Моя жена не справилась с послеродовой депрессией.

Ежегодно 10 сентября во всем мире отмечают День предотвращения самоубийств. Вчера в блоге педиатра Сергея Бутрия, нашего постоянного эксперта, вышла заметка о том, что часто педиатры в своей работе сталкиваются с послеродовой депрессией. По данным ВОЗ, ей подвержены около 13 % недавно родивших женщин. При отсутствии адекватной психологической и медикаментозной помощи это состояние заметно увеличивает риск суицида. После публикации Сергею написал отец одной из его маленьких пациенток — его жена покончила с собой, когда малышке было около трех месяцев. С разрешения доктора и автора письма The Village публикует эту историю.

Как и многие, я думал, что самоубийства и депрессия — это не про мою семью. Я был уверен, что, когда нет финансовых проблем, когда в семье друг друга любят, не пьют, не ругаются и в целом живут очень счастливо, ничего не должно произойти. Я считал, что путь от депрессии к самоубийству занимает месяцы или годы. Оказалось, это может случиться практически мгновенно и больше похоже на вирус или сердечный приступ — болезнь может прогрессировать буквально за несколько часов.

Моя жена всегда была очень ответственным человеком, сильно переживала, если что-то не получалось. Мы долго готовились к появлению ребенка, но сначала решили встать на ноги: сменили несколько городов, наконец обосновались в Москве и обзавелись собственным жильем. В целом мы были образцовой семьей, никогда не ругались (соседи даже посмеивались, что мы не живем дома — слишком тихо мы себя вели), старались всего добиться сами, а не просить помощи у родителей или знакомых. Все было прекрасно: поездки по России и за границу, отпуска в теплых краях, горные лыжи зимой — в общем, любящая, счастливая семья.

С беременностью все получилось не сразу: жене пришлось принимать гормональные препараты (вообще, из-за гормональных проблем жене пришлось перенести несколько операций). Долгожданная беременность проходила на фоне постоянных переживаний жены: лишь бы чего не случилось. Она была под постоянным контролем врачей, несколько раз лежала на сохранении и всю беременность принимала гормоны. Еще с начала беременности я старался снять с жены все домашние обязанности: робот-пылесос, всю готовку я взял на себя, максимально оградил от труда и постоянной рутины. Роды через кесарево прошли успешно, малышка родилась вполне здоровой. Нашему счастью не было предела, проблемой было только грудное вскармливание: дочка неохотно сосала грудь, приходилось докармливать ее сцеженным молоком.

Когда малышке было два месяца, ее с женой забрали в инфекционную больницу по скорой — с рвотой на фоне аденовируса. Слава богу, дочка довольно быстро выздоровела, но стресс в больнице и новые рекомендации врачей по питанию вынудили жену отказаться от грудного вскармливания. Это только усилило ее переживания — она очень боялась осложнений после больницы. Мы сдали на всякий случай кучу анализов (сделали даже ЭЭГ), показали ребенка нескольким специалистам — все анализы были прекрасными, как и заключения врачей.

Несмотря на уверения, что все в пределах нормы, жена сильно переживала, что дочка слишком много спит и плохо ест (и может, например, не просыпаться на кормление). На фоне этого она сама стала меньше есть, у нее появились признаки тревожного поведения — в основном жестикуляция, перебирание пальцами. По этим и другим признакам я понял, что это уже не обычная ее гиперответственность, а проявления послеродовой депрессии.

Прочитав кучу статей в интернете о материнском выгорании и депрессивных состояниях, я решил, что для начала жене надо срочно сменить обстановку. Я взял отпуск, и мы поехали в подмосковный отель, в который она давно хотела съездить с ребенком. Я надеялся, что отдых в спа, бассейны, полное отсутствие рутины и необходимости что-то делать помогут жене перезагрузиться и немного прийти в себя. Но отдых не помог: ее состояние если и изменилось, то совсем немного — есть она, конечно, стала лучше, но без особого желания. В последний день отдыха, когда дочка в очередной раз, по мнению жены, слишком долго спала, она опять разнервничалась и упала в обморок от высокого давления.

Я понял, что не справляюсь и нужна помощь. Написал подруге жены, которая для нее всегда была авторитетом — хотел, чтобы жена если не со мной, то с другими делилась переживаниями, не замыкалась в себе. Она записалась к психоаналитику на выходные. Вернувшись в Москву, мы в очередной раз показали дочку знакомому педиатру, который снова подтвердил, что с малышкой все прекрасно. Но, даже несмотря на все это, жена не могла успокоиться. Мы вместе решили, что без специалистов и помощи дома не справимся — она согласилась на приезд моей матери и визит психиатра.

Я срочно купил своей маме билеты, на следующий день она уже была у нас. В обед к нам домой приехал психиатр из частной клиники. После осмотра и беседы он предложил жене лечь на обследование в реабилитационный центр (для назначения препаратов сначала необходимы дополнительные анализы крови и ЭЭГ) либо пройти обследование у них в клинике — правда, это произошло бы только через два дня, так как была пятница, а в выходные клиника не работала. Во время визита врача жена стала раскрываться, проплакалась, после нашла в себе силы наконец-то рассказать о переживаниях своей матери и отцу, поплакать с ними. От госпитализации она отказалась — не хотела расставаться с дочкой. Ну и с ее аргументацией «я же не больная, зачем мне стационар» я согласился — думал, что ребенок рядом необходим.

После общения с психиатром жена прекратила закрываться в себе, стала говорить. Плюс после приезда моей мамы в доме стало немного спокойнее. Жена даже стала планировать возможную поездку к моим родителям — чтобы сменить обстановку и иметь рядом людей постоянно. Это же она и рассказала на приеме у психоаналитика в субботу. В целом мне казалось, что ей становится лучше. В воскресенье у нас был прекрасный день: мы долго гуляли в парке, фотографировались с дочкой, жена уже стала с аппетитом есть, планировала дополнительно сходить на прием к другому психиатру и после консультации, через неделю, поехать к моим родителям. Вечером мы сходили вместе в магазин, потом с удовольствием поужинали дома — жена улыбалась, решила нагладить мне рубашек на работу, как-то стала сближаться, а не просто сидеть и переживать. С отличным настроением мы легли спать.

Утром я проснулся от непонятного шума. Дочка еще спала, а жены не было рядом. Я понял, что у нас открыта дверь и что шум доносится из подъезда. Встал, увидел, что жены нет нигде в квартире, хотел выйти на лестничную клетку, но на пороге меня встретил полицейский. «Вы знаете где ваша жена?» — «Нет. С ней все в порядке?» — «Нет». — «Она жива?» — «Нет…»

Дальше я плохо помню происходящее: я упал и какое-то время был без сознания… Моя жена проснулась рано утром, не одеваясь, в ночнушке, вышла в подъезд, отправила мне прощальное сообщение и вышла из окна 16-го этажа.

Я тысячу раз пытался понять, когда, что и как я мог сделать. Я никогда не смогу перестать винить себя. Я предполагаю, что в нашей истории есть большая вероятность влияния гормонов, так как у жены и раньше были с этим проблемы, а послеродовая перестройка организма и переживания из-за ребенка в больнице стали спусковым крючком. Все мы люди разные, и кажется, что наше поведение абсолютно нормально. Кажется, что чья-то гиперответственность, если она с рождения была, — это обычное дело, никогда не подумаешь, что это привести к серьезным состояниям. Моя жена была психологом по образованию, но из этой сферы ушла в HR — поняла, что ей будет слишком тяжело с ее характером работать психологом. Ее однокурсница, практикующий психолог, говорила, что она была бы на последнем месте из всех знакомых, кто по психотипу, по ее мнению, мог бы пойти на такой шаг.

Я пытаюсь справляться. Но, как показал мой визит к психологу, у меня это не очень хорошо получается. Я только в самом начале этого пути — на следующей неделе будет 40 дней, как все это случилось, поэтому сейчас у меня стадия глубокого отрицания. Я стараюсь об этом не думать, плюс ко всему у меня дочка, к которой я абсолютно всем запрещаю подходить со слезами на глазах — с ней только улыбки, только позитив. И это довольно тяжело. У меня дома сейчас моя мама, ее мама — я понимаю, что если я буду поддаваться своим эмоциям, то весь дом будет в таких же эмоциях, а не с этого нужно начинать. Мне очень помогли мои друзья, которые каждый вечер приезжали и разговорами, общением выводили меня из этого состояния и из этих мыслей, потому что если я оставался один, то, как только дочка засыпала вечером, погружался во все это.

Единственное, что я сейчас понимаю: нужно отвлекаться. Психолог мне объяснила, что нужно дальше делать: со своим психотипом я могу остаться в этом состоянии отрицания и буду где-то внутри себя хранить. Но это ведь тоже ни к чему хорошему не приведет, а позже может очень плохо сказаться на отношениях с дочкой, поэтому мне обязательно нужно пройти все стадии, не скрывать эмоции. Я стараюсь заниматься организационными делами: похороны, заочное отпевание. Я не знал, что такое существует, но, оказывается, у православных есть каноническая комиссия, в которой можно просить прощения — они могут разрешить заочное отпевание сделать. Для меня это стало каким-то утешением, для ее родителей — тем более.

Сейчас ощущения какой-то безысходности внутри нет, есть пустота, страх, понимание того, что нашей семьи в привычной форме больше нет и не будет. Я понимаю, что в таких пограничных ситуациях нельзя до конца разобраться, что внутри у человека, что им движет и как именно все происходит. Многие говорят, что не факт, что мою жену можно было спасти, я бы очень хотел испробовать все шансы. Я очень ее люблю, она всегда будет самой лучшей. Наша дочь очень на нее похожа, я сделаю все, чтобы она была счастливой. Главное, что я хочу сказать тем, кто находится в подобной ситуации: не все, что пишут в интернете, вам подойдет — нужно обязательно идти к специалистам как можно раньше, до появления каких-то критических симптомов. Берегите себя и своих близких.

Анна Этингоф

врач-психиатр, психотерапевт, кандидат медицинских наук

Беременность и роды — это не совсем стандартная ситуация для организма. Часто послеродовая депрессия возникает у женщин, у которых и до беременности наблюдались расстройства настроения или другие фазные расстройства — беременность может просто спровоцировать более тяжелое состояние. Стоит различать послеродовую депрессию и так называемую депрессию декретного отпуска. Если для первой спусковым крючком служат роды и гормональная перестройка организма, то декретная депрессия накапливается в течение первого года жизни ребенка: триггерами служат однообразный ритм жизни, высокая нагрузка и относительная изоляция мамы с ребенком.

На что обращать внимание? На особенности поведения, вялость, пассивность, слезливость, перепады или какую-то неправильную цикличность настроения (например, женщина в первой половине дня чувствует себя тяжелой и разбитой, а к вечеру ей вроде легчает) — важно, когда в таких перепадах прослеживается определенная закономерность. Нарушения сна тоже могут быть симптомом, правда, в случае с новорожденным нарушение сна трудно обсуждать, но в целом нужно обращать внимание на недостаточный, поверхностный сон, не приносящий отдыха. Также депрессивные состояния проявляются нестабильностью давления, более частыми жалобами на головную боль, психосоматикой. В тяжелых фазах депрессия сопровождается жесткими запорами (естественно, не единичными случаями).

Тяжелую апатию с суицидальными мыслями ни в коем случае нельзя оставлять без контроля: в такой ситуации нужна медикаментозная поддержка — лучше, если она будет проводиться в стационаре, где врачи смогут подобрать необходимые препараты для лечения депрессии. Часть антидепрессантов и нейролептиков несовместима с грудным вскармливанием, поэтому врачи назначают их только в тех случаях, когда возможные риски для состояния мамы и ребенка превышают вред от приема лекарств.