Я врач, доктор медицинских наук, невролог, психиатр, психотерапевт и специалист по психосоматической медицине. Нас, врачей, всегда учили облегчать боль, лечить болезни, слабость, в общем, лечить dis-eases (болезнь: dis (англ.) — не; ease (англ.) — покой, свобода). Важно понять, что состояние dis-ease — это не просто болезнь. Отделим «dis» от «ease» — и оно будет означать состояние, в котором вы чувствуете себя несвободно. Мы, врачи, имеем возможность с помощью различных тренингов и лекарств освободить людей от всего, что беспокоит их физически, умственно или духовно. Эти три части разделяют искусственно, но они составляют единое целое. Каждая клетка нашего организма содержит физическую, умственную и духовную часть. Их нельзя отделить друг от друга, они — целое. Нельзя же человека разодрать на части.
Это разделение было результатом точки зрения, господствующей в 18 веке, когда человек, который всегда был единым и неделимым, стал делиться учеными на тело и разум. В 18 и 19 веках некоторые медики стали специализироваться в области психиатрии. Первым известным нам психиатром был Филипп Пинель, француз, который родился в 1745 году и умер в Париже в 1826 году. В то время разделение тела и души создало два различных вида медицины — занимающийся состоянием тела и занимающийся состоянием разума. Нас учили (и я тоже к этому стремился) облегчать всю боль, уничтожать ее так, чтобы человек действительно мог наслаждаться своей жизнью. Вот почему мы изобрели такое множество способов облегчать боль, живя сегодня в эпоху обезболивающих лекарств.
Как врачу мне понадобилось много времени, чтобы понять, что простое облегчение боли не является моей целью. Я обнаружил, что за всеми страданиями, болью, болезнями и всеми теми состояниями, которые вызывают dis-ease, лежит жажда и голод по духовному. Эти жажда и голод — не что иное, как стремление человека снова стать единым целым. В любую секунду нашей жизни эта боль присутствует в нас и заставляет нас страдать, она дает знать, что надо что-то решать с нашими духовными потребностями.
Врачи — врачеватели тела и разума, психиатры, психологи, психотерапевты, доктора, имеющие дело с физической и умственной стороной человеческой сущности, специалисты по психосоматической медицине — до сих пор игнорировали эту жажду к воссоединению, этот голод по духовности. Они искали способы, методы и теории, при помощи которых можно было дать определенное облегчение человечеству, освобождение от любой боли. Они заставляют человека больше ничего не чувствовать, погружая его в состояние сонливости. Люди перестают понимать, от чего они действительно страдают и что им действительно нужно. Они погружаются в состояние, в котором освобождены от боли, но освобождены и от чувств; состояние, называемое анестезией; оно позволяет им забыть, что с ними творится на самом деле.
Промышленность создала множество болеутоляющих средств и так называемых транквилизаторов, которые мы имеем на сегодняшний день. Она создала все эти «изумительные» средства (такие как Valium и Librium), которые могут быть действительно хороши, когда используются в нужный момент в течение короткого времени для облегчения боли. Мы изобрели электрошок, чтобы хоть на короткий срок заставить пациентов забыть о существовании жажды и голода по близости с другими людьми,забыть о невозможности смириться с собой, своим прошлым или с ошибками, сделанными в жизни. Электрошок заставляет забыться.
Мало того, мы еще изобрели метод, который называется лоботомия. Сегодня мы используем методы шока только на недоминирующих полушариях мозга: для тех, кто работает правой рукой, — на левом полушарии; для левши — на правом. Эмоциональная память находится в недоминирующем полушарии. Эмоции выражают наше расщепленное Я, нашу жажду и голод по ощущению себя дома в этом мире, желание почувствовать тепло, обрести веру и уверенность в отношениях с нашим вечным Началом. Фактически все эти доктора наук и врачи, психиатры, психологи и психотерапевты, сами того не подозревая, изобрели способы, которые показывают, как мы можем жить, не испытывая боли, не зная и не чувствуя связи с Богом и нашим естеством. Все эти способы являются попыткой жить, не утоляя голода и жажды по Вечному. Фрейд пробовал это сделать. Юнг пробовал это сделать. Адлер пробовал это сделать. Гештальттерапия, психодрама и все другие виды психотерапии пробуют это сделать.
Надежды, порождаемые существованием этих методов, и желание пациента наконец найти облегчение и решение своих проблем мешают человеку сделать это самому — он надеется, что терапевт и все его методы помогут ему. Когда все эти надежды, рождаемые психотерапевтическими методами, иссякают, и человек падает на дно, — именно тогда и появляется возможность для установления новой связи с собой, с другими людьми и, благодаря всему этому, новой связи с Богом. Ни один человек не безнадежен, пока он способен испытывать голод, потому что в конце концов он научится искать то, что утолило бы его голод и жажду.
Между тем, мы чувствуем себя ужасно, и знаем, что это болезнь. Но депрессия — это еще и защитный механизм, позволяющий спрятаться от конфликта. Это как защитный рефлекс у животного, например, кролика, когда он при виде змеи замирает, всем своим видом как бы говоря: «Я уже мертвый, поэтому меня совершенно незачем кусать». Именно это мы делаем в депрессии: мы прячемся. Мы не встаем на ноги и не встречаемся с реальностью лицом к лицу. Это сигнал тревоги, который говорит нам, что нам стоило бы проснуться и сказать себе: «Хватит! С этим надо что-то делать». Медицина действует методом от противного. Она дает нам нечто, что помогает забыть о наших нуждах. Мы совершаем так много поступков, которых стыдимся, но все они, даже преступления, всего лишь выражение нашего бессилия удовлетворить свои потребности.
Если человек не упражняет свои члены и мускулы, они становятся слабее и слабее. То же самое происходит и с нашими душевными мускулами: они становятся тоньше и тоньше. Мы изумляемся, когда жизнь бросает нам вызов, и мы не способны ответить на этот вызов. У нас, фактически, развивается духовная атрофия. Наше современное общество создает людей, ответственных за удовлетворение наших потребностей. Мы имеем тонкие душевные мышцы и платим этим людям. А они водят нас за ручку и говорят: «О, все не так уж плохо! Я знаю ответ. Не беспокойтесь! В нашей химической лаборатории мы изобрели кое-что для вас. Вы больше не будете чувствовать боль, причиняемую вам вашим dis-ease”. Мы создали множество вещей в нашем обществе, которые отбирают у нас нашу способность нести ответственность. Лучшее, что может случиться с человеком в нашем обществе, это болезнь и чувство нездоровья, — это сигнал тревоги, который говорит, что его потребности не выполняются. Тогда человек может начать делать что-то настоящее…
Решения, предлагаемые нам медициной, психологией и психотерапией, не удовлетворяют наших потребностей. Медицина и современная хирургия могут спасти нашу жизнь, но врачи только помогают нам выжить, нам самим нужно найти способы удовлетворять свои потребности. Теперь ОТВЕТСТВЕННОСТЬ (respons-able) НЕСУ Я. Это удивительное слово! Оно звучит одинаково в английском, французском и немецком языках. Оно значит «становиться способным отвечать». Оно значит «научиться находить правильный ответ на вызовы, требования и конфликты, предъявляемые нам жизнью».
В нас еще есть многое, что вызывает голод и жажду, но мы знаем, что в наших силах удовлетворить этот голод и эту жажду. Мы больше не одиноки. Мы можем получить помощь, слушая других, но мы учимся давать больше правильных ответов, становясь ответственными за себя. Я сейчас не могу себе представить ничего лучшего, чем поделиться чувствами с другим человеком. В нас скрыто столько этого богатства, что мы можем полными горстями одаривать им каждого, кто попадется на нашем пути. Я могу делить радость и любые переживания с другими людьми. И это для меня высшая награда.
Вальтер Х.Лехлер
Психосоматическая клиника
Бадхерренабл, Западная Германия