alakulo?

Surut ja pettymykset kuuluvat elämään, eikä kaikki alavireisyys tai väsymys ole masennusta. Jos epäilet, että olet masentunut, kysy itseltäsi nämä kysymykset.

1. Kuinka kauan oireeni ovat kestäneet?

Huonoja päiviä ja viikkoja on jokaisella, mutta masentuneen alakulo ei mene ohi, vaikka aikaa kuluu. Masennusdiagnoosin kriteerinä pidetään sitä, että oireet ovat jatkuneet yli kaksi viikkoa.

2. Jaksanko tehdä arkisia asioita?

Käydä suihkussa, tiskata tai katsoa lasten perään? Syönkö normaalisti? Kärsiikö elämän­laatuni? Moni masentunut kokee olonsa lamaantuneeksi. On vaikea keskittyä ja saada pieniäkin asioita aikaiseksi.

3. Koenko kaikenlaisia tunteita?

Osa masentuneista kokee, että masennus leikkaa tunteilta, huonoiltakin, terävimmän kärjen. Psykoterapeutti Nina Pyykkösen mukaan se on inhimillinen reaktio, kun elämässä on liikaa kuormitusta. Hänen mukaansa masennus ikään kuin suojelee ihmistä sietämättömiksi käyviltä tunteilta.

4. Elänkö itseni näköistä elämää?

Teenkö asioita, jotka ovat minulle tärkeitä ja vastaavat arvomaailmaani? Masennuksen voi laukaista sekä muutos että muutoksen puute. Olo voi olla kurja, vaikka elämässä olisi näennäisesti kaikki hyvin.

5. Hyötyisinkö avusta?

Apua on hyvä hakea viimeistään, kun oireet ovat jatkuneet pitkään, elämänlaatu heikkenee ja arkisista asioista on vaikea suoriutua. Apua saa esimerkiksi omalta terveysasemalta tai työterveyshuollosta.

 

https://www.eeva.fi/

Опубликовано Оставить комментарий

Особенности головного мозга при патологических страхе, тревоге, негативной аффективности.

В сентябре 2022 г. в журнале Translational Psychiatry был опубликован метаанализ, проведённый Xiqin Liu et al., который стал первым исследованием, посвящённым выявлению нейроанатомических особенностей тревоги, страха и сниженного настроения при генерализованном тревожном расстройстве (ГТР), большом депрессивном расстройстве (БДР) и расстройствах, связанных со страхом. Авторы выяснили, что снижение объёма префронтальной области и островковой доли ассоциировано с ГТР и БДР, а снижение объёма в стриатуме – с расстройствами, связанными со страхом. Эти находки могут служить терапевтическими мишенями в будущей клинической практике.

Тревожные расстройства – одни из наиболее часто встречающихся психических расстройств. Они представляют собой некий континуум «страх/тревога», на одном конце которого находятся расстройства, проявляющиеся страхом определённых ситуаций (фобические расстройства, паническое расстройство [ПР], социальное тревожное расстройство [СТР], агорафобия), а на другом – состояния, сопровождающиеся диффузной тревогой неопределённости (ГТР). Согласно модели психопатологических факторов, первая группа расстройств относится к дименсии «страх», а ГТР/БДР – к дименсии «тревога/страдание» или «дистресс». Интересно, что ГТР и БДР имеют общие симптоматику и генетику, а агорафобия может сопутствовать практически любому тревожному расстройству.

 

Нейробиологические маркеры тревожных расстройств не определены. Исследования на моделях животных и людей показали, что за страх ответственны центральные ядра миндалевидного тела, а за тревогу – ядро ложа терминальной полоски (BNST). Исследования здоровых лиц не выделили каких-либо значимых особенностей в структуре головного мозга. Результаты пациентов с тревожными расстройствами оказались противоречивыми, что, вероятно, связано с небольшой выборкой. В исследованиях с большим числом респондентов ни при ГТР, ни при СТР не обнаружилось изменений в объёмах серого и белого веществ головного мозга. В исследованиях с трансдиагностическими моделями определялось уменьшение объёма серого вещества в нижней фронтальной извилине при ГТР и расстройствах, связанных со страхом. Однако эти результаты требуют дополнительной проверки. С целью ее осуществления авторы нового исследования отобрали работы, в которых при помощи воксельной морфометрии изучались особенности строения головного мозга у лиц с ГТР, фобическим и паническим расстройствами, агорафобией, СТР, БДР; проводилось сравнение с группой контроля. Исследование с резистентными к лечению случаями, с повторяющейся депрессией исключались из анализа.

 

Всего было отобрано 9 работ с ГТР, 23 работы с расстройствами, связанными со страхом и 46 работ с БДР. У 8,4% респондентов ГТР сопровождалось другим тревожным расстройством или БДР. У 15% пациентов с расстройством, связанным со страхом, отмечались ещё и ГТР или БДР. У 5% респондентов с БДР обнаруживалось тревожное расстройство.

 

При сравнении пациентов с ГТР с группой контроля (226 человек в каждой группе) авторы выяснили, что объём серого вещества головного мозга снижается в области островковой извилины слева, в левой верхней височной извилине, в нижней лобной извилине. При снижении порога измерения к этим областям добавились левый таламус, правая язычная извилина и верхняя теменная извилина. Объём серого вещества увеличивался в правой парацентральной дольке. Действительно, в предыдущих исследованиях обнаруживалось, что дефицит в роландическом оперкулуме/инсуле связан с ГТР, а также с более высокими уровнями тревоги. Недостаток нисходящего контроля со стороны нижней лобной извилины может вызывать недостаток регуляции эмоций и контроля тревоги и тревожных мыслей при ГТР.

 

Согласно другим исследованиям BNST играет важную роль в моделях тревоги у животных и человека. Однако в настоящей работе авторы не увидели изменений в данной области при ГТР. Это может означать, что патологическая тревога не связана с BNST или что невозможно с помощью воксельных исследований обнаружить изменения в данных областях.

 

При сравнении респондентов с расстройствами, связанными со страхом, с группой контроля (918 и 989 человек соответственно) не было выявлено различий в структурах головного мозга. При изучении подгрупп при СТР (444 человека) и ПР (370 человек) не было зафиксировано значимых отклонений в объёме различных областей мозга. Воксельных исследований фобий оказалось недостаточно для формулирования какого-то вывода. При снижении порога измерения обнаружилось увеличение объёма серого вещества в левой язычной извилине и правой язычной извилине при всех расстройствах, связанных со страхом, а также при отдельном измерении СТР. Этот показатель может отражать степень тяжести расстройства. Функциональные изменения в данной зоне ассоциированы с нарушением восприятия эмоциональных стимулов. Объём серого вещества снижался в области правой островковой извилины, верхней височной извилины справа при фобиях.

 

При сравнении пациентов с БДР с группой контроля (2 575 и 2 866 человек соответственно) авторы отметили снижение объёма серого вещества в области орбитофронтальной коры и правой островковой доле. При снижении порога измерения к этим областям добавились правая верхняя височная извилина, передняя поясная кора, парасингулярная и парагиппокампальная извилины. Изменения в орбитофронтальной коре ассоциированы с когнитивными, аффективными и социальными нарушениями при депрессии. Предыдущие исследования регистрировали изменения в средне-задней части островковой доли при различных психических расстройствах: ПТСР, шизофрении, нервной анорексии. Это может свидетельствовать о нарушении интероцепции при данных заболеваниях. Однако при этих расстройствах наблюдаются изменения в левой средне-задней островковой доле, тогда как новое исследование показало изменения в правой средне-задней её части, что требует дополнительных экспериментов.

 

Сравнение ГТР с БДР и с расстройствами, ассоциированными со страхом, позволило обнаружить следующее. При ГТР в большей степени, чем при расстройствах, ассоциированных со страхом, снижался объём серого вещества в медиальной префронтальной коре, правой островковой доле, правой угловой извилине и нижней теменной извилине. Медиальная префронтальная кора является основной частью сети пассивного режима и отвечает за рефлексию, контроль эмоций, формирует устойчивость к дистрессу. Возможно, снижение объёма в этой области способствует формированию реакции капитуляции перед стрессами.

 

При расстройствах, ассоциированных со страхом, объём серого вещества в большей степени снижался в области покрышки справа. Другие исследования изменений в области покрышки при СТР, фобических расстройствах демонстрировали неоднозначные результаты.

 

Объём серого вещества при ГТР больше, чем при БДР, уменьшался в области нижней лобной извилины.

 

При расстройствах, ассоциированных со страхом, объём серого вещества в области правой медиальной префронтальной коры и язычной извилины увеличивался в большей степени, чем при БДР.

 

Измерение коморбидности ГТР и БДР с расстройствами, ассоциированными со страхом, показало нестабильность различий между ГТР и БДР. Это может означать, что специфические для ГТР и БДР изменения объёма серого вещества головного мозга могут зависеть от коморбидности ГТР и БДР с другими психическими расстройствами. Расстройства, рассматриваемые в новом исследовании, очень распространены в обществе. Тем не менее на сегодняшний день такие пациенты далеко не всегда отвечают на терапию. Поэтому достаточно интересной представляется возможность научиться влиять на анатомические структуры головного мозга, ассоциированные с указанными заболеваниями. Так, многими учёными изучается польза транскраниальной магнитной стимуляции (ТМС), тренинг биологической обратной связи на основе фМРТ. Оценить эффективность этих методов можно, воспользовавшись данными нового исследования, обнаружившего изменения в головном мозге при том или ином заболевании.

 

Автор перевода: Вирт К. О.

 

Редактура: Явлюхина Н. Н.

 

Источник: Xiqin Liu et al. Pathological fear, anxiety and negative affect exhibit distinct neurostructural signatures: evidence from psychiatric neuroimaging meta-analysis. Translational Psychiatry.

https://www.nature.com/articles/s41398-022-02157-9

https://psyandneuro.ru/

https://psyandneuro.ru/

Опубликовано Оставить комментарий

Что такое скрытая депрессия и как она маскируется под другие болезни?

Что такое маскированная депрессия? - Журнал «Холод»Депрессию принято ассоциировать с набором симптомов, связанных с настроением: люди испытывают тоску, тревогу, чувствуют себя подавленными и апатичными. Однако не всегда депрессия бывает явной: можно не ощущать подавленности, зато мучиться из-за целого набора болезней, против которых не помогает никакое лечение. Тогда речь может идти о маскированной, или скрытой, депрессии, при которой эмоции вытесняются в тело. «Холод» поговорил с психиатрами и людьми, у которых была такая форма депрессии, о том, как именно она проявляется, почему маскируется и насколько сложно ее лечить.

В 2015 году 23-летняя Карина Муравьева из Москвы (имя и фамилия героини изменены) оказалась в отношениях, которые она называет деструктивными и созависимыми. «Все пять лет, пока мы были вместе, мой партнер обвинял меня во всех смертных грехах, говорил, что ему со мной неинтересно, что он меня не любит и никогда не любил, постоянно на меня срывался, — рассказывает она. — Хотя он меня не бил, однажды залепил мне пощечину. Еще к нему нельзя было прикасаться, кроме как во время секса — в котором я соглашалась на многое, чего не хотела. Я тогда подсела на вещества, потому что, когда мы их вместе принимали, это было единственным состоянием, в котором он был готов проявлять доброту, нежность и любовь».

Вскоре после начала этих отношений у Карины начались разнообразные проблемы со здоровьем: не прекращался цистит, болел то живот, то спина, руки и ноги, три раза случался пульпит (воспаление внутренней ткани зуба).

«У меня было ощущение, будто каждый день отваливается что-то новое, — говорит она. — Два года я ходила в поликлинику, как на работу, но у меня ничего не находили — хотя боли не прекращались. Я была у терапевта, кардиолога, гастроэнтеролога, хирурга, сделала кучу снимков спины, бесконечно сдавала кровь. В какой-то момент стала просто открывать приложение с врачами, листать, и такая: так, вот у этого я еще не была, может, он мне что-то новое скажет».

Все, что назначали врачи, Карине не помогало. Только на лечение цистита, говорит она, ушло около 100 тысяч рублей: ей постоянно делали капельницы и даже пытались заливать в мочевой пузырь гиалуроновую кислоту, чтобы создать защитный слой.

«Не знаю, как я тогда вообще работала, — вспоминает Карина. — У тебя все болит, тебе все время холодно, тебе мужик всю ночь промывал мозги и говорил, что ты сука, которая испортила ему жизнь, а утром нужно вставать и ехать на работу, которую ты ненавидишь, — копирайтеркой. Но потом я попала к очень хорошей терапевтке. Она сказала: “Кажется, это работа психиатра, а не моя,” — и выписала направление в клинику неврозов. Там мне сразу поставили рекуррентную депрессию».

История Карины типична для пациентов с маскированной депрессией — ее еще называют скрытой или соматизированной. От обычной такая депрессия отличается тем, что проявляется в основном телесно, а не психологически.

В Международной классификации болезней маскированная депрессия указана под кодом F32.8: другие депрессивные эпизоды, к которым относятся и соматизированные. Как объясняется в классификации психических расстройств по МКБ-10, такой диагноз ставится, когда есть смесь соматических симптомов с постоянной болью или истощаемостью, у которых при этом нет органических причин — как бывает у «классических» больных.

«Человек может жаловаться, например, на головную боль или боли в животе, на слабость, потерю аппетита. При этом никаких органических нарушений — язв, рубцов, воспалений — у него не обнаруживается», — объясняет психиатр и научный журналист Виктор Лебедев.

Головная боль, проблемы с ЖКТ, боли в спине и груди — вообще одни из самых распространенных симптомов скрытой депрессии. Но встречается и множество других: например, тошнота, головокружение, кожный зуд, постоянная усталость, необъяснимая боль во всем теле и даже икота.

Часто людям с маскированной депрессией сложно описать, что именно их беспокоит: боль как будто мигрирует по разным частям тела. Связь между симптомами нередко тоже не прослеживается: например, одновременно могут быть головные боли, учащенное сердцебиение и расстройство кишечника. И чем больше разнообразных жалоб, тем выше вероятность маскированной депрессии.

«Было ощущение, что я все вылечил, а вот поджелудочная осталась больная»

«В 15 лет я экстерном заканчивал школу, и прямо перед экзаменами меня очень жестко отпиздили на улице — у меня было сотрясение мозга, сломан нос, половина глаза залита кровью, — рассказывает 30-летний видеомонтажер Артем Маневич. — Из-за этого я пропустил то ли один, то ли два ЕГЭ, уже не помню. Примерно в это же время я узнал, что девушка, в которую я был влюблен, переспала с моим лучшим другом. Меня переебало, и в какой-то момент я обнаружил, что безвылазно сижу дома и ничего не делаю. Так продолжалось до 20 лет».

В 20 лет у Артема начались проблемы со здоровьем: то сильно болела спина, то ему казалось, что сейчас он упадет в обморок, то кололо в области сердца. Он несколько раз вызывал скорую, думая, что у него сейчас случится сердечный приступ, но врачи говорили, что с ним все в порядке, давали глицин и советовали обратиться к специалистам.

По врачам Артем ходил около полугода. В какой-то момент ему диагностировали вегето-сосудистую дистонию — несуществующее заболевание, которое не зафиксировано в Международной классификации болезней (этот диагноз не ставят за пределами стран бывшего СССР). Из-за этого Артем долго посещал невролога — та прописывала ему разные препараты, но они не помогали.

Так происходит у многих людей с маскированной депрессией. Поскольку походы по врачам, многочисленные обследования и назначенное лечение не приносят никаких результатов, человек начинает думать, что у него редкое заболевание, а доктора просто некомпетентны. Попытки вылечиться могут продолжаться годами (27% пациентов обращаются к психиатру больше чем через пять лет после начала заболевания), пока кто-нибудь наконец не направит такого человека к психотерапевту или психиатру.

«У человека может не быть жалоб на настроение и психологическое состояние, но если покопаться, он расскажет про то, что его увольняют с работы, или дети болеют, или еще что-то. Расспрашиваешь, а он говорит: “Недавно я поймал себя на мысли, что живу на 10 этаже — можно же спрыгнуть”. И тогда опытные врачи обычно отправляют к психиатру», — говорит Лебедев.

С Артемом Маневичем примерно так и произошло. Один из терапевтов в конце концов сказал ему, что, раз многочисленные обследования ничего не показывают и никакие из назначенных лекарств не помогают, причина может быть в стрессе — и посоветовал сходить к психотерапевту или хотя бы заняться медитацией.

К психотерапевту Артем тогда не пошел: как он говорит, помешали советские представления о психиатрии и страх обнаружить неприятную правду про себя — а медитацией занялся, и это частично облегчило его состояние, — но сильные боли в боку, которые его на тот момент беспокоили, никуда не делись. Женщина, с которой Артем занимался медитацией, сказала, что у него могут быть проблемы с поджелудочной.

«У меня даже не было мысли, что это психосоматика — несмотря на то что симптомы были все время разные. Было ощущение, что я все вылечил, а вот поджелудочная осталась больная. Я опять стал ходить по врачам, сдал все анализы, мне сказали: “Вы здоровы. Может, вам стоит все же к психотерапии обратиться?”. Я подумал: ладно, раз не помогла восточная практика, я попробую. Психотерапевт для меня был последним шагом».

Психиатр Павел Бесчастнов говорит, что, по его опыту, врачи других специальностей к психотерапевтам направляют редко: чаще всего пациенты приходят к нему, перепробовав все возможные варианты — даже походы к священникам или шаманам. В какой-то момент эти пациенты находят форумы или сообщества людей с похожей ситуацией, где рекомендуют сходить к психологам или психиатрам.

То, что пациентов не направляют к психотерапевтам, Бесчастнов объясняет тем, что психиатрическая медицина «немного на отшибе»: врачей других профилей не учат опознавать психиатрические проблемы, так что у них нет привычки думать в этом направлении и на психосоматику они почти не обращают внимания. Еще одна причина, которую выделяют специалисты: пациенты часто не сообщают о депрессивных симптомах (вроде подавленности и угнетенности), сами не распознавая их, и это мешает врачам поставить правильный диагноз.

«Оказалось, что это мои подавленные эмоции так проявляются»

Если человек не осознает свое эмоциональное состояние и у него нет привычки рефлексировать, это само по себе может быть причиной, по которой депрессия «прячется» за телесными симптомами. Лебедев считает, что то, как именно проявляется депрессия — в большей степени соматически или психологически, — может быть следствием воспитания. Например, если ребенку запрещали проявлять эмоции, они вытесняются в тело, и высок риск того, что, если у человека разовьется депрессия во взрослом возрасте, она будет маскированной.

О том же говорит и Бесчастнов. По его словам, даже если у человека с соматизированной депрессией есть жалобы на эмоциональное состояние, по разным причинам он может не относиться к ним всерьез — и тогда соматические симптомы могут прогрессировать.

«Я думал, что я просто бесполезный кусок говна, который сидит дома и ничего не делает, и не знал, как это объяснить, а слово “депрессия” у меня в голове даже не возникало», — рассказывает Артем Маневич.

У мужчин, по словам Бесчастнова, такое бывает особенно часто в силу их гендерной социализации: в российском обществе, например, считается, что мужчины не должны обращать внимания на эмоциональные всплески, не могут испытывать сильных неконтролируемых чувств.

«Когда я пошел на терапию, оказалось, что это мои подавленные эмоции так проявляются, — говорит Маневич. — Выяснилось, что гуляющей болью по всему телу, которая у меня была, организм реагирует на тревогу, гнев и другие эмоции».

Некоторые психиатры предполагают, что дело еще и в том, что общество в принципе серьезнее относится к телесным симптомам, нежели к психическим нарушениям, — и из-за этого люди тоже могут вытеснять психологические проблемы, которые от этого могут начать проявляться через соматические симптомы.

Однако специалисты — как, например, Бесчастнов — говорят, что описанных выше причин, почему депрессия «маскируется», может и не быть. Факторы могут быть и исключительно биологическими: человек может хорошо осознавать свои эмоции, не запрещать себе их проявлять и не иметь внутренних зажимов — но депрессия у него все равно будет проявляться в основном телесно. Какие именно процессы влияют на это, науке пока достоверно неизвестно: человеческий мозг для этого еще недостаточно изучен.

«Мы еще не знаем, как в принципе эта машинка работает, поэтому и не знаем, как она ломается, — говорит Бесчастнов. — Многое зависит от базовых особенностей психики, ядра личности. Почему кто-то чаще болеет простудными заболеваниями, а кто-то кишечными? А ни почему. Разные люди имеют разную устойчивость к разным болячкам. Так же и с депрессией: такой вот мозг тебе сошел с конвейера».

Одно из биологических объяснений того, почему депрессия может проявляться в виде боли в разных частях тела и органах, — нарушение передачи сигналов нейромедиаторами: серотонином и норадреналином. Кроме того, стресс может увеличивать выброс кортизола, адреналина и норадреналина, что в результате приводит к изменениям, например, в кровеносных сосудах и работе кишечника.

Иногда получается замкнутый круг. Например, психологическое напряжение может приводить к напряжению физическому: человек часто принимает напряженную позу, а она приводит к болям в спине и головной боли. Постоянная боль, в свою очередь, еще больше усугубляет психологическое состояние. Бесконечные походы по врачам и лекарства, которые не помогают, тоже влияют на эмоциональное состояние человека, усиливая телесные симптомы.

«Теперь, когда у меня болит бок, я пытаюсь понять, что меня беспокоит»

Когда человек с описанными выше проблемами все-таки доходит до психиатра, с большой вероятностью ему назначают антидепрессанты: специалисты сходятся на том, что депрессию без таблеток вообще вылечить сложно, а маскированную — тем более. Исследования показывают, что чем больше соматических симптомов или чем сильнее боли, тем хуже организм реагирует на лечение.

«Я на антидепрессантах уже третий год, — рассказывает Карина Муравьева. — Мы с врачом два раза пытались снизить дозировку, но у меня появлялись суицидальные мысли. А потом началась война, и я решила, что я пока с ними поживу. Лучше уж всю жизнь пить антидепрессанты, чем хотеть себя убить».

Соматические симптомы у Карины стали проходить уже через две недели и больше практически не возвращались — помимо таблеток, помогла психотерапия. Карина говорит, что иногда все еще появляется аритмия и учащенное сердцебиение, если сильно перенервничать, но она научилась с этим справляться самостоятельно.

«Я поняла, что можно перенести фокус с сердца, чтобы не паниковать. Я придумала упражнение: как будто я выныриваю из своего тела и переношу внимание на внешнюю оболочку, выпрямляю грудь, собираю мышцы — это сложно объяснить — и понимаю, что я больше не слышу, как сердце колотится. Тогда становится легче», — рассказывает она.

Иногда депрессию получается вылечить без таблеток — правда, по словам Бесчастнова, это, скорее, исключение. Но именно так и произошло у Артема Маневича. После начала психотерапии боль у него стала уходить довольно быстро: разницу он заметил в первые полгода.

«Мы обсуждали с психотерапевтом вещи, как мне казалось, не связанные с болью: например, мои взаимоотношения с мамой, учебу, работу или отношения с девушкой, — рассказывает он. — И когда мы это проговаривали, выясняли, что вызывает гнев, тревогу, обсуждали, что я могу позволить себе это чувствовать — это неожиданно облегчало все мои физические симптомы».

Боли у Артема проявлялись еще в течение нескольких лет, хотя и гораздо реже. «Я все равно каждый раз ходил к врачу, проверялся, — вспоминает он. — Когда мне говорили, что это какая-то непонятная фигня, я думал — а, ну это психосоматика. И тогда с этим было уже легче справиться».

К психотерапевту Артем ходил еще шесть-семь лет с перерывами: он понял, что это ему помогает во многом — например, общаться с матерью и выстраивать свои границы. Периодически он чувствовал, что терапия ему в данный момент не нужна, и заканчивал ее. Потом снова понимал, что потребность возвращается, — и опять начинал посещать психотерапевта.

«Каждый раз, когда происходил какой-то пиздец в жизни, ко мне возвращались соматические симптомы, — говорит Артем. — Сейчас я по крайней мере признаю, что это проявление эмоций, которые я не хочу проживать — чаще всего гнева. Благодаря терапии я стал понимать, что с этим делать. Теперь, когда у меня болит бок, я пытаюсь успокоиться и понять, что меня беспокоит: не забивать далеко эти мысли, а пытаться найти в голове, проработать то, что меня не устраивает и бесит».

Психиатры считают, что к лечению депрессии стоит подходить комплексно: использовать и медикаменты, чтобы снять симптомы, и психотерапию, чтобы устранить причины расстройства и научить человека справляться с проявлениями болезни.

По словам Бесчастнова, если совсем не лечить депрессию, она может прогрессировать, и физическое состояние постепенно будет ухудшаться — но до определенной точки, в которой процесс остановится. «Очень редко бывает так, что это делает человека совсем нефункциональным, — объясняет Бесчастнов. — Тут, как и с другими хроническими заболеваниями, — жить можешь, но плохо».

Зато после лечения жизнь может поменяться кардинально. «Депрессия забрала у меня больше 10 лет жизни. Сейчас в карьере я проделываю тот путь, который должна была проделать 10 лет назад, — говорит Карина. — Я потихоньку вкатываюсь в журналистику, хотя, честно говоря, мне бывает стыдно: мне 30 лет, а я прошусь куда-то стажером. Но я пытаюсь себе объяснять, что ничего стыдного в этом нет: тогда я не могла это сделать — а теперь могу. И у меня больше почти ничего не болит — настолько, насколько может не болеть у человека в 30 лет, который не ведет активный образ жизни. И если бы не война, сейчас был бы лучший период в моей жизни. Я впервые чувствую себя молодой».